Игрок, стр. 48

— Мы пришли, Джон, по поводу выпуска новой серии акций. Я разработал те идеи, которые мы с тобой обсуждали, и принес на твой суд. Проверь, все ли правильно, потом укажи сумму, на которую следует выпустить банкноты, и Ангус передаст Банку указания.

Мистер Лоу, сев за свой стол, склонился над листом бумаги, принесенным его братом. Цифры плясали перед его покрасневшими глазами. Он провел ладонью по лбу, как бы пытаясь отбросить мысли, не относящиеся к делу. Потом дважды перечитал документ.

— Все правильно, по-моему, — сказал он, возвращая бумагу.

Брат пристально смотрел на него.

— Джон, что с тобой! Ты болен?

— Болен? Нет.

— Но сумма. Ты же не назначил сумму.

— Ах да, сумма, — он попытался подумать об этом, но понял только, что думать он сейчас не в состоянии. К счастью, он припомнил, что вместе с регентом они решили не наводнять рынок бумагами сразу. — Давай назначим сумму в полмиллиарда. Для начала хватит. Это треть всего долга, правильно?

Он написал это число внизу документа и снова вернул его.

— А условия? — спросил Уильям. — Сохраним прежние? Банкноты можно будет приобретать сериями? Вчера ты выразил какие-то сомнения.

— Да? — он поднял на брата тусклый взгляд. Он попытался вспомнить, какие он накануне испытывал сомнения, но не смог и только неуверенно покачал головой. — Да нет, я думаю все в порядке. Делаем, как договорились. Завтра с утра можешь дать объявление, Ангус. Готовься к столпотворению.

— Буду готов, мистер Лоу, не беспокойтесь.

Они вышли от него, и он крепко задумался. Но думал он не о гигантской операции, которая начиналась завтра. Если бы он подумал о ней, то не смог бы не заметить, что совершил первую свою ошибку в расчетах. Ошибку, несшую в себе зародыш катастрофы.

Но мысли его маятником раскачивались от Катрин к Маргарет, от отстранения к томлению, и чувство к одной усиливало обратное чувство к другой. Катрин обвинила Маргарет в том, что она его любовница. И страсть, с которой она сделала это, вызвала в нем ответную страсть сделать это правдой.

Ничем другим Катрин не могла бы еще более усилить его томление по Маргарет. Консультации со Стэром, говорила Катрин, не более чем повод приехать в Париж, поближе к нему. Может быть, и так. Он не был уверен в этом, даже когда перед его глазами появилась мерзкая улыбка леди Стэр. Но он хотел в это поверить.

Если верить Катрин, то подлец Орн думал о нем то же, что и она. Значит, его жена и муж Маргарет имели одинаковые грязные мысли. И если бы он поддался сейчас соблазну, который одолевал его при мысли о том, что Маргарет недалеко, то он всего лишь оправдал бы то, в чем они и так были убеждены…

И этот соблазн, наконец, победил. Когда стемнело, он пошел на улицу Аржантей.

Глава 22

Откровение

На этот раз мистер Лоу не стал придумывать себе nom de guerre [65]. Он назвался своим собственным именем, и лакей, доложивший об его приходе, проводил его в тот же самый розовый будуар, в котором она принимала его в прошлый раз.

Она была одета по тогдашней моде в платье цвета feuille morte [66] с глубоким вырезом на груди, которое очень подходило к ее каштановым волосам.

Она встретила его с улыбкой.

— Как ты узнал, что я в Париже?

— Я желал бы ответить, что благодаря своей интуиции. Но, к сожалению, моя интуиция носит имя леди Стэр.

— Зачем ты пришел? — был ее следующий вопрос.

— За этим, — ответил он и, взяв ее в свои объятия, поцеловал в губы.

Она не оттолкнула его. Однако их объятие было очень кратким. Она посмотрела на него с упреком.

— Это не умно.

— Я знаю.

— Да, — она проницательно посмотрела на него. Горячность его поведения заставила ее быть серьезной. — Но почему ты не садишься? — предложила она и села на стул, расправляя платье. — Для твоего прихода, должно быть, были и более серьезные причины, чем эта.

Он остался стоять рядом с ней.

— Не было. Я не мог не прийти, как только узнал, что ты в Париже.

Она не обратила внимания на его слова. Но было заметно, что ее непринужденность искусственная.

