Чудеса: Популярная энциклопедия. Том 2, стр. 77
Когда я хотел продолжать первый портрет, я мысленно сажал этого человека на стул и видел его так ясно, как если бы он был передо мной в действительности; могу даже сказать, что форма и окраска были более резкими и живыми. Некоторое время я вглядывался в воображаемую фигуру и принимался ее рисовать; я прерывал свою работу, чтобы рассмотреть позу, совершенно так же, как если бы оригинал сидел передо мной, и всякий раз, как я бросал взгляд на стул, я видел человека». Если кто-нибудь из его друзей, зайдя в мастерскую, заслонял пустой стул с «натурщиком», художник просил отойти в сторону (!). Секрет «Белой дамы» из Эстонии? Мак-Келли раскрыл его в своей книге «Хаапсалуский замок»: «Фигура девушки появляется в одном из трех узких готических окон. Когда августовская луна в полнолуние поднимается на соответствующую высоту и ее свет проникает в часовню через правое окно, прозрачная часть окна отсвечивает на белом своде часовни. Этот отсвет и виден в среднем окне. При этом выпуклость свода создает овал головы (прозрачное круглое стекло), цветные стекла рисуют контуры плеч, а остальная часть окна «одевает» изображение в белый монашеский наряд». Ну, а о горных призраках и привидении, которое увидел в тропическом лесу американский солдат, мы поговорим дальше в других главах.
Трудный диалог
Вспоминается одна беседа, которая, как думается, в полной мере отражает сущность идеологических позиций двух сторон — атеиста и верующего.
Атеист: Разговор о привидениях можно продолжать до бесконечности. Каких только историй не сочиняют на эту тему! В одной можно разобраться без особого труда, другая может не на шутку поразить наше воображение. Однако согласитесь, что во всех таких случаях самое важное заключается в том, с каких позиций человек подходит к неизвестному явлению. Каждый из нас оценивает его, как говорится, с высоты своего миропонимания. И кроме того — мироощущения.
Верующий: А что вы вкладываете в это слово?
Атеист: Только то, что разные люди могут совсем по-разному воспринимать окружающий мир. Если для меня мир материален и только материален, если я убежден, что в природе все происходит по законам развития материи, то любое явление, пусть даже самое таинственное, я восприму без суеверных мыслей, без мистики.
Верующий: Другими словами, Вы отвергаете саму мысль о том, что в природе могут существовать явления, которые можно объяснить вмешательством свыше?
Атеист: Именно так. И знаете почему? Потому, что в этом меня убеждает весь опыт научного познания мира.
Верующий: Но наука еще так многого не знает!
Атеист: Да, многого не знает. И не будет никогда все знать — вот ведь в чем парадокс, если хотите, нашего познания! Но парадокс только на первый взгляд. Ибо мир, природа неисчерпаемы в своих проявлениях. С одной стороны, мы все глубже проникаем в суть явлений, а с другой — природа ставит перед нами все новые вопросы. И так будет всегда! Наука никогда не сможет сказать: вот она перед нами — законченная картина мироздания; в ней все ясно, как говорится, ничего ни прибавить, ни убавить.
Это была бы уже не наука, а догма, то есть нечто противоположное научному познанию, его диалектическому характеру.
Вот что сказал об этом один из классиков русской литературы:
Верующий: А вам не кажется, что научные познания приводят нас к тому, что перед человеком встает все больше невыясненных вопросов? И еще — если наука не может познать все до конца, то не означает ли это, что в мире есть такие области, которые для науки недоступны? А это и есть тот мир, о котором говорит религиозная вера.
Атеист: Что ж, возражение не ново. Что касается вашего первого замечания, то оно вряд ли требует большого спора. Да, чем больше мы познаем мир, тем больше возникает перед нами новых, еще невыясненных вопросов.
