Рассказы, стр. 1

Сергей Литовкин

Рассказы

Родился в 1951 году в Калининграде (бывшая Восточная Пруссия) в семье советского офицера. Говорить по-русски научился в Каунасе, а читать и писать — в Риге. Школу закончил в Ленинграде и начал казенную службу, поступив в военно-морское училище в Петродворце. Близко познакомился с кораблями ВМФ в Средиземном море и Атлантике, а также с испытательными подразделениями на всей территории СССР и за его пределами. Завершил военную карьеру в Генштабе ВС России капразом (полковником). Есть масса печатных научных трудов и десяток изобретений в специальных изданиях для ограниченного круга узких специалистов. Первая литературная публикация — стихи «Автобиография избирателя» в газете «Известия» в 2000 году. В редакции предложили попробовать написать что-либо в прозе, что и делает до сих пор. Рассказы и стихи появлялись в газетах, ежемесячниках, а также сборниках: «Антология русско-немецкого стиха 2001», «Новая Стихия», «Другой мир» и «В море, на суше и выше...». Есть персональный, изредка обновляемый сайт и электронные публикации в библиотеках и клубах Интернета. Прописан в Москве, но живет в подмосковном поселке и старается делать это с удовольствием.

ДИССЕРТАЦИЯ

— Читайте мои труды, — услышал я уже в пятый, наверно, раз от своего прямого и совершенно непосредственного начальника, подполковника Мишина. Если четыре предыдущих команды относились ко всему военно-научному коллективу подразделения, то в данном случае фраза могла предназначаться только мне, ибо разговор шел с глазу на глаз. Впрочем, разговором это назвать можно было только условно. Начальник возбужденно ерзал задом по сиденью стула, пребывая за своим командным столом, а я, вытянувшись по стойке «смирно», отслеживал взглядом интенсивную жестикуляцию, производимую его верхними конечностями. Недовольство руководителя было вызвано тем, что, выходя из комнаты на перекур, я оставил на столе какой-то секретный отчет по НИР, а не запер его в один из многочисленных железных ящиков. Попытка оправдаться малым сроком моего пребывания в этом достойном военном НИИ и незнанием местных обрядов, правил и обычаев вызвала еще большее возмущение. Когда же я сослался на то, что в комнате оставался сторожем целый майор ПВО, это было воспринято как вызов.

— Вы на своем корабле, наверно, не позволили бы себе такое безобразие. Вот! Где, где Вы хранили там режимные документы? — с лукавым, но грозным подвохом спросил подполковник.

— Под матрасом в каюте, — честно ответил я и осекся, глядя, как багровеет его лицо, — но не такие уж и секретные были документы, — попытался я исправиться, — так, барахло разное...

— Вы, Вы, Вы...!!! Та-а-а-рищ старший лейтенант! Прекратите!! Не смейте! Идите!

— Есть! — ответил я и, щелкнув каблуками, двинулся к выходу из кабинета.

Тогда и услышал я брошенную мне вслед фразу о чтении его трудов.

— Есть! — повторил я и, произведя очередные круговые развороты, направился выполнять последнее приказание. Во всяком случае, я это воспринял именно как приказание.

Я еще только осваивался с ролью младшего научного сотрудника, но уже знал местонахождение библиотечного фонда НИИ, где за железными запорами под грозными грифами хранились зафиксированные на бумаге научные мысли, озарения, отчеты и справки. Отыскав по каталогу диссертацию Мишина Григория Семеновича, я написал на бумажке ее инвентарный номер и сунул эту записку в зарешеченное окошечко, где ее приняла строгая хранительница всех тайн и архивов. В ответ я получил три разноцветных линованных листочка и разъяснение, что труды моего начальника носят очень высокий статус секретности. Для допуска к ним надо собрать штук шесть автографов должностных лиц на полученных бланках. В том числе, нужна и подпись самого автора, — Мишина.

