Неугасимое пламя, стр. 5

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла оторваться от фотографии и отрешиться от смутного ощущения, что этот мужчина ей знаком.

Это было просто смехотворно. Судя по одежде и по дате, красовавшейся на обороте рядом с фамилией фотографа, — 1861 год, этот мужчина давным-давно покоился в могиле.

Но кто он?!

Ребекка понимала, что он не является ее прапрадедушкой, Барретом Фрезером. Старую фотографию, на которой он был снят вместе со своей женой Рэчел, она видела не раз. Баррет Фрезер не имел ничего общего с таинственным незнакомцем.

Отведя, наконец, взгляд от фотографии, Ребекка снова принялась исследовать содержимое шкатулки. Она обнаружила платок из тонкой материи, окаймленный кружевами, с вышитыми на нем бабочками. В него был завернут золотой медальон на тоненькой цепочке. Это чудесное произведение ювелирного искусства украшали переплетенные буквы «Р» и «М». Ребекка нажала крошечную кнопочку, и медальон раскрылся, явив ее взгляду два миниатюрных портрета — мужской и женский.

Женщину Ребекка узнала сразу: это была ее прапрабабушка Рэчел, а мужчина… тот же самый, что на фотографии!

Ребекка вздрогнула. Художник сумел найти такой оттенок голубого, что глаза мужчины до сих пор казались живыми. А золотистые волосы Рэчел были неотличимы от волос самой Ребекки.

Поддавшись внезапному порыву, Ребекка надела медальон, и он мягко скользнул в ложбинку между ее грудей.

Она взяла в руки один из переплетенных в кожу дневников и на мгновение заколебалась: должна ли она читать их, имеет ли она право вторгаться в личную жизнь своих предков?

«Нет, — машинально ответила Ребекка. Но ведь если Рэчел не хотела, чтобы их прочитали, она уничтожила бы их», — тут же возразила она сама себе.

Может быть, Рэчел как раз хотела, чтобы ее дневники кто-нибудь нашел. И возможно, в ее записях содержатся сведения, которые помогут идентифицировать человека, запечатленного на фотографии. Человека, который не был ее мужем.

«Она должна была очень сильно любить его, — думала Ребекка. — Но не исключено, что я просто фантазирую и мое воображение профессиональной сценаристки заставляет меня домысливать то, чего на самом деле и в помине не было».

Нет, в глубине души Ребекка знала, что она права. Она чувствовала это. Рэчел любила этого человека настолько, что не смогла забыть его, даже выйдя замуж за другого.

Ребекка завидовала подобной любви.

Она поудобнее устроилась на кушетке и начала читать:

«Сегодня я встретила человека, чьей женой я желаю стать. О Боже, я знаю, это звучит глупо, но это правда — я не могу отвести от него глаз. Ни с кем другим я никогда не буду испытывать ничего подобного.

Как могло это случиться? Он полностью завладел моим сердцем…»

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Луизиана, 1860

Рэчел Галлагер следила за человеком, скакавшим по свежему лугу на горячем крупном жеребце. Это был один из лучших коней ее отца и очень подходил всаднику. Они двигались как единое целое. Рэчел