Любовь уходит в полночь, стр. 17

— Что ж, мы оставались здесь достаточно долго, чтобы удовлетворить сентиментальную тягу простого народа к проявлениям романтичности, — внезапно проговорил король совсем другим тоном. — Вы готовы выйти отсюда и предстать перед публикой?

Произнес он это в манере, настолько отличной от той, в какой говорил минутой раньше, что Ксения подняла на него удивленный взгляд. Летели секунды, она молчала. Затем, спохватившись, что он ждет, что она скажет, скороговоркой пролепетала, опустив глаза:

— Да… разумеется. Я… готова. Вполне.

Король отворил дверь.

В гостиную быстро вошли мадам Гиюла и граф Гаспар Хорват.

— Давайте поторопимся, Хорват, — резко бросил король. — Надеюсь, солдат на дороге достаточно.

Ксения услышала эти слова, но не расслышала ответ графа. Она не стала допытываться, что это все означает, — король явно был не в лучшем расположении духа, а раздражать его еще больше ей не хотелось.

Они ступили на платформу, почетный караул вытянулся по команде «смирно», оркестр грянул национальный гимн, и гвардейцы стояли на красной дорожке, пока музыка не отзвучала.

Из вокзальной толпы доносились приветственные возгласы, но Ксения понимала: все это специально приглашенные сановные гости. Ей представили нескольких важных государственных лиц. Затем они вместе двинулись сквозь караул к ожидающей их у вокзала карете.

Ксения и король должны были ехать вдвоем в открытом ландо, которое везли шесть лошадей серой масти. Три лошади из упряжки несли на себе форейторов в богатой золотой униформе. Вспомнив рассказы матери о том, как та вела себя дома в Словии, Ксения помахала рукой толпе и улыбнулась.

Ее мать однажды сказала:

— Твоя бабушка считала улыбку простонародной и недостойной аристократки, и мой отец тоже, но Доротина и я всегда улыбались и махали рукой собравшимся ради нас людям. Мы чувствовали, что, если нам в толпе не улыбаются, что-то идет не так.

— Уверена, тебя они любили, мама! — ответила ей тогда Ксения.

— Доротина и я думали так же, — ответила миссис Сандон, — но иногда я себя спрашивала: а не должны ли августейшие особы вроде нас давать простым людям нечто большее? Народ делает для нас так много, и мы, наверное, могли бы помочь им множеством разных способов. Улыбка — скудная награда за службу длиною в жизнь.

Мать говорила очень серьезно, но в тот момент Ксения не поняла до конца смысл ее слов и не стала над ним раздумывать.

Теперь она вспомнила эти слова и улыбнулась, и помахала рукой — так, как, по ее разумению, должны это делать принцессы. Ей показалось, толпе ее жест и улыбка пришлись по душе.

Король не стал утруждать себя какой-либо реакцией на происходящее. Он откинулся на спинку сиденья, и вся его поза свидетельствовала, что церемония ему наскучила.

Ксении трудно было оторвать глаза от толпы и смотреть на дома, мимо которых они проезжали, но она успела заметить, что деревья вдоль дороги стоят все в цвету.

— Как красиво! — не удержалась она от восторженного восклицания.

— Красиво? — переспросил король. — Как я должен вас понимать? Не ваши ли это слова, что страна моя так мала и так незначительна, что, будь у вас выбор, вы предпочли бы Францию или Англию?

Ксения ничего не ответила, но задумалась. Странно… Как Джоанна может быть столь высокомерной по отношению к стране, которой ей предстоит править?

Кортеж свернул с площади, полной людей, на другую дорогу.

Приветственный шум затих, движение лошадей убыстрилось.

Все еще взмахивая то вправо, то влево рукой и улыбаясь, Ксения не сразу заметила, что на них смотрят теперь угрюмые лица, а люди вокруг — молчат. Некоторые держат плакаты. Поначалу она не могла прочесть надписи. Затем самые крупные бросились ей в глаза: «Угнетенные и презренные!» И еще: «Требуем справедливости!»

На приветственные жесты Ксении уже никто не отвечал, и она бессильно уронила руку на колено.

— Что случилось? — тревожно спросила она короля. — Кто все эти люди?

— Кучка бунтующих студентов, не более, — последовал равнодушный ответ. — Право же, они не стоят вашего внимания.

Едва он это проговорил, раздался оглушительный свист. И следом — крики и вопли, совершенно очевидно, оскорбительного характера.

Кучер стеганул лошадей, и они припустили быстрее.

Но враждебная атмосфера по обе стороны ландо, казалось, сгущалась. Ксении стало не по себе.

Ей припомнились слышанные ею когда-то в детстве мрачные разговоры про уничтожение аристократии, про анархистов, бросающих бомбы в монархов и в их ни в чем не повинных родных. Неужели все эти люди с плакатами — борцы против высшего света, против богатых… против Джоанны — и против нее, сейчас? Все это было так страшно и так неожиданно, что она бессознательно схватила за руку сидящего рядом мужчину — Иствана, короля.

— А они… не… причинят нам… вреда? — с детски подкупающей дрожью в голосе спросила она.

Король посмотрел на нее с нескрываемым удивлением:

— Да они просто пытаются показать себя! Им нравится устраивать все эти беспорядки! Им кажется, что они что-то значат, что они сильны, но это просто уличная потеха. Я должен был предупредить вас, что подобное может случиться по пути следования во дворец.

Слишком поздно Ксения вспомнила то, что мать всегда говорила ей: особы королевской крови никогда не показывают своего страха. Ей часто рассказывали истории о том, как храбро вели себя короли и королевы, даже когда бомбы задевали их кареты и лошади погибали от взрывов на их глазах.

Простолюдинка ты и есть простолюдинка, попеняла себе Ксения. Струсила! Никакая истинно высокородная особа не стала бы трястись как осиновый лист из-за какого-то там свиста на улице…

И продолжала сидеть, изо всех сил вцепившись в мужскую руку.

Через несколько секунд шумящая толпа осталась далеко позади, и снова раздались радостные возгласы и появились люди, приветственно машущие им руками, — в основном женщины и дети.

Затем, прямо впереди, на холме, перед ними предстал дворец. К нему вела широкая улица, обсаженная коридором цветущих деревьев. О! Что это был за дворец! Как в ее детских мечтах, когда девочки рисуют принцесс в бальных платьях, кареты и замки. Этот дворец впечатлял красотой форм, его украшали башенки, шпили и ажурная вязь лепнины. Его позолоченные ворота из кованого железа призывно блестели. Это был воплощенный образ королевского замка из ее детских грез.

От охватившего ее в один миг восторга Ксения прижала руки к вспыхнувшим румянцем щекам. Забыв и про страх, и про свою роль королевской особы, гордо приветствующей подданных, она, сияя глазами, обернула счастливое лицо к королю:

— Он изумительный! У меня даже нет подходящих слов! Настоящий королевский дворец! Он создан для счастья, и он прекрасен, как вся ваша страна!

Она взглянула в сторону горизонта. Его закрывали горы. На их вершинах кое-где лежал снег, добавляя пейзажу ярких светлых мазков.

— Как все чудесно! — звонким голосом воскликнула Ксения. — Чудесно, чудесно, чудесно! Как можно не быть здесь счастливым?

— Вы думаете, что будете здесь счастливы? — прохладно и отчужденно осведомился монарх.

Ей словно плеснули в лицо холодной водой.

Ах… Что же она наделала, что натворила?! Она была Ксенией — и только ею! Каждой своей клеточкой она была Ксенией, самой собой и говорила о своих чувствах и впечатлениях, абсолютно забыв, что она, подставная принцесса, должна играть роль Джоанны. А та должна все говорить и делать иначе!

3

Когда они подъехали ко дворцу, его стены окружала многочисленная толпа, но, подняв руку в приветственном жесте, Ксения увидела, что ей ответили лишь двое или трое из всех собравшихся. Большинство, в основном мужчины, стояли с недобрыми хмурыми лицами. В руках у некоторых из мужчин было оружие.

Она не имела возможности начать расспрашивать короля о том, чего хотят эти люди: в следующий момент она и ее жених уже входили в позолоченные ворота, охраняемые солдатами. Казалось, солдат в воротах и во дворе, на парадной лестнице, слишком много — очень нарядных в красных мундирах и темно-голубых рейтузах. Но самое броское зрелище являли собой офицеры — с золотыми эполетами и медалями.