— Если бы ты пришел завтра, то уже не застал бы меня. Я уладила свои дела с лордом Стэром и мне незачем здесь больше оставаться.

— Это полностью разрушает безумные надежды, которые я лелеял.

Она снова внимательно посмотрела на него. Ее губы задрожали.

— Джон, любовь невозможна между нами, — сказала она наполовину утверждающим, но наполовину и вопросительным тоном.

— Но почему? Какая причина для этого отказа?

— Вот и ты заговорил о причине. Но у меня тоже есть интуиция, и она против. Джон, останови это безумие. Я знаю, меня можно упрекнуть за эти слова Я знаю, что в прошлый раз, когда ты был здесь, я поступила неблагоразумно. Мои чувства возобладали тогда. Но я верила в тебя и, веря, надеялась, что тот эпизод не будет иметь продолжения. Не надо портить все, Джон. Пожалуйста. Не уменьшай мое уважение к тебе.

— Уважение! — с обидой сказал он. — В прошлый раз ты называла это другим словом.

— Я же сказала, что поступила тогда неблагоразумно. А теперь так поступаешь ты, — ее голос был печален. — Будь великодушен ко мне. Ты встретил меня тогда в час слабости, бедную, отчаявшуюся женщину, только что получившую удар судьбы, один из многих, которые достались ей. А в такие минуты контроль над чувствами ослабевает.

— Но что изменилось с тех пор? — требовал он ответа.

— Разве Орн стал благороднее, а Катрин менее сварлива? Разве мы не так же одиноки, как тогда?

— Это к делу не относится. От этого мы не станем ближе.

— Конечно, если будем и дальше такими же дураками,

— он опустился на колено рядом с ней и сжал ее руки, безвольно лежащие на подоле платья. — Маргарет, моя милая. Нужно ли нам оставаться и дальше такими же дураками? Неужели нам не станет лучше, если мы утешим друг друга в этой одинокой жизни?

Ее волнение усилилось. Глаза ее казались совсем черными на бледном лице.

— Что ты знаешь об одиночестве, ты, в чьих руках целая империя? Этого не хватает тебе? Ты хочешь еще и меня для забавы?

— Ты очень жестока ко мне.

— Жестока? Если ты не в силах понять, что сам сейчас жесток, значит, ты вообще не знаешь, что такое жестокость. Ты застаешь меня беззащитной перед тобой и терзаешь мое измученное сердце.

— Но, Маргарет, я же хотел облегчить твою муку. Согреть наши сердца. Почему ты отвергаешь меня?

— Господи! Я не отвергаю тебя, Джон. Я твоя, раз ты хочешь этого, но… О, Господи! — она вырвала свои руки из его и закрыла лицо, откинувшись назад. — Я молилась, чтобы этого не произошло, — в ее голосе была мука. — Я понимаю, что я сама дала тебе повод думать обо мне, как о женщине, которую ты можешь сделать своей любовницей. Меня больно ранит, что ты так относишься ко мне.

Обида и отвергнутые чувства исторгли из него непростительные в своей жестокости слова:

— Конечно, я же не король! Что ты дрожишь, как будто тебе страшно? Но тебе не было страшно, когда голландец отдал тебя королю, после того как я, как дурак, убил твоего мужа.

Она открыла свое лицо и посмотрела на него. Он увидел, что оно искажено болью и гневом.

— Теперь ты оскорбляешь меня! Ты не имеешь права упрекать меня в этом. Ты ничего не понял тогда. У тебя не было ни ума, ни веры, чтобы понять то, что тогда произошло. Ты никогда не задавал себе вопроса, почему тебя не повесили по приговору и почему мистер Бентинк открыл тебе дверь камеры, чтобы ты смог бежать из тюрьмы, и единственным условием, поставленным тебе, было то, чтобы ты немедленно покинул Англию, и не возвращался туда, пока царствует король Вильгельм? Нет? Тогда я объясню тебе. Когда ты находился в Ньюгейте, я пошла к королю, чтобы молить его сохранить тебе жизнь. Он спросил, какие у нас с тобой отношения. Впрочем, это не имело значения. Он был так добр, что эта доброта меня испугала. Он подумает, что можно сделать, сказал он, и я скоро узнаю его решение. И я узнала. Он отправил своего лакея Бентинка, который предложил мне освободить тебя… но с одним условием.

вернуться

[65]

Конспиративную кличку (франц.)

вернуться

[66]

Опавшей листвы (франц.)