Ну и что? При всем том путь научного познания мира неизменен: сегодня мы знаем больше, чем вчера, завтра будем знать то, чего не знаем сегодня. Бесспорно? Несомненно! А раз это так, то многого ли стоят рассуждения, что наши познания ограничены, несовершенны и так далее? Тут, кстати, мы наглядно сталкиваемся с диалектикой познания мира. Да, наши познания недостаточно полны, да, многое, в ходе научного прогресса пересматривается, изменяется. Однако сие никак нельзя рассматривать как ограниченность науки, как ее неспособность познать природу. Наоборот, именно в этом ее сила! В отличие от религиозного мировоззрения наука постоянно совершенствуется, ее развитие необходимо требует отрицания многих и многих старых знаний — гипотез и теорий — чтобы прийти к новым, более полным и более точным построениям картины мира. В этом, повторяю, сила науки и сама ее суть.
Верующий: И, все-таки, для нас всегда будет существовать то, что мы не знаем.
Атеист: Вы хотите сказать: и не можем узнать?
Верующий: Да.
Атеист: Вот тут-то мы и подошли к самому существенному в нашем споре. Для материалиста мир один и его можно познавать. А для верующего человека он делится на два — познаваемый и непознаваемый. Мир материи можно изучать и познавать. Другой мир — потусторонний — человеческому разуму недоступен. Но позвольте Вас спросить — а откуда вам, собственно, известно, что такой мир существует, что это не плод человеческой фантазии?
Верующий: Это вопрос веры, и только веры!
Атеист: Вот именно! В него можно только верить; даже следует верить, ибо всякое сомнение в религиозных утверждениях — это уже не вера. В том-то и состоит принципиальное различие в подходе к природе между наукой и религией: окружающий нас мир можно изучать, докапываться до истины, а можно и просто принимать на веру все то, что о нем рассказывают религиозные учения.
Верующий: Я думаю, что Вы забыли о конкретности нашего разговора.
Атеист: Вы правы. Мы говорили об убежденности материалиста…
Верующий: Она есть и у верующего человека.
Атеист: Безусловно. Но моя убежденность базируется на фактах науки, на опыте жизни многих поколений, а кредо верующего — только его вера. Еще я говорил о том, что даже самое необъяснимое, на первый взгляд, явление, событие необходимо воспринимать без мистических настроений. И вот Вам весьма поучительный пример. — Когда-то, уже давно, в одном из католических храмов-костелов в Польше, по свидетельству старинной хроники, произошло крайне неприятное для монахов событие. Во время богослужения, в тот момент, когда епископ благословлял молящихся, в воздухе, на фоне кадильного дыма вдруг появился «враг рода человеческого» — черт. По размерам он был невелик, но все верующие явственно разглядели у него рога, хвост и ноги с копытами! Попрыгав в воздухе, чертенок исчез.
Ужас верующих и самого епископа, как говорится, не поддавался описанию. Постепенно об этом происшествии забыли. Прошло немало лет. И вот, снова в том же костеле черт показал свою мерзкую рожу! Правда, на этот раз очевидцем был только один из монахов — привратник монастыря. Но он клялся всеми святыми, что видел дьявола совершенно ясно, никак не мог ошибиться.
Эта история, как уже сказано, относится к «делам давно минувших дней». Ее продолжение оказалось куда более интересным. «Происшествием» в костеле заинтересовались исследователи старины. Они обратили внимание на то, что в костеле на почетном месте висело запыленное зеркало. Оно было очень старым и относилось к тем временам, когда стеклянных зеркал в Польше еще не знали, а изготовляли зеркала из специальных металлических сплавов, секрет которых позднее был утерян. Ученые стали осматривать зеркало и, к своему удивлению, увидели на раме надпись на латинском языке, из коей явствовало, что зеркало принадлежало пану Твардовскому, «который его употреблял при своих магических занятиях». Пан Твардовский — герой польских народных рассказов, легенд и песен. Его воспевали поэты, о нем писали известные прозаики. Жил он в XVI столетии в Кракове и занимался астрологией, вызыванием духов и всякими подобными «некромантскими» делами.