Точка опоры, стр. 139
Мартов был бледнее обычного, щеки ввалились, костюм висел, как на тонком манекене, и Владимир Ильич подумал:
«Здоров ли Юлий? После съезда нужно настоять, чтобы отдохнул в горах».
Притормозив, соскочил с велосипеда; заговорил раньше, чем Мартов успел представить делегата:
— Я — Ленин. А вы?
Шотман назвался.
— Александр Васильевич? — переспросил Ленин, не выпуская его руки. — Для съезда — Горский? Очень хорошо, что приехали загодя. Познакомитесь со всеми. А от какого вы Питерского комитета?.. От Вани? Значит, мы единомышленники!
Еще раз пожав руку Шотмана, Владимир Ильич повернул велосипед и жестом пригласил к себе:
— Тут рядом…
— Ты куда-то спешил? Если за газетами, то я запасся. — Мартов указал глазами на свои карманы, из которых торчали утренние местные газеты и рукописи для «Искры».
Владимир Ильич сказал, что в библиотеку он еще успеет, а поговорить им необходимо сейчас же. Мартов был рад, что разговор пойдет в его присутствии. Теперь, накануне съезда, его особенно интересовали все малейшие нюансы воззрений и намерений Ленина.
В ожидании чая, которым занялась Елизавета Васильевна, Владимир Ильич, навалившись грудью на кромку стола, расспрашивал Шотмана, сидевшего по другую сторону. Александр Васильевич рассказал, что он был партийным организатором Выборгского района, работал токарем на заводе Нобеля.
— Великолепно! — Ленин, коснувшись пальцами правой руки своей груди, сделал широкий жест в сторону собеседника, как бы одаривая его радостью. — На съезде будет три токаря: один из Киева, другой из Тулы и вот вы. Хорошо! Но и при этом нельзя не пожалеть, что мало рабочих.
«А чего же тут жалеть? — мысленно возразил Мартов, покуривая у открытого окна. — Все равно их роль сведется к молчаливому голосованию, а решающее слово будет принадлежать нам, интеллигентам, теоретикам».
— Было бы больше делегатов-рабочих, — продолжал Владимир Ильич, — если бы не провалы. — При этом он вспомнил Ивана Бабушкина и Петра Заломова. — Весьма огорчительно, что вторым делегатом из Питера явится… знаете кто? Заядлый «экономист»! Лидия Махновец, бойкая сестрица небезызвестного Махновца-Акимова. Вот с кем предстоит война! Едва ли не столь же острая, чем с пресловутым Бундом.
— А их зачем пригласили? — спросил Шотман.
— Их, к сожалению, там, в России, избрали. Думаете, лучше без них? Спокойнее?.. А по-моему, лучше идейного противника разгромить в открытой схватке на поле боя, чем позволить ему действовать против нас исподтишка, — сказал Владимир Ильич и неожиданно оглянулся на Мартова. — Не так ли, Юлий Осипович?
— Да… Принципиально говоря… — Мартов для чего-то снял пенсне и тотчас же снова нацепил на нос. — Но послушаем на съезде бундовцев…
— Конечно, выслушаем. Пусть выговорятся до конца. Хотя мы-то с тобой знаем их песни. Да и Александр Васильевич, мне кажется, имеет о них представление.
— Наслышан достаточно.
— Тем лучше для съезда.
Мартов подошел к Елизавете Васильевне, поджидавшей, когда закипит чайник, и попросил папироску ее набивки:
— Табачок у вас всегда отменно ароматный.
— Уже все. Гильзы кончились, — развела руками Крупская. — Сама, батюшка, перешла на здешние сигаретки.
— Жаль… — Мартов зашебуршил коробкой. — Этими не могу накуриться.
Отходя с тоненькой сигаретой снова к окну, сказал себе: «Надо вот и мне поговорить с каждым делегатом, чтобы на съезде не только Ленину, а самому быть готовым ко всему».
Много раз они спорили по поводу статей и заметок для «Искры». И последнее слово, к сожалению, чаще всего оставалось за Лениным. А на съезде что-нибудь да обернется по-иному… Он, Мартов, уже не мальчик в коротких штанишках. И ему пора отстаивать свое слово…
А Владимир Ильич продолжал расспрашивать Шотмана о Питере.
3
Поодиночке и по два-три человека съезжались в Брюссель, и никто не замечал за собой слежки.
