Пространство Готлиба, стр. 1

ПРОСТРАНСТВО ГОТЛИБА

Дмитрий ЛИПСКЕРОВ

ПИСЬМО ПЕРВОЕ

Отправлено 11-го октября

по адресу: Москва, Старый Арбат, 4

Евгению Молокану.

Скорее всего, вы так и не отважились написать мне первым. Существует, конечно, малая вероятность того, что конверт с письмом затерялся где-нибудь по пути, завалившись под стол в каком-то мелком почтовом отделении… При нашей встрече вы говорили, что никогда не писали писем, за исключением писем к своей матери, да и то в нежном возрасте – с просьбой выслать небольшое количеств денег на нужды пионера-повесы, прозябающего в летнем лагере без сигарет и фруктового портвейна. Также вы откровенно поведали, что испытываете некий мистический ужас перед чистым листом бумаги и, когда сидите над ним, ощущаете себя "неполноценным". Я специально взяла слово неполноценный в кавычки, так как оно произнесено вами и я бы совсем не хотела, чтобы вы в самом начале нашей переписки обиделись.

На самом деле белизны бумаги бояться не стоит. Это то же самое, что нервничать перед девственницей. Вам не двадцать лет, а потому отбросьте комплексы и – вперед! Неуверенность в этом деле только помеха! Знайте, сомнения могут погубить взрослого мужчину. Громадный опыт самца может оказаться бесполезным перед юной и непорочной девой… Попробуйте купить пачку мелованной бумаги и положите на письменный стол так, чтобы видеть ее, увесистую, большую часть времени. Еще лучше, если вы вытянете из пачки один лист наполовину, так, чтобы он торчал и как бы приманивал вас своей непорочностью, как бы провоцировал своим острым уголком пачкануть по нему красными чернилами.

Совершенно не важно, что вы никогда не прибегали к эпистолярному жанру, дабы общаться с кем-то через тысячи верст. В этом деле начать никогда не поздно. Не поленитесь, выберитесь в какой-нибудь антикварный магазин и приобретите в нем дорогостоящий чернильный прибор. Он будет стоять на зеленом сукне вашего стола и черным мрамором пушкинских бакенбард напоминать о куче потраченных на бездарное приобретение денег. Тогда ваша рука непременно испытает желание обмакнуть в монблановские чернила остро отточенное гусиное перо и написать хотя бы бранное слово.

Поначалу, прошу вас, не стесняйтесь и пишите обо всем, что придет в голову! Начать можете хоть с биографических данных или про то, как в нашей первой столице проистекает жизнь. Хотите – описывайте бредущих под вашими окнами пешеходов, выступление Президента или перескажите мне субботнюю эротическую программу! (Всегда корю себя за излишне острый язык, но надеюсь, что вы не из тех, кто придает этому чрезмерное значение.) В общем, пишите обо всем, к чему поведет мысль, к чему потянется рука. Мне интересно все то, что будет происходить от вас! Потратьте достаточное время на обдумывание, но не развращайте себя паузами больше недели, так как письмописание этого не любит и пальцы могут протечь мыслями в пустоту. С этими наставлениями прощаюсь и надеюсь в скором времени получить от вас любую весточку.

С уважением

Анна Веллер

P.S. Вкладываю в письмо конверт с моим обратным адресом.

ПИСЬМО ВТОРОЕ

Отправлено 29-го октября

по адресу: Санкт-Петербургская область,

поселок Шавыринский, д. 133.

Анне Веллер.

Уважаемая Анна!

Несколько дней мучился тем, как начать ответное письмо. Сначала я написал – многоуважаемая Анна, затем попробовал – здравствуйте, Анна, после написал – дорогая, еще просто – Аня, пишет вам… И так с десяток начал, пока не пришел к данному. Скорее всего, и оно нехорошее. Вы уж простите меня.