Когда я, в очередной раз постукав каблуками, попросил начальника подписать мне допуск к его недавно защищенной, кандидатской диссертации, он несколько замялся. Мне почудилось даже, что — смутился. Бумажки он подписал, но при этом все время прятал глаза и что-то бубнил, словно оправдываясь. Как выяснилось из его дальнейших путаных заявлений, диссертация еще не представляет завершенного результата и будет основой для новых исследований. Впереди еще много уточнений и детальных разработок при написании докторской монографии. А некоторые существенные вопросы нельзя было раскрывать подробно по причине возможной утечки секретов во вражеский стан. Пока он обкручивал свой ученый труд различными цепочками слов, я начал кое-что понимать и, в конце концов, — до меня дошла простая истина. Оказывается, фраза — «Читайте мои труды!» — несла в себе скрытый оскорбительный смысл, показывая ничтожество подчиненного, его лень и бездарность. Достаточно близким аналогом можно было считать любимый вопль нашего старпома с эсминца «Г-вый»:

— Кретины! Сволочи! Всем — неделя без берега! Марш по боевым постам дерьмо вылизывать!

Для меня все сразу стало на свои места и на душе полегчало. Вот она, — специфика военной науки. Было чуток стыдно за свою непонятливость, но я решил идти до победного конца и, быстро собрав остальные подписи, приступил к изучению «изысканий начальника»

Впервые в жизни я держал в руках индивидуальный труд известного мне человека, заслужившего право именоваться кандидатом наук. Некоторые злопыхатели, правда, успели посеять сомнения в душе, обзывая кандидатские диссертации развернутыми челобитными о повышении должностного оклада, но мое преклонение перед учеными было еще непоколебимо.

То, что я прочитал, в вольном изложении представляло собой следующее.

«Когда Земля была еще теплой и по ней ползали ящеры и бегали мамонты, никто понятия не имел о всяких радиоустройствах и их излучениях. Но даже если бы кому-то захотелось разобраться в этом, то ничего бы не получилось. Причина очевидна: не было еще марксизма-ленинизма, без которого ничего путного и истинно научного никто сделать не мог. Естественно, что ящеры и мамонты вымерли, оставив в науке следы малозначительные. В современную эпоху кое-кто, вооружившись самым передовым философским учением, кое-что наворотил в теории, практике и технике. Неплохо, но, правда, Мишина и современную армию такой вариант не очень удовлетворяет, ибо допускает ошибки во всяких расчетах, что снижает точность попадания наших снарядов в противника. Это не удивительно, так как вся теория разрабатывалась задолго до последнего партийного съезда, мартовского пленума ЦК и указаний министра Обороны на прошлогоднем совещании руксостава. Опираясь на правильное мировоззрение и его интенсивное развитие в последних партдокументах, Григорий Семенович позволил себе заподозрить, что некая лямбда (какая-то величина) при неопределенных условиях может свихнуться и подчиняться не обычной, а вычурной зависимости от неких произвольных параметров (восемь листов формул). Затем мой начальник запихивает эту лямбду во все ему известные радиоустройства военного назначения, схемы и формулы (тридцать девять листов математических значков), утверждая, что подозрения могут оправдываться без нарушения общей картины мироздания. В последнем разделе вопрос неадекватного поведения лямбды уже считается доказанным ранее. Теперь автор приводит фотографии и графики, полученные не без его участия из окружающей среды. Иллюстрации показывают, как совершенствуется мировая гармония путем введения дополнительной подпорки под нее в виде шальной лямбды. Благодаря всему этому Мишин надеется повысить эффективность всего излучающего, отражающего и стреляющего по врагу на величину от нуля до трех процентов. Это в среднем соответствует годовой экономии для народного хозяйства двух эшелонов зерна или небольшого склада боеприпасов. Для реального достижения результатов надо, конечно, провести еще пару НИР и ОКР, но это — дело третье. Все вышеизложенное проиграно на ЭВМ и имеет положительные заключения уважаемых, в определенных кругах, специалистов»