Игрок, стр. 58

Чтобы забрать обмененное на банкноты золото и серебро, принц пригнал на улицу Кенкампуа три подводы. Это зрелище вызвало большую тревогу, на что принц и рассчитывал. Рынок ценных бумаг был мгновенно парализован, дельцы встали в очереди, осаждающие Банк. Они требовали обменять их банкноты на золото.

Казалось, что эта лавина сметет и мистера Лоу, и его систему. Но за спиной мистера Лоу была абсолютная власть, способная на любые средства, и он умел ею пользоваться. Немедленным указом он девальвировал звонкую монету по отношению к банкнотам на десять процентов. Он был готов и к дальнейшей девальвации, но этого не потребовалось. Возникло обратное движение. Те, кто только что стояли в очереди с целью обменять банкноты на золото, встали в другую — обменять золото на банкноты.

По просьбе мистера Лоу регент строго отчитал принца де Конти. Он был обвинен в подрыве финансового благополучия Франции. Не допускающим возражения тоном ему было приказано возвратить не менее двух третей полученного золота обратно в Банк.

Положение было восстановлено, но, чтобы исключить повторение взрыва, был выпущен еще один указ. Согласно ему, количество золота во владении частных лиц было ограничено, был полностью запрещен его вывоз за границу, а использование в качестве оплаты сведено к минимуму. Тогда же мануфактуры, производившие изделия из драгоценных металлов, получили предписание ограничить их вес до указанного.

Но все это были отчаянные принудительные меры, которые правительства применяют, находясь в стесненных обстоятельствах, и которые, каковы бы ни были немедленные последствия, заканчиваются всегда одинаково — катастрофой. После проведенных мер в общественном сознании появилось скрытое беспокойство. Его и решил использовать д'Аржансон, чья первая атака была отбита. Теперь он решил напасть на Индийскую компанию.

Вовсю велась высылка в Америку неблагонадежных лиц, которых собирали по всей Франции. Деятельность отрядов, которые ее осуществляли, однако, вызвала скандал. Сама по себе эта мера была мудрая, но запоздалая и к тому же проводилась она очень грубо.

Облеченные полномочиями чиновники рыскали по всей стране и вели себя крайне жестоко. Общеизвестно, что те, кто проводит государственную политику на местах, особенно в случае применения принудительных мер, ведут себя зачастую низко и подло. Это хорошо проявлялось и в выполнении решения о высылке.

По произволу ответственных лиц толпы несчастных обоего пола отправлялись на телегах в Бордо, где их сажали на корабли. По пути в Бордо они не имели ни крова, ни пищи, что вело к многочисленным смертям среди них.

Выжившие отплывали в переполненных плавучих тюрьмах, где также свирепствовали голод и болезни. Те же, кто достигал Луизианы живыми, вместо того, чтобы начать работать, как правило, возвращались в Новом Свете к той же жизни, которую вели в Старом. Но все это еще не было самым ужасным.

Чиновники быстро поняли выгоду своего положения. Они перестали ограничиваться ловлей бродяг и преступников, а стали хватать и обычных граждан, требуя выкуп за освобождение от высылки.

Слухи об этом быстро распространялись по стране. Враги Лоу обвиняли его во всех этих нарушениях. Ненависть к нему все усиливалась и, наконец, обрушилась на него. Его выезды в город больше не сопровождались приветствиями. Его карету все чаще встречали оскорбления, а иногда в нее летели тухлятина и камни.

Невозмутимый, каким он оставался и в пору его восхвалений, он принял немедленные меры к прекращению злоупотреблений. Отряды, осуществлявшие высылку, были расформированы, а их чиновники отправлены в Германию, Италию и Швейцарию, чтобы набрать желающих трудиться на земле. Им предлагались для обработки двести восемьдесят акров земли в Луизиане, освобожденные от арендной платы и налогов на три года.

Даже невеселый Уильям признал эту меру блестящей. И даже допустил, что она может помочь им выиграть время, которого так катастрофически не хватало, особенно из-за действий д'Аржансона, проявлявшего все большую активность.

