Ковчег детей, или Невероятная одиссея, стр. 108

Огромные, куда выше судовой мачты, деревья стояли плотной стеной и, как по команде, покачивали широкими листьями. Их кроны напоминали опахала. Дети даже почувствовали, как повеяло прохладой. А Лена Александрова была уверена в другом: пальмы-великаны кланяются пароходу. Ах, чего бы ни отдала Леночка, только бы взобраться на верхушку и сорвать орех. Он большой, как человеческая голова. А внутри, она уже пробовала, вкусная жидкость — будто кто-то смешал молоко и фруктовый сок.

К Бальбоа пароход подошел уже к вечеру. Не прошло и десяти минут, как на борт поднялись два человека. Один из них, высокий и сдержанный, оказался лоцманом. Молча поклонившись, он поднялся еще выше, в распоряжение капитана.

Другой остался среди детей и воспитателей. Он поворачивался из стороны в сторону, с интересом всматриваясь в лица маленьких пассажиров. А им было интересно узнать, кто он — этот мужчина в белом костюме? Небольшого роста, с черными усиками и особенной улыбкой, он кого-то напоминал. И вскоре разнесся слух, что на «Йоми Мару» пожаловал Чарли Чаплин.

— Миссис Кемпбелл! Миссис Кемпбелл! — закричали девочки. — Знали бы вы, кто у нас в гостях.

— И кто же?

— Сам Чарли Чаплин!

— Кто вам сказал?

— Пойдемте, сами увидите!

Незнакомец, между тем, уже успел освоиться в новой для себя обстановке.

— Видите, сколько пароходов на рейде? — сказал он, очертив рукой акваторию порта. — Каждый ждет своей очереди, чтобы войти в канал. Но любой вам ее уступит. Не задумываясь.

«А он ведь и в самом деле похож на актера Чаплина», — подумала Ханна. Но вслух сказала другое:

— Я всегда знала, что моряки — настоящие джентльмены и в любую минуту готовы уступить место женщине или ребенку. Но мы еще не знакомы… Позвольте узнать, кто вы?

— Я капитан порта. И воспользовался своим правом подняться на судно раньше других. На берегу вряд ли удастся поговорить. Вашего прибытия ждет много людей.

— Слышите, дети! К нам пришел капитан порта, — сказала Ханна как можно громче, чтобы рассеять иллюзии и не дать слухам распространиться дальше. Но дети не особенно огорчились. На них нахлынули новые впечатления.

Солнце спускалось к западу. Быстро темнело. «Йоми Мару» с помощью лоцмана вошел в порт и занял приготовленное ему место. Японский боцман с рукой на перевязи наблюдал со стороны, как его матросы швартуют судно.

Двойной свет фонарей — с берега и парохода — освещал стоящую на пирсе группу празднично одетых людей. Эверсол и Каяхара ждали их на палубе. Гостей пришло много. Так что было непонятно — кто есть кто? Но вот вперед выступил дородный мужчина. В одной руке он держал шляпу, в другой — папку.

— Мое имя — Кит Пейн. Я глава фирмы «Пейн и Уордлоу», которая обслуживает «Йоми Мару». Наш деловой разговор впереди. — Он слегка приподнял папку. — Но прежде я хочу представить своих друзей.

Это были служащие канала и мэрии, работники местного отделения Красного Креста и благотворительных организаций. И, конечно, журналисты.

Кит Пейн намеревался произнести соответствующую моменту речь, но ему это не удалось.

— Есть дело, которое не терпит отлагательств, — неожиданно сказала одна из женщин.

— И что же это за дело? — спросил Эверсол.

— Мы привезли пятьдесят галлонов мороженого.

— Вы правы. С этим тянуть нельзя. Миссис Кемпбелл, нужны блюдца и ложечки. Как можно больше. И несколько помощниц.

— Нет-нет! Мы все предусмотрели и привезли одноразовые тарелочки и такие же ложечки из картона.

Дети выстроились в очередь за мороженым. Гости разбрелись по судну кто куда. А Пейн и Эверсол в это время обсуждали свои дела.

— Мистер Эверсол, в своей радиограмме вы просили провести «Йоми Мару» по каналу как можно быстрее.

— Да, верно. Каждый день обходится Красному Кресту в кругленькую сумму.

— Я договорился с грузчиками соседнего дока. Они согласились работать всю ночь и без всякой оплаты. Эти люди не потребовали ни цента. «У нас самих есть дети», — сказали они. Видите на пирсе ящики? В них манго. Это их подарок.

— В Сан-Франциско было то же самое. Незнакомые люди подходили к трапу и, не называя своего имени, оставляли коробки, сумки, мешки…

— Да, вот что еще, мистер Эверсол. Мы заказали грузовики, чтобы познакомить детей с городом.

— Не знаю, что вам ответить. Уже довольно поздно. Завтра — канал, новые впечатления. Наверно, пусть лучше поспят. Впрочем, самых старших я отпущу. Но не с русскими воспитателями, а с нашим американским персоналом. Так надежнее!

Из рассказа Ханны Кемпбелл:

— Когда мы прощались с Райли Алленом в Сан-Франциско, он каждому давал наставления. Мне он сказал:

— Ханна, если колония высадится в Панаме, обещайте, что будете сопровождать старших мальчиков. Не отпускайте их ни на шаг. Вы должны держаться вместе и вместе вернуться на борт.

— Почему же, Райли?

— Я не однажды бывал в Бальбоа. Там множество притонов, куда заманивают молокососов.

— Обещаю, что мой выводок будет всегда при мне, — ответила я ему. Аллен был прав. Мы заходили из кабачка в кабачок и везде видели испанских танцовщиков и женщин, флиртующих с молодыми парнями. Мы тоже включились в этот водоворот и, переходя с места на место, натанцевали целые мили, поедая при этом бесчисленное число сэндвичей.

Со мной рядом были Флоренс Фармер и Стеси Сноу. Они оказались спутниками что надо.

Я взглянула на часы и ахнула. Они показывали уже три часа.

— Мамаша Кемпбелл, — уговаривали меня мальчики, — заберите с собой девочек, а мы придем позднее.

Но я помнила обещание, которое дала Райли, и не уступила. Вернулись мы на пароход уже под утро. Я ужасно устала. Зато мой выводок был цел и невредим.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ПАНАМА: РАДОСТЬ И СКОРБЬ

«…Прошлое нельзя вернуть. Но оно может повториться в воображении. И тогда вас овевает ветерок молодой радости или, наоборот, пронизывает сквозняк скорби».

Эти слова одного из русских писателей, которые привожу по памяти, я невольно вспомнил, слушая Петра Васильевича Александрова. В его рассказе тоже звучали радость и скорбь.

Ровно год нашему знакомству. В Ленинграде снова февраль, самый холодный и самый неуютный месяц. На тротуаре гололед, а промозглый ветер ищет слабое место в твоей одежде, чтобы выдуть остатки тепла, запасенного дома.

Слава богу, мы знаем на Невском ресторанчик, где вежливо откроют дверь, не мешкая проведут к столику, поставят на него хрустальный графинчик хорошей водки (в графинчике она вкуснее, чем в бутылке) и принесут подобающую ей закуску. Например, жаркое с перцем или рыбу, тушенную с хреном. А в придачу нежинские огурчики и пряные рыжики. И серые подогретые булочки, прикрытые серой же холстинкой.

Водка — не только потому, что мы продрогли. Год нашему знакомству! Как не отметить.

За это время мы встречались пять или шесть раз. И каждый раз это был разговор двух мужчин о прожитом и увиденном.

Александрова интересует все, связанное с морем. Узнав, что я работал в китобойных экспедициях, он засыпал меня вопросами… Устройство гарпуна, какой толщины линь, сколько дизелей на китобойце, охотятся ли в штормовую погоду, как долго длится антарктический рейс, каково сидеть в «вороньем гнезде», видел ли я пингвинов и приходилось ли высаживаться на шестой континент…

Потом наступает моя очередь спрашивать. Блестящий инженер, Петр Васильевич рассказывает, как в сталинские времена строились заводы, подземное метро и «Беломорканал», соединивший Волгу с северными морями и стоивший жизни десяткам тысяч людей.

— Это были заключенные — такие же рабы, как и те, что воздвигали древние пирамиды, — говорит он.

Я заметил, что строительство Панамского канала тоже оплачено немалыми жертвами. Тот же каторжный труд. А в придачу — неимоверная жара и малярия.