Ковчег детей, или Невероятная одиссея, стр. 7

Воспитатель старался занять детей рассказами о тех местах, которые они проезжали. Мимо плыли по-весеннему изумрудные леса, только изредка прерываемые возделанным полем. Станций встречалось куда меньше, чем этого хотелось мальчишкам. На одной из них в вагон поднялся усатый дядя в полувоенной форме.

— Я ваш санитар, — представился он. — Со всеми проблемами обращайтесь ко мне. А прибираться будете сами.

Он достал из кармана лист бумаги:

— Сейчас назначим дежурных. По два человека на день. А это вам веник.

— Как вас зовут, дяденька? — спросил Борис Печерица.

— Зовут меня Григорий Евстафович. А фамилия — Лисицын. Но вы называйте проще — дядя Гриша. Я смотрю, у вас тут и девочка есть. У меня в деревне такая же растет.

Он сунул руку в карман, извлек оттуда кусочек сахару и сдунул с него крошки табака:

— На, держи!

— Спасибо, дяденька, — смутилась Леночка.

— Ничего, расти большой… Скоро будет станция Званка. Кто со мной пойдет за обедом? — спросил он, доставая из-под нар ведро с крышкой. — Ну что, нашлись охотники?

— А можно мне? — отозвался быстрее всех Леша Карпей. Поезд замедлил скорость. Леша выпрыгнул из вагона вслед за санитаром.

Вскоре они вернулись. Санитар нес ведро со щами, а мальчик — несколько буханок хлеба. И еще сливочное масло в пергаментной бумаге.

Хлеб был пшеничный, из муки так называемого военного помола. Это, отрезав каждому по большому ломтю, объяснил дядя Гриша. Он и сам присел рядом, присоединившись к трапезе. Стал рассказывать о своей прежней службе. Оказывается, ему приходилось бывать в Гатчине. А в августе четырнадцатого года даже грузился на станции с лейб-гвардейским полком, когда тот отправлялся на фронт.

Картина проводов солдат на войну сразу ожила в памяти Пети Александрова. Да, он хорошо все запомнил, хотя и был совсем маленьким.

Санитар неожиданно для всех стал напевать какую-то грустную солдатскую песню, и все сразу умолкли. Но потом дядя Гриша махнул рукой и сказал, обращаясь к Леше Карпею:

— Ну ладно, хватит навевать тоску. Лучше пойдем за чаем.

Ведро было единственным, и чай получился с запахом капусты. Но не беда. Зато сахара вдоволь. Даже по кусочку удалось отложить.

Давно ребята не ели так сытно и вкусно.

Лена, пообедав, снова поднялась на свое место и занялась куклой. Казалось, ей и дела нет до происходящего внизу. Но когда Коля Иванов, паренек лет тринадцати, предложил называть санитара Дядя Самовар, она горячо возразила:

— Не смей так обзывать дядю Гришу. Он хороший. Он не похож на самовар. А вот ты — Курнопай.

Так и укрепилось за Колей это прозвище. На долгие годы. До самой старости. И десятилетия спустя друзья, ткнув в бок профессора Николая Иванова, говорили:

— Привет, Курнопай! Как дела, Курнопай?

И никто со стороны не мог понять, почему они при этих словах так весело смотрят в глаза друг другу, так заразительно хохочут… Вслед за Ивановым стали придумывать прозвища и другим. Самое смешное досталось Борису Печерице — Телячий Хвост. Это за то, что у него постоянно вылезала сзади из штанов рубашка.

А потом пошло-поехало. Некоторым мальчикам присвоили даже по три прозвища. На все случаи жизни. Обошли только девочку. Однако Лена и здесь не захотела быть исключением. Тогда кто-то предложил:

— Давайте ее дразнить Ленка-Пенка.

Решение было принято единогласно, включая и саму Лену.

На четвертые сутки поезд прибыл в Вятку. Это была первая большая остановка. Воспитатели решили: пусть ребята посмотрят город, пусть разомнут ноги. Но Вятка разочаровала. Улицы немощеные. Непролазная грязь. Домики маленькие, с подслеповатыми окнами. Саша Трофимовский читал книгу Герцена, который был сюда сослан. Похоже, за несколько десятилетий в этом городе ничего не переменилось.

Запомнился только собор с голубым куполом да гостиный двор.

И вновь нескончаемые лесные просторы. Похожие друг на друга полустанки и разъезды. Унылые и однообразные поселки и деревни. Бесконечный и уже становящийся надоедливым стук колес. Да еще в придачу зарядил мелкий унылый дождь.

Ребята приумолкли, заскучали. Кажется, впервые за дорогу задумались о родном доме. До ночи еще далеко, а все уже забрались на свои койки.

В Петиной голове вдруг стала звучать невеселая солдатская песня, которую им пел сегодня дядя Гриша. И вдруг он решил: надо сочинить свою песню. И непременно веселую. Чтоб она бодрила ребят, поднимала настроение. Ведь до возвращения в Петроград еще так далеко.

Петя достал из кармана огрызок карандаша и стал записывать слова. И уже на следующий день ребята разучили песню. Она стала перелетать из вагона в вагон. А потом долетела и до Гатчины с первым же письмом, которое Петя отправил с дороги.

И я держу в руках листок, то самое письмо, извлеченное из домашнего архива Александровых. Вот они, строки, написанные двенадцатилетним мальчиком на перегоне Вятка — Вологда.

Веселые и даже бодрые слова в ритме дорожной песни. И только в самом ее конце крик отчаяния и даже пророчества детской души. Но об этом после…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ПИСЬМА

Были дети, которые писали ежедневно. И даже два раза в день. Настеньке и Тане Альбрехт родители не дали в дорогу денег. Они едва-едва собрали шестьсот рублей, необходимых для поездки двух девочек на Урал. Зато дали много почтовых открыток с уже написанным адресом: Петроград, Инженерная ул., д. 4, кв. 12. Валерию Львовичу Альбрехту.

Эти письма я тоже держу сегодня в руках.

Буквы вкривь и вкось. Сразу видно, писались на ходу, во время движения поезда. Угловатый детский почерк. Едва различимые, стертые временем слова. Приходится даже прибегать к увеличительному стеклу и к помощи самой младшей из сестер — Елены Альбрехт. Когда писались эти письма-открытки, она еще не родилась.

— Наш папа работал в этнографическом отделе Русского музея. Он принадлежал к семье потомственных интеллигентов. Его отец, то есть мой дедушка, Лев Карлович, был виолончелистом и дружил с Чайковским. Петр Ильич его любил и называл ласково Карлушей. Конечно, Мировая война многое изменила. Принято считать, что люди искусства переносят бытовые неурядицы труднее остальных. Но мой отец был сильным и предприимчивым человеком. Когда в Петрограде начался голод, он предложил своим друзьям по работе посадить на месте цветника перед музеем картошку и овощи. Это многих шокировало. Подумать только, вместо роз, которыми все приходили любоваться, — картошка. На что папа отвечал: