Игорь Саввович, стр. 90

– А разве важно, когда об этом узнал я? Никакого влияния на события это не могло оказать… Впрочем…

Игорь Саввович замолк. Видимо, ларчик-то просто открывался: главный инженер имел основания подозревать, что Игорь Саввович находится в сговоре с Еленой Платоновной. Непонятный для Валентинова отказ сына учиться в медицинском институте, поступление в лесотехнический, приезд в Ромск – не расчет ли это с дальним прицелом? Только зная о родстве с могущественным Валентиновым, можно было в тридцать лет достичь той высоты, которой уже достиг заместитель главного инженера, а впереди, когда Валентинов уйдет на пенсию, Игорь Гольцов займет место главного инженера – небывалая карьера для человека его возраста в такой ответственной отрасли, как лесосплав.

– Я больше не хочу держать слово, – сказал Игорь Саввович. – К этому меня привели последние события. – Он почему-то легкомысленно улыбнулся. – Поздно возвращать вам, Сергей Сергеевич, дорогие подарки, но думаю, что мы с вами в расчете. – Он снова улыбнулся. – Я оплатил дары тридцатью годами жизни, брошенными кобыле под хвост. Лихо разговаривает ваш сын, а, Сергей Сергеевич?! А у меня нет выхода. Если вы предполагаете, что я расчетливая гнусная скотина, то как смотритесь вы, делающий для меня карьеру?! Чем вы лучше меня, спрашивается?

Кончать надо со всеми этими Валентиновыми, Николаевыми, Карцевыми, Селезневыми, Сиротиными и Гольцовыми! Вывертываем карманы, граждане, на глазах у изумленной публики, вытряхиваем крошки хлеба и махорки. Пост заместителя главного инженера – долой, трехкомнатную квартиру на двоих – вон, гараж с автомобилем – к чертовой матери, папку, что лежит на коленях, – в тартарары. Чистые карманы, граждане, но фокусов не будет, не будет, граждане, фокусов…

– Вы думали, Сергей Сергеевич, как это опасно, когда в тридцать лет я ничего не сделал собственными руками? У меня одрябли мускулы и плохо работает голова. Сын выдающихся тружеников, я ленивое и не приспособленное к жизни существо. За меня сделано все, вплоть до выбора жены. – Игорь Саввович передохнул. – Даже госэкзамены в институте у меня принимали, видимо, не слушая, что я говорил… Вы не боитесь, Сергей Сергеевич, что с меня род Валентиновых начнет вырождаться?

Игорь Саввович поднялся, держа в руке коричневую папку.

– Вы наверняка помните, Сергей Сергеевич, как на катере я показал самое опасное место для прохода плота по Коло-Юлу, – медленно сказал он. – Вы были поражены, но если заглянете в папку, будет ясно, почему я казался вам противником Коло-Юльского плота. Возьмите папку. Она ваша! Папка была закончена за месяц до моего перевода в трест и отложена, когда выяснилось, что сам Валентинов – сплавной бог – занимается этой проблемой… Я не посмел отнять у вас Коло-Юльский плот. До свидания, Сергей Сергеевич!

У дверей Игорь Саввович сказал:

– Я передал в приемную Николаева заявление с просьбой освободить меня от работы.

Валентинов – хорошо воспитанный человек – хотел подняться, чтобы стоя проводить сына, но не встал, отчего в глазах мелькнуло что-то испуганно-жалкое, пришибленное, тревожное. Игорь Саввович так и не оглянулся, хотя Валентинов взглядом просил сына остановиться, обернуться, сказать еще что-то, что помогло бы Валентинову вздохнуть полной грудью. Дверь открылась и закрылась бесшумно, тамбур проглотил Игоря Саввовича и – все, конец, пустота. «Надо, надо! – подумал Валентинов. – Надо же что то делать!» Он заставил себя разжать до боли стиснутые кулаки, снять руки со стола. Потом Валентинов тяжело поднялся, замер – ноги по-прежнему казались чужими, он их почти не ощущал; руки – он пальцами не чувствовал картон, когда поднимал со стола оставленную сыном папку.

– Надо, надо что-то делать! – вслух произнес Валентинов, негнущимися пальцами развязывая тесемку коричневой папки. – Надо непременно что-то делать…

За окном мгновенно притихло, словно кто-то отрезал гул моторов, звон металла, стук бетонных плит. «Происшествие? – подумал Валентинов. – Так называемое чрезвычайное происшествие?» Трудно ворочая головой, он посмотрел поочередно, начиная с юга, на все три застекленные стены кабинета, но ничего тревожного не заметил.