Комнаты для делегатов предоставили социал-демократы, владевшие мелкими гостиницами. Конечно, без прописки в полиции. О питании представитель Организационного комитета заранее договорился с хозяевами маленьких кафе, которые тоже называли себя социал-демократами. А вожди бельгийской социал-демократии обнадежили, что полиция никого не тронет. За безопасность делегатов и за успех съезда, казалось, можно не волноваться. Но шпики, которыми кишела Женева, проследили, что искровцы съезжаются в Брюссель, и резидент департамента полиции успел сообщить об этом в Петербург. Он не сомневался, что через несколько дней бельгийское правительство получит соответствующий демарш, заканчивающийся настойчивой просьбой воспрепятствовать сборищу и выдать его главных участников.
К семнадцатому июля собрались почти все. Задерживались где-то в пути только два делегата.
Ульяновы приехали несколько раньше, и Владимир Ильич счел своим долгом прежде всего навестить Плеханова. Здоров ли он? Все ли готово у него к открытию съезда?
— Напрасно тревожитесь, — сказал Георгий Валентинович, поглаживая бороду, — за мной задержки не будет.
— А ваша речь?
— Она уже в основном сложилась в моей голове и не будет многословной. Мы ведь с вами условились беречь время.
— Да. Мы ограничены в деньгах.
— Ничего не изменилось? Начинаем в два тридцать? Для меня это важно знать — утренние часы я собираюсь посвятить посещению Дворца искусств. Там богатая коллекция скульптуры и живописи, и мне хочется взглянуть на фламандских мастеров в оригиналах. Рекомендую посетить. А завтра я был бы рад, если бы мне составили компанию рабочие делегаты. Увидитесь — не сочтите за труд сказать им. Я буду ждать к двенадцати. Часа нам хватит.
В тот день Владимир Ильич обошел всех делегатов, спрашивал: хорошо ли они устроены? не нуждаются ли в чем-нибудь? Тем, кто не знал французского языка, начертил карту, чтобы им легче было отыскать помещение, в котором откроется съезд.
Идя по коридору маленького отеля, Владимир Ильич услышал из-за двери комнаты, где остановился Красиков, звуки скрипки и, вспомнив одну из его кличек, улыбнулся: «Музыкант верен себе — нигде не расстается с инструментом!» Дождавшись паузы, осторожно постучал.
— Войдите, — отозвался по-французски Петр Ананьевич и встретил гостя со скрипкой и смычком в левой руке. — Я решил немного отвлечься…
— Простите, я помешал вам. В другое время с удовольствием бы послушал, а теперь голова занята иным. Съезд обещает быть сложным, и нам есть о чем поговорить как единомышленникам еще со времен Сибири.
— Значит, не забыли наш Красноярск? Приятно слышать. Мне тоже часто вспоминаются те наши встречи.
Красиков предложил гостю стул и, уложив скрипку в футляр, сел сам, готовый выслушать то важное, ради чего пришел Ленин накануне съезда.
— Первым делом, — начал Владимир Ильич, — я должен сообщить вам об одной искровской новости. Как вы знаете, у нас шесть соредакторов. Это создавало большое неудобство: при решении сложных вопросов голоса часто разделялись поровну. Тройка на тройку. Чтобы избежать этого, мы решили кооптировать вас в качестве седьмого соредактора. Жаль, что вы не могли приехать раньше и поработать в редакции до съезда. Но ничего. Поговорим о будущем. Если во время съезда придется устроить совещание редакции, мы пригласим вас и, надеюсь, избежим мучительного разделения голосов.
— Сочту за честь. — Красиков прижал руку к груди. — Ну, а как же дальше с голосами в редакции?
— Как члену Организационного комитета, вам дадут на заключение порядок дня съезда, набросанный мною. Вы увидите, что мы предлагаем выбрать две тройки. Одна — в редакцию, другая — в Цека. Как по-вашему?
— Разумно. Буду вотировать.
— Вот и хорошо!
Владимир Ильич стал расспрашивать о Киеве, где Красиков получил мандат на съезд, и о большом куше денег, которые ему удалось раздобыть. Где же это посчастливилось? Петр Ананьевич сказал, что за это надо благодарить Горького.
— Вы были у Горького?! — переспросил Ленин, и в его глазах заиграли нетерпеливые огоньки. — Так что же вы, батенька, до сих пор молчали? А нуте-ка, рассказывайте. — Дотронулся до кисти руки собеседника. — Все-все. Мы о Горьком должны знать елико возможно больше. О съезде вы ему сказали?