Маркиз утверждал, что цена на акции Индийской компании вздута до абсурда, поскольку, и с этим невозможно было спорить, пройдет немало лет, прежде чем акции начнут приносить доход, если они вообще его когда-нибудь принесут, учитывая скандальные неудачи с переселением колонистов.

Он напомнил о том, какие дивиденды он платил за акции своей Антисистемы, разрушенной мистером Лоу. Он и его друзья красноречиво убеждали многочисленных владельцев акций Индийской компании не держаться за них, а продавать, пока они еще имеют цену, а вырученные деньги вкладывать в настоящие ценности: дома, землю, драгоценности и тому подобное.

Это красноречие делало свою работу. Поколебленная недавними насильственными мерами с банкнотами и золотом уверенность в Индийской компании стала еще меньше из-за таких разговоров. Держатели акций начинали прозревать. Это прозрение вело за собой ускоряющееся падение цены на акции.

Когда их цена упала с двадцати до двенадцати тысяч ливров, Уильям Лоу понял, что сбываются те опасения, которые он высказывал еще тогда, когда его брат только начал расширять свою деятельность от банковских операций к управлению всей финансовой жизнью страны. Он стал умолять брата спасти Банк, пожертвовав компанией.

— Банк, — настаивал он, — стоит на твердом основании. Он выдержит эту бурю. Пусть спекулянты играют с акциями сколько им угодно. Если они разорятся, то ругать им придется лишь свою жадность.

Совет был разумный. Но Лоу уже не был холодным игроком прошлых лет. Гнев и тревога лишили его ясности видения, притупили дар безошибочных вычислений.

Человек, говоривший о себе, что он выигрывает, потому что знает, почему проигрывают другие, и умеет считать варианты, стал безрассуден, как самый заурядный игрок. Он начал проявлять, как это делают подобные игроки, отчаянное упрямство, пытаясь преодолеть неудачный расклад карт. С подобным вызовом он отверг совет брата и вернулся к своим уловкам.

Он нанес визит на улицу Кенкампуа. Его смелое появление произвело фурор. Он шел пешком, облаченный в одежды генерального контролера финансов и сопровождаемый свитой из дворян, куда входили герцог Антен и молодой герцог Бурбонский.

Испытываемая к нему ненависть постепенно выветрилась из общественного сознания, имеющего, как известно, короткую память. Его появление в соответствующих его званию одеждах, красивого, спокойного и властного, произвело эффект, на который он рассчитывал, и д'Аржансон, думавший, что его поколотят, мог теперь кусать локти.

Он остановился, чтобы величественно поздороваться с наиболее выдающимися agioteurs и немного побеседовать с ними. Он сказал им, что регент скоро выпустит ряд указов, дающих его компании дополнительные преимущества. Это позволит увеличить прибыль, получаемую компанией, уверил он их. Кроме того, новыми колонистами в Луизиане стали люди, отобранные за их опыт в земледелии. Немедленная отдача, конечно, не ожидалась, но Индийская компания была слишком мощным учреждением, чтобы оставались какие-либо сомнения в ее конечном успехе. Падение стоимости ее акций носит, следовательно, временный характер, и те, кто трусливо поддался панике, скоро будут об этом горько жалеть.

Поскольку все помнили о том, что его прогнозы, даже самые невероятные и высмеиваемые, всегда сбывались, его слова вызвали немедленный рост цены на акции.

Глава 28

Катастрофа

Возвратившись после триумфа на улице Кенкампуа домой, он застал Катрин в лихорадочном ожидании. Увидев его в полном спокойствии, она бросилась ему навстречу плача и смеясь одновременно.

Уильям, находившийся с ней, был не менее встревожен. Оба заговорили, перебивая друг друга.

— Слава богу, ты в порядке, Джон.

— В порядке? — он улыбнулся. — А чего вы опасались? Конечно, я в порядке, так же как, я думаю, — он бросил взгляд на Уильяма, — и Индийская компания. Когда я уходил с улицы Кенкампуа, раздавались крики: «Vive monsieur Lass!» ^[73], а цена акций пошла вверх.