Буквы сливались, он понял, что не надел очки, полез за ними в карманы, не нашел, наверное, это был тот смешной случай, когда очки сидели на лбу, но и там их не было. Валентинов рассердился и вдруг обнаружил, что очки на глазах, а он просто ничего не видит, и очень испугался, а когда страх прошел, оказалось, что паника напрасна: читалось все, что было написано на титульном листе машинописным текстом: «Принципы транспортировки по Коло-Юлу большегрузного плота при сочетании жесткой и гибкой учалок».

Карты, схемы, пояснения. Прекрасный чертежный почерк, короткие фразы, энергичный стиль. «Таким образом, применение гибкой или жесткой учалок по отдельности одинаково опасно, а их сочетание – единственно возможный путь транспортировки большегрузного плота по Коло-Юлу. Подтвердим еще раз этот рабочий тезис разбором самого опасного участка…» Валентинов осторожно, точно папка могла взорваться, положил ее на стол, облизал пересохшие губы. Продолжая стоять, Валентинов хотел произнести свое любимое: «Весьма увлекательно!», но вместо слов издал свистящее шипение. Это его удивило и даже показалось смешным, и, чтобы проверить себя, он попытался сказать: «Забавно!», и снова ничего не получилось… «Я смешон!» – подумал Валентинов и стал медленно крениться влево; он кренился и кренился, но не замечал этого, а все пытался произнести: «Забавно!» или «Весьма увлекательно!», но только шипел и хрипел, после чего осторожно-осторожно, словно его опускали на домкрате, лег на пол – вниз лицом.

Прежде чем потерять сознание, Валентинов подумал, что мать обещала его сегодня кормить пельменями и угрожала, что, если он не приедет вовремя, она такое сделает, что не знает сама, что сделает…

Муж и жена

В приемной почтительно стояла, расставив толстые ноги, секретарша Виктория Васильевна; сидели два явно понаторевших в науке ожидать человека, тихонечно пробирался вдоль стенки – хвост трубой – трестовский кот Валерий. В распахнутое, обращенное в самое пекло знойного дня окно виделись макушка пыльного тополя, ажурная башня крана.

– Игорь Саввович, вас ждет жена. Я предложила Светлане Ивановне подождать в вашем кабинете…

Жена. Женщина, которая специально пришла в дом Валентинова, чтобы познакомиться с подходящим молодым человеком – из хорошей семьи, интеллигентным, умным, перспективным, прекрасно воспитанным. Добротная ситуация из пьесы Островского, династический брак на фоне совершающейся сексуальной революции… Жена. Маленькая, тоненькая, красивая женщина, за пять лет превратившаяся как бы в необходимый до зарезу предмет домашней обстановки. Жена. Женщина, которая сегодня в первый раз вошла в здание треста, женщина, которую за работой муж впервые тоже увидел на днях. Жена. Женщина, которая занималась древнерусскими языками, но не нашла слов, чтобы сказать Игорю Саввовичу то, что сказала женщина, в постели которой он провел только одну ночь: «Бросай все, беги к черту на кулички!» Жена… Игорь Саввович наконец-то заметил, что в центре приемной, откуда-то возникнув, стоит начальник производственно-технического отдела Володечка Лиминский – ухажер, душка и тоняга. Лицо у него было непривычно встревоженное, смотрел он на секретаршу Викторию Васильевну, бледную от волнения, – как этого Игорь Саввович не заметил сразу? Выходило, что о подаче им заявления об увольнении уже известно.

– Здорово! – быстро подходя, сказал Лиминский. – Надо срочно погутарить.

– Жена! – ответил Игорь Саввович, показывая на свой кабинет. – Подруга жизни.

Он протяжно усмехнулся. Ах и ох, дорогой Володечка Лиминский! Некому в большом тресте закрыть тебе дорогу к дверям кабинета заместителя главного инженера! Только, дорогой друг студенческих лет и всегдашний собутыльник, не надо галопом мчаться к Валентинову, чтобы бить копытами, выражая глубокое почтение и жертвенную преданность: главный инженер Валентинов не любит подхалимов, пролаз и миляг, коли даже родного сына заподозрил в карьеризме, всеми силами и средствами делая ему карьеру. Не волнуйся, Володечка Лиминский, по сути, по чину, по рангу, по способностям именно тебе предстоит занять место, где ты найдешь, наконец, страстно желанную синекуру. Заместитель Валентинова, будь он самим богом, ничего не может сделать без Валентинова, помимо Валентинова и прежде Валентинова. Хорошо будешь жить, Лиминский! С девяти утра до шести вечера станешь в одиночеству трепаться по телефону с Натами, Олями, Верунчиками и всякими Линами. Живи, друг!