Непокорная пленница, стр. 32
Несколько раз подергав его, она решила, что узел достаточно прочный, и привязала лошадь к молодому деревцу возле самой хижины. Лошадь принялась щипать траву, а Уитни приступила к разжиганию огня.
Солнце опустилось за горные вершины, обступавшие долину, и стало холодно; мокрая одежда не грела. Из других хижин доносились запахи еды, которая варилась в горшках, висящих над очагами. В ее хижине было темно, она даже не сразу отыскала мешки. Желудок сердито ворчал, и, старательно ударяя кремнем по камню, она жевала кусок вяленого мяса. Вспыхнуло несколько искр, и хотя она изо всех сил дула на сухие листья, которые горкой сложила посреди круга из камней, они так и не загорелись.
У нее уже онемели пальцы, когда через несколько минут вспыхнул слабый огонек. Она торопливо раздула его в небольшое, но устойчивое пламя. Довольная собой, Уитни села на пятки и стала подкладывать в него сучья и палки, разбросанные по полу.
Когда огонь стал угасать, она с отчаянием поняла, что израсходовала все дерево, которое было в доме. Она выглянула наружу — стемнело, надо было спешить.
Первые зеленые ветки, которые она срезала ножом, дымились и шипели, но не желали гореть; она закашлялась от дыма, защипало глаза. Если она хочет получить хороший огонь, нужно найти сухое дерево.
Очень скоро она убедилась, что вблизи жилья сухих деревьев нет и нужно отойти подальше. В мокрых ботинках хлюпала вода, высокая трава хлестала по лицу. Наконец она набрала в подол достаточно дров, чтобы скоротать ночь, и поспешила обратно.
В ее отсутствие огонь погас; Уитни скорчилась на грязном полу хижины и заплакала. Плач перешел в рыдания, горячие слезы бежали по щекам. Ей было холодно, страшно, хотелось есть, а еще хотелось, чтобы она никогда не встречала Каттера. Вот до чего он ее довел своим идиотским планом украсть жалованье и похитить ее. Будь он проклят! Будь проклят за то, что украл гораздо больше, чем деньги…
Всхлипывая, Уитни заползла в укрытие, сделанное из колючего пончо и одеял, которые ей оставил Каттер, и свернулась калачиком. Лежа в темноте и тишине, она слушала звуки, доносившиеся снаружи. Они как будто проходили через усилитель. Она слышала отдаленные разговоры и приглушенный смех. Плакали дети, лаяли собаки, гудели насекомые. Лежа в напряженном ожидании, Уитни поправила нож на поясе, но никто не подходил к хижине. За всю жизнь никогда ей не было так одиноко.
Глава 12
Несмотря на все неудобства, измученная Уитни заснула, а когда проснулась, было утро. Она так и не убежала. Хуже того, она обнаружила, что узел веревки развязался и лошади нет. Она совсем упала духом и тяжело опустилась на пол, тупо глядя на пустую лужайку. В деревне горели костры, апачи семьями завтракали. У Уитни подвело живот, она вздохнула и потянулась к мешку за вяленым мясом.
Она жевала и разглядывала горы. Горы были высокие, морщинистые, она попыталась вспомнить, откуда Каттер ее привез. Уехал он через ту седловину в горах за деревней, но куда двигаться дальше? Она нахмурилась, дожевывая последний кусок, и снова стала вспоминать, откуда они приехали.
Как оказалось, за ней пристально наблюдали, так что она не могла уйти дальше того края, где женщины собирали дрова и растения. Красная Рубашка, верный своему обещанию, стерег ее. Это Уитни поняла с первого дня.
Когда она попыталась проскользнуть в высокой траве прочь от деревни, перед ней как будто из-под земли вырос мужчина. Он молча загородил ей дорогу. Уитни сдержала невольный крик и быстро повернула обратно.
Она расстроилась, хотя понимала, что далеко ей все равно было бы не уйти. Не имея лошади, не зная направления, она вскоре умерла бы.
