Ковчег детей, или Невероятная одиссея, стр. 130
Дальше мы не слышали, так как автобус помчался вперед. Но в ушах, однако, долго звучал вопрос ребенка, вызывавший безграничную жалость: „Куда нас везут?”.
Их везут по миру, по морям и океанам. Длинное, очень длинное путешествие они совершили. Различные страны им показали. Повсюду им рады, заботятся о них, встречают цветами, подносят подарки. Но они хотят домой».
«…Сотни людей толпой явились на Ривер Сайд Драйв, чтобы увидеть детей. Они наделяли их шоколадом, конфетами, фруктами. Кто-то захотел дать одному мальчику деньги. Но мальчик оскорбился и сердито ответил: „Я не нищий, подаяния не хочу!”».
«…Одеты дети некрасиво. Они носят какие-то полусолдатские одежды, сшитые из разноцветных материй. Но их лица! Такие выразительные страдальческие лица глубоко чувствующих, столько испытавших. И все же они остались детьми… Невинными, чистыми, милыми детьми».
«…Я спросил одного мальчика, сколько среди них еврейских детей. „Ей-богу, не знаю, — ответил он. — Мы никогда не интересовались этим. Для чего нам это знать? Мы все из Петрограда. Вот и все!”
Как просто и мило — все из Петрограда…»
«…Сначала мы сидим на берегу моря возле огромной пушки и ведем беседу. Но нас начинают кусать комары, и мы уходим в казарму. Мой собеседник высокий, тщедушный на вид юноша. Глаза его светятся мягким болезненным светом. Говорит он с польским акцентом. Юноша идет к своей койке и возвращается с картонкой. В ней аккуратно сложены плитки шоколада.
— У меня в Нью-Йорке дядя есть. Он мне вчера уйму шоколада принес. Угощайтесь и вы.
Я беру шоколадку.
— Палка о двух концах, — говорит он и снова протягивает коробку.
— Бог троицу любит, — не отстает он от меня.
Я делаю попытку отказаться. Но не тут-то было. Съедаю и третью.
— А теперь, товарищ, съешьте за меня еще одну, — кричит новый мальчуган.
— И за меня! И за меня! — раздается со всех сторон.
Я отказываюсь. Говорю, что не могу есть много шоколада. К тому же и не особенно люблю его. Но все мои доводы напрасны. Приходится съесть по шоколадке за каждого.
— А вот это уже совсем другой шоколад, — говорят мне и открывают новую коробку. Пришлось и его попробовать.
— А теперь пойдем в столовую!
Опять увещевания и настойчивые просьбы есть побольше. Я ем, хотя и с большим трудом. Желудок полон шоколада.
Затем мы гуляем по парку.
Уезжаю из Водсворта, обласканный и перекормленный. На душе и радостно, и грустно».
«…— Почему нас везут во Францию? Ведь говорили, что повезут в Петроград? — спрашивают дети.
— По какому праву их отнимают у родителей? — негодуют русские эмигранты.
Но никто не получает ответа. Вот почему все возмущены и встревожены. Кто это так свободно властвует над судьбами семисот восьмидесяти беспомощных русских детей? Кто смеет держать их вдали от родных, лишать того, что принадлежит им?
Это делает не кто иной, как Американский Красный Крест. Организация, украсившая себя крестом как символом милосердия. Организация, в основу которой положены гуманные принципы».
«…Для всякого здравомыслящего человека ясно, что детей необходимо отвезти в Петроград. И только туда. Ибо там их с нетерпением и беспокойством ждут родные.
Красный Крест утверждает, что Франция для них будет только временным отдыхом, непродолжительной остановкой, после которой их повезут дальше домой. Но тогда почему для них в Бордо готовится лагерь и строятся бараки? Почему детей не везут прямо в Петроград?
Франция открыто ведет войну с Советской Россией. Она явный враг ее. Нравственный долг и обязанность Красного Креста прислушаться к голосу родителей и детей, к голосу огромной русско-американской колонии».
