Тень мечей, стр. 37

Древние двери прогнулись. Смялись, словно пергамент в руках расстроенного писца. Металл взвыл, как раненое животное, попавшее в смертельную ловушку. Ужасный грохот прекратился, вместо него раздался еще более ужасающий звук. Тяжелое громыхание закованных в броню ног по мощеным улицам очень напоминало сводящий с ума треск надвигающегося облака саранчи. Франки наконец ворвались в ворота, и теперь ничто не могло спасти город от гибели.

Маймонид беспомощно наблюдал, как целые орды варваров заполонили улицы Иерусалима. Горстка выживших мусульман внутри городских стен попыталась оказать достойное сопротивление, из последних сил бросаясь в схватку с первой волной крестоносцев, успевших прорваться сквозь проломы в стенах. Но их попытка была тут же пресечена: во все стороны полетели отрубленные головы, руки, ноги. Глядя на разворачивающуюся внизу резню, раввин вспомнил о страшных мгновениях, описанных в «Исходе. Второй книге Моисеевой», когда ангел смерти налетел на Египет, отбирая жизни у всякого первенца в семьях египетских и всего первородного из скота. Подобно черному ветру, раздувшему пожар в людских душах, ангел смерти этой мучительной ночью был занят в очередной раз.

Франки были повсюду, на их латах мерцало отражение тысячи пожарищ, которыми был охвачен Священный город. Со зверской решимостью крестоносцы ломали каждую дверь, обыскивали дома в поисках признаков жизни. А когда находили, отнимали саму эту жизнь. Перед глазами раввина разворачивались ужасные картины, которые он даже не мог себе вообразить. С крыш домов сбрасывали детей, женщин пронзали копьями, над их телами совершали надругательство даже после того, как жертвы испускали последний вздох. Разъяренные солдаты шлепали по темно-красным лужам — улицы города были залиты кровью.

Над Иерусалимом пронесся вопль тысяч людей, превратившийся в ревущий ветер отчаяния, — пучина геенны огненной обнажила переполняющие старика чувства. Вопль проник в его разум, душу и даже глубже. Маймонида затягивало в бездну, навсегда уносило в вихре ужаса и предсмертных криков…

Маймонид вздрогнул и проснулся. Его сердце так неистово колотилось, что, казалось, вот-вот разорвется. Он глубоко задышал, пытаясь успокоиться и понять, где находится. Старик был дома, прятался в тишине зажиточной части заново отстроенного еврейского квартала. Из небольшого сада за окном в комнату проникал нежный аромат сирени и лимона. Никакого сражения, никакого разорения. Вокруг крепко спали жители Иерусалима, а ужасы, которые довелось им пережить, превратились в забытые воспоминания. Пока.

Маймонид повернулся и увидел под боком свернувшуюся, как обычно, калачиком жену. Ревекка громко храпела, из уголка рта лениво текла слюна. Старик поднялся, медленно выскользнул из пуховой постели и стал ногой на ощупь искать соломенные сандалии. Он опять взглянул на жену и успокоился окончательно. Она была его краеугольным камнем, единственной, несмотря на непреклонное течение времени, постоянной величиной. Она всегда спала как убитая, крепко, не ведая, что творится вокруг. Маймонид ни секунды не сомневался: случись франкам снова окружить город, его дорогая Ревекка сном младенца проспит весь ужас и разорение. Она минует самое худшее, забывшись в мире сладких снов и приятных воспоминаний. И за это старик был вечно благодарен ей.

Раввин медленно побрел в кухню, налил стакан воды. В горле пересохло, першило так, как будто он наглотался песка в пустынях Магриба, которые пересек еще в детстве. Проходя мимо комнатки по правую руку, он остановился и тихонько сдвинул в сторону деревянную ширму. Вглядевшись в темноту, он увидел крепко, как и его жена, спящую Мириам. Только в отличие от жены Мириам не храпела. Ее иссиня-черные волосы разметались по подушке, руки непроизвольно скрестились на груди. Мягкий свет луны, лившийся из восточного окна, придавал ее лицу едва заметное ангельское свечение.

Маймонид вошел в спальню и приблизился к кровати Мириам. Он опустился на колени и нежно, совсем как в детстве племянницы, коснулся пальцем ее щеки. Девушка шевельнулась, на губах заиграла улыбка.

Как он любит эту девочку! Правда, она часто сводит его с ума своей ярой независимостью, а ее неспособность следовать общепринятым нормам для него, как человека, который многие годы зарабатывал репутацию в благовоспитанном обществе, являлась источником постоянных огорчений. Но, по правде сказать, он не хотел, чтобы она менялась. Мириам, словно орлица, парящая в небесах, была натурой свободной, да и мир был бы серым, если бы ее дерзкий дух не окрашивал его в яркие краски.

Как он умолял ее вернуться в Каир! Он молил Мириам, стоя на коленях, просил ее уехать и укрыться от бури, собирающейся на горизонте. До них уже дошли вести о победе франков на Кипре. После падения Исаака Комнина и покорения Византии крестоносцы плыли к берегам Палестины. В любой момент орды варваров могли ступить своими грязными ногами на Святую землю королевства Авраама. Она должна бежать! Оградить себя от этой новой неприятной главы в кровавой истории еврейского народа.

Но Мириам отказалась. Разумеется, именно этого он и ожидал. Несмотря на ее внешнюю зрелость, в душе она оставалась по-детски упрямой; на нее не действовала угроза смерти и разрушения. Откуда ей знать такие вещи? Она молода, беззаботна…

Маймонид прервал поток своих мыслей, внезапно глубоко устыдившись. Конечно, она знала о подобных ужасах больше, чем он желал в том признаться. Единственная выжившая после резни, устроенной франками, молчаливая свидетельница смерти собственных родителей, она еще ребенком познала больше ужаса и горя, с которым не в состоянии справиться большинство уже взрослых мужчин.

Именно поэтому она и должна была бежать из Палестины, пока еще есть возможность. Мириам не заслужила того, чтобы вновь пережить душевное потрясение. Ей следует нежиться в тени одного из своих любимых внутренних садиков в Каире и наслаждаться чтением трудов Аристотеля и Демокрита. Она не для того сумела выжить, чтобы корчиться на коленях в разрушенном городе, ожидая, когда взмах меча освободит ее от изощренных пыток крестоносцев.

Выйдя из спальни племянницы, Маймонид направился в небольшую кухню. Он брел по коридору, вспоминая видения из ночного кошмара и вздрагивая от нахлынувшего волнения. Видения были такими яркими, так похожими на реальность. Казалось, Маймонид перенесся во времени на столетие назад и стал свидетелем завоевания Иерусалима; совсем как мусульмане, уверовавшие в то, что Мухаммед во время ночной прогулки вознесся к небесам, где не властно время и пространство.

Но зачем? Если Бог показал ему истинное видение, то с какой целью? Подготовить к тому, что должно произойти? Или показать, что подобное зло не может и не должно повториться? Так или иначе, размышляя о печальной истории своего народа, он сомневался, что верно последнее.

Таков круговорот истории. Победа сопровождается поражением, которое, в свою очередь, сопровождается победой и вновь поражением. Несмотря на то что при дворе Саладина собралось много ученых мужей, подобных Маймониду, которые знали, что течение времени неизбежно унижает тех, кого возвеличивает, новость о быстрой победе Ричарда над киприотами, достигшая дворцовых стен, повергла придворных в ужас. Каким недолгим оказался сладкий вкус мира! Теперь им придется посмотреть правде в глаза и признать свои притязания на безраздельное властвование на Святой земле в течение тысяч лет безнадежными. Этот Ричард Львиное Сердце доказал, что он совсем не дурак и отнюдь не мечтатель, что им нужно тщательно подготовиться к неотвратимому нападению.

Раввин понимал, что Бог посылает детям Авраама страшного противника, дабы испытать их веру. Маймонид налил себе из глиняного кувшина стакан воды и с жадностью выпил. Не переставая размышлять над тем, был ли его сон пророческим, Маймонид задавался вопросом: неужели он, ставший свидетелем освобождения Священного города, обречен вновь увидеть его порабощение?

Глава 21

ДЖИНН В ТУМАНЕ

Корабль с провиантом попал в завесу густого тумана, нависшего над морем. Подобно рассерженному дыханию сказочного змея, который, согласно молве, мог обвить землю, туман как бы предупреждал: поворачивайте назад, глупцы, пока не оказались в царстве, где властвуют ужас и страх. Самир ибн Ариф слышал все эти сказки, начиная от фантастических легенд о сражениях Синдбада-морехода с морскими чудовищами и заканчивая слухами о том, что на западе, за горизонтом, есть великие страны, где золото течет, словно мед. Он отмахивался от подобных историй, считая их выдумками людей, которые слишком много времени проводят в море и поэтому, ступив на твердую землю, впадают в пьяное оцепенение. Но сейчас, глядя на непроницаемый туман — дьявольскую мглу, как называли ее между собой моряки, — Самир задумался над тем, а нет ли в древних предостережениях доли истины?