Воспользовался вашим советом и отправился в антикварный магазин. Их очень много в наших арбатских переулках. Есть и большие и маленькие. Но все они для туристов. Цены в них высокие, а по-настоящему хороших вещей мало. Я все же купил чернильный прибор. Продавец сказал, что он когда-то принадлежал Максиму Горькому, что из этой чернильницы писатель заправлял свою ручку-самописку и писал ею роман "Отчаяние". Думаю, что продавец врет, да и самописок, как мне кажется, тогда еще не было. Так или иначе, я купил прибор. Он оказался таким тяжелым, что пришлось вызванивать своего приятеля и просить помочь мне. Бычков, это фамилия моего приятеля, был очень удивлен, когда мы втаскивали чугунную чернильницу в мою квартиру. Он все время спрашивал, зачем мне такая дорогая и бесполезная вещь, а я уходил от ответа. Бычков пытался мыслить логически и строил разные версии. Он говорил, что если я хочу написать книгу о своей жизни, то лучше купить несколько шариковых ручек, а не тратить четырнадцать рублей с половиной на такое неудобство, как чернильница. Хотя, конечно, у тебя много свободного времени, размышлял он далее, так что ты можешь позволить себе заправлять ручки чернилами, а потом часами отмываться от фиолета в ванной. Еще он сфантазировал такую версию, что я просто собрался коллекционировать антиквариат. Впрочем, Бычков эту мысль тут же отверг, оглядев мою не очень богато обставленную квартиру, хотя откуда он знает, может быть, я коплю.

По правде говоря, я уже было собрался вам писать сам, так как отыскал в портмоне ваш адрес, записанный мною на календарике за прошлый год, но тут получил письмо от вас.

Мне стало приятно, что вы обо мне вспомнили, так как сам я считал, что наша мимолетная встреча не обязывает нас вступать друг с другом в переписку.

Я на самом деле никогда не боялся чистой бумаги, вероятно, вы меня не так поняли, но, как вы и сказали, положил пачку бумаги на письменный стол, хотя он у меня не обит зеленым сукном, а просто полированный, вытащил из нее листик и старался смотреть на него в свободные минуты, силясь почувствовать желание написать на нем что-нибудь. Я ждал три дня, но с моим организмом так ничего и не случилось, также я не почувствовал, что из моих пальцев проистекает какая-то мысль, как вы красиво выразились, хотя фаланги порой теплели… Я подумал, что писать письмо можно и без сильного литературного желания, а потому перестал ждать вдохновения и сел за стол… Мой приятель Бычков оказался прав. Я весь измазался в чернилах и долгие часы отмывался в ванной с помощью пемзы, протерев ею кожу в одном месте даже до крови. Но так или иначе, я все же начал, и тому доказательство сейчас в ваших руках.

Прохожие под моими окнами ходят все более праздные, как я уже говорил – туристы и просто приезжие. Мне нравится, что у них веселые лица, что они с хорошим настроением слушают уличных музыкантов. А еще они кушают питу – это такая полая лепешка, типа грузинского лаваша, в которую кладут всякую всячину – кусочки курицы, мяса, листья салата и много репчатого лука.

Президента я считаю достойным человеком, хотя особенно не интересуюсь политикой, все больше смотрю по телевизору развлекательные передачи, в основном тринадцатого и двадцать пятого каналов. Я бы мог пересказать вам субботнюю эротическую программу, но вы оговорились, что пошутили, да и мастерства, чтобы описать эти вещи не пошло, у меня не хватило бы. Однако должен заметить, что сама передача достаточно высокого художественного уровня, так что проглядите ее на следующей неделе, если выдастся такая возможность.

Вот как бы и все. Я ответил на вопросы и постарался следовать вашим советам. В свою очередь жду вашего письма.

С уважением

Евгений Молокан

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

Отправлено 9-го ноября

по адресу: Москва, Старый Арбат, 4.

Евгению Молокану.

Дорогой Евгений!

Знали бы вы, как я обрадовалась вашему письму!.. Господи, конечно, глупость, но я даже растрогалась. Несколько минут тискала конверт в руках, оттягивая момент вскрытия… У меня есть такой специальный ножичек для вскрытия конвертов… Вернее, это не ножичек, а пилочка для ногтей из маникюрного набора, который мне подарили на давний день рождения. Пилка уже стерлась и не шлифует ногти, так что, по сути дела говоря, она уже превратилась в тупой ножичек, приспособленный мною для открывания конвертов. У этой пилочки столь красивая ручка, что, глядя на нее, я вспоминаю человека, который подарил мне этот маникюрный набор. Предчувствуя ваш вопрос, отвечаю, что да, это мужчина. Если быть более точной, это был мужчина, но его более нет на этом свете… Знаете, все же это удивительная вещь – ассоциативное мышление. Начала с ножичка для вскрытия конвертов, а вспомнила мертвеца.