Хрустальная ваза, стр. 17

Карл Тунберг покраснел как рак.

— Мой специальность узкий? Вы так говорите со мной, с мастер-живописец Карл Тунберг? — закричал он.

— Ну да, чего вы волнуетесь-то?

— Убирайтесь отсюда сей минут, или я вам этот кисточка распишу ваш нос.

— Ну, ну, полегче!

Тунберг двинулся было к Василию Ивановичу, но подручный схватил его за руку. Девушки завизжали, Настя ни жива ни мертва.

— Вот дурак-то! — говорит Василий Иванович. — Но подожди ж ты у меня! Я тебе докажу! Все равно по-твоему не будет.

И Василий Иванович пошел в гутенский цех, к Прокопу Машине.

В цехе гутенском был перерыв. Машина курил трубку и разговаривал со своим помощником.

Василий Иванович прямо к нему:

— Машина!

— Что?

— Как ты думаешь, нужно молодежи нашей учиться?

— Обязательно, — отвечает Машина.

— Так вот пойди и поговори с ним, с дураком этим, Карлом Тунбергом. Он не хочет отпускать Настю в фэзэу. Говорит, что она у него выучится. Я говорю, что он многому ее научить не может, что девочке, кроме рисования, и другим предметам поучиться нужно.

— Правильно, — согласился Машина.

— Да, но он стоит на своем. Да еще драться было полез ко мне.

Все засмеялись.

— Вот так Тунберг! Какой петух нашелся!

— Ты подумай, к нам в школу много молодежи просится. Мы некоторым отказываем даже, не можем еще всех принять, тесновато у нас. Но для таких, как Настя, у которых способности большие, мы делаем исключение, принимаем вне очереди, потому что они пользу принесут производству впоследствии большую. А он хочет сразу прикрепить ее к своему столу, ничему больше не учивши. Ты поговори, пожалуйста, с Настей сам, ты ведь над ней опекун. Ну и с ним, с Тунбергом этим, потолкуй.

Машина пыхнул трубкой.

— С Настей разговор короткий. Она девочка умная, учиться любит и будет. А с Тунбергом и говорить нечего. Тут разговаривать не с ним нужно, а опять-таки с директором, с завкомом. Раз совет школы постановил, то Тунберг зря тут ерепенится. Он просто сгоряча это так, а потом и сам одумается.

— Да, но на практике она все-таки у него будет работать? И если он вздумает, то может плохо к Насте относиться.

— А вот уж тогда я с ним потолкую! И потолкую как следует, — сказал Машина.

Василий Иванович ушел успокоенный. В самом деле, чего он волновался-то? Ему сразу бы об этом говорить надо было с Машиной, а не с этим чудаком Тунбергом. Уж Машина теперь сделает все, как надо, он всегда добивается того, чего нужно добиваться. Он такой!

XX. Настю приняли в школу ФЗУ

Настя с радостью согласилась учиться в школе ФЗУ: ведь там она будет с Любой вместе! И потом же, когда она кончит школу, она станет настоящим мастером, все будет знать. Люба визжала от радости и плясала. Ее только одно огорчало, что они не вместе кончат школу.

Машина опять ходил к директору и в заводской комитет, опять улаживал Настины дела. Он и к Тунбергу заглянул.

— Ты что обижаешь Василия Ивановича? — сказал он Тунбергу.

— Я обижать? Нет, он сам меня обижать! Узкий специальность мой назвал. Я, Карл Тунберг, могу все рисовать, а он «узкий» говорит.

— Ну ладно, ладно! О чем тут толковать? Настя учиться должна, как ты думаешь?

Карл Тунберг вздохнул и сказал:

— Она очень хорошо работает, она и у меня рисовать хорошо научилась бы. Но я, конечно, не школа, в школе другой предмет есть. Там ее все предмет обучать будут. Конешно, я все это понимайт.

— Да, там, брат, все: и физика, и химия, и все такое. А молодежи все это нужно, им придется после нас жить и работать. Ну, бывай здоров, рисуй узоры свои! — сказал Машина Тунбергу на прощанье.

— Дядя Прокоп, вы меня простите, — говорит Машине Настя, когда он домой из завода вернулся.

— Это за что же? Это в чем же ты провинилась передо мной? — нахмурился Машина.

— Как же… Все вам заботы из-за меня.

— Вот ежели ты так болтать будешь, то я разобижусь в самом деле. Ишь ты какая, рассуждать научилась! — рассердился Машина.

И Настя сама видит, что зря она сказала. Об этом не нужно было говорить: ведь дядя Машина добрый, он любит всем помогать, не только ей. И она давно уже заметила, что он очень доволен бывает, когда ему удается кому-нибудь помощь оказать.

Все подруги Настины радовались за нее, все смотрели на нее теперь, как на равную.

— Выйдет из девочки толк.

— Ну, еще бы! Она способная и старательная, а из таких-то всегда толк выходит, — говорили о ней рабочие.

В школе ФЗУ, на испытании, Насте было стыдно: по всем предметам, кроме рисования, у ней были неважные отметки.

— Ничего, ничего, ты наверстаешь, мы тебе поможем, — утешал ее Василий Иванович.

И Настю зачислили в состав учеников школы ФЗУ, в первую группу…

Никогда Настя не собиралась так старательно, так долго, как в первый раз в школу ФЗУ. Ведь там много девочек, ребят, нужно же, чтобы замарашкой ее не назвали в первый же день.

Она достала было самое хорошее платье свое, голубенькое, но Люба отняла его у нее.

— И думать не смей надевать это платье, — сказала Люба.

— А какое же? — спрашивает Настя.

— Темно-коричневое, вот какое. Школа не клуб, ты не на спектакль идешь, а учиться. А то вырядишься, как попугай, смеяться будут ребята. У нас там ребята насмешники!

И Люба начала рассказывать ей о ребятах и девочках…

И Настя стала ходить в школу ФЗУ, стала фабзайчонком, как называют учеников ФЗУ в Дятькове…

А вот о том, как она училась там, работала на заводе, коротко не расскажешь, об этом нужно еще такую же книжку писать.