«…— Думаете, вас тепло встретят в Советской России? — спросил я одну из учительниц.
— Еще как тепло! — радостно ответила мне она.
— Домой! Домой! — подхватил мальчик лет десяти. — Мы хотим домой, в Петроград!
Другой, типично русский мальчик с вздернутым носиком и светло-русыми волосами с грустью заметил: „Говорят, что отсюда нас отправят во Францию… Неужели нас там надолго задержат?..”
— Не хотим мы во Францию! — закричали в один голос несколько детей».
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
УТРО
Райли Аллен сидит в кресле и с удовольствием пускает клубы дыма. Пустое занятие, но помогает привести в порядок мысли и настроиться на работу. А дел предстоит немало. И самое первое — проводы Эверсола. Сегодня он отбывает во Францию на быстроходном судне.
Но прежде — завтрак. Мария хлопочет у плиты. Запах жареного мяса проникает в кабинет и пересиливает табак. Райли направляется к кухне и видит в полуоткрытую дверь, как Мария расставляет тарелки.
Дверь скрипит, и она оборачивается к нему:
— Ты уже здесь? А я собиралась тебя позвать.
— Помочь тебе?
— Открой консервы.
— Так вкусно пахнет!
— У меня тоже слюнки текут.
Мария ставит вазу в самую середину стола и осторожно поправляет цветы.
— Этот фартук тебе так идет!
— Пора его уже снять.
— Позволь мне это сделать…
Райли обошел стол и стал осторожно, нарочито медленно развязывать тесемки. И не удержавшись, обнял ее горячо и страстно, как будто не было этой, только что закончившейся ночи, полной ласки и нежности. Они смотрят друг другу в глаза. Совсем близко, едва не соприкасаясь ресницами.
У нее кружится голова. И все же Мария находит в себе силы отстранить его.
— Погоди, дорогой. У нас совсем мало времени. Ты ведь сам сказал, что нужно ехать в порт.
— Ты права.
Он сел за стол, взял накрахмаленную салфетку и подвинул к себе тарелку. А сам подумал: пройдет несколько минут, и он насытится. Но никогда не насытится своим чувством. Каждое прикосновение, каждый взгляд и каждое слово будят в нем все новые и новые желания. Потому они здесь, а не в Водсворте.
Вот что сказала все понимающая Ханна Кемпбелл. «Райли, — сказала она, — вам не обязательно находиться в Водсворте. То, в чем нуждаются дети — сытый и вкусный стол, развлечения — это уже есть и не требует особой заботы. Мы с этим как-нибудь справимся и без вас. А вы, Райли, лучше занимайтесь будущим колонии, тем, что ждет детей завтра».
Она права. Тысячу раз права. Но Райли знает, умная и хитрая Ханна имеет в виду и другое, о чем умалчивает. Он и Мария не должны быть на виду у детей и воспитателей.
Медовый месяц еще не закончился. Их свадебное путешествие не похоже ни на какое другое. Сначала маленькое купе, в котором время остановилось, хотя они и мчались к Атлантическому океану — своему новому берегу. А потом эта спальня на девятнадцатом этаже, дарованная им случаем или Богом.
— Ты удивительно готовишь.
— Зато ты лучше варишь кофе…
— Ты меня переоцениваешь, дорогая. Настоящий кофе мы будем пить в Гонолулу. Уверен, это случится уже скоро.
Райли и Мария были приятно удивлены, встретив на пристани Каяхару. Он тоже пришел проводить Эверсола.
Впервые они увидели капитана не в морской форме, а одетого в европейский костюм. Серая шляпа делала его неузнаваемым. Бизнесмен, политик, киноактер… Кто угодно. Но не морской волк.
Глаза Марии округлились.
— Это вы?! — только и смогла вымолвить она.
— Я и сам не узнал себя в зеркале.
Они стояли рядом с «Гольфстримом» — белоснежным судном, уходящим в свой первый рейс. «Гольфстрим» накануне сошел со стапелей и собрал на пристани не только тех, кто отправляется в путешествие, но и тех, кто его строил.