Долгими последующими днями она старалась сделать все, что сможет. Вычистить ветхую хижину оказалось не так просто. Уитни перемыла в ручье деревянную кухонную утварь; она скребла миски камнями и травой, потом сушила на солнце, опять мыла и сушила, пока они не стали более или менее чистыми. Задыхаясь от пыли, она выбила подстилки, лежавшие на полу, радуясь, что проведет ночь в относительном комфорте. К вечеру, разглядывая свои руки, Уитни с грустью подумала, что теперь они уже никогда не будут такими, как раньше.
Собирать дрова было не легче. Поскольку леса вокруг деревни поредели, женщины ревностно охраняли свои участки. Часто бывало так: Уитни находила ветку дерева или сук, но одна из женщин тут же отталкивала ее, хватала сук и что-то кричала на своем языке. Уитни кипела, но ничего не могла поделать.
А когда она пыталась понаблюдать, какие растения женщины собирают, то оказалось, что они служат для разных целей — некоторые для выделки шкур, другие для мазей и лекарств. Никто ей не помогал и не давал приблизиться.
— Как будто я прокаженная, — с ненавистью пробормотала Уитни и подумала, не Каттер ли все это подстроил. Только ночью в своем темном убежище у нее находились силы и время ругать его, и она вспоминала все эпитеты, которые когда-либо слышала, и повторяла их, пока не засыпала.
Днем было легче, чем ночью. Но у нее все еще не было нормального огня, и она стала понимать, как чувствовали себя греки до тех пор, пока Прометей не дал им огонь.
Она видела, как женщины берегут свои очаги, никогда не дают огню совсем угаснуть, но ей это почему-то не удавалось. Если огонь вообще загорался, то вскоре гас.
Одиночество усиливалось от того, что она не понимала языка апачи. Но она хотела бы просто услышать дружеское слово — на любом языке! Женщины ее явно избегали, и ей было все равно почему — по собственному ли желанию или по приказу Каттера.
Только одна молодая женщина крутилась неподалеку от Уитни, у нее был большой круглый живот, но когда Уитни попыталась с ней заговорить, она испуганно убежала. Если бы не пожар, у нее вообще не было бы шансов заговорить с этой беременной женщиной.
Устав от бесконечных попыток развести огонь, что удавалось ей с великим трудом и малым успехом, Уитни порылась в мешках, оставленных Каттером, и нашла бутылочку спирта. Спирт был для медицинских целей, но она вспомнила, как в ресторанах поджигают ром в некоторых десертах, и решила, что он ей поможет.
— Жаль, что нет алкоголя для питья, — скривившись, пробормотала Уитни и щедрой рукой плеснула жидкость на огонек, тлевший в середине хижины.
К несчастью, она вылила слишком много спирта, и когда он попал на дерево, языки пламени взметнулись вверх до самой крыши. Завопив от ужаса, Уитни расшвыряла старательно уложенные сучья, но только сожгла нос ботинка. Она стала заливать пламя водой.
Бесполезно. Огонь вышел из-под контроля. Увидев, что небольшое количество воды, которое было в кожаных мешках, не поможет, она стала яростно бить огонь одеялом.
Дым поднялся вверх, жители деревни встревожились и прибежали. Пожар может распространиться очень быстро, особенно в сухую погоду, охватит всю деревню и уничтожит все на своем пути.
Гомон возбужденных голосов и крики достигли ушей Уитни, она повернула испачканное сажей лицо и увидела, что к ней бегут люди с водой и одеялами. Когда пожар был потушен и она снова осталась одна, то увидела, что женщина, с которой она пыталась заговорить, все еще здесь.
— Спасибо, — сказала Уитни со слабой улыбкой, надеясь, что если не слова, то ее чувства будут понятны.
Девушка тут же разразилась речью на испанском языке.
Уитни почувствовала головокружение — она поняла, что языковый барьер частично преодолен, и радостно улыбнулась.
— Ты не могла бы задержаться и поговорить со мной? — спросила она на ломаном испанском.
Девушка рассказала, что ее зовут Элиза, что она мексиканка, что ее еще в детстве привезли к апачам.
— Я побуду несколько минут, а то Красная Рубашка рассердится, — застенчиво сказала она. — Я так счастлива услышать родной язык! Мне больше не разрешают на нем говорить. — Она слегка пожала плечами. — Лучше с ними не спорить, они хорошо ко мне относятся, потому что я жена одного из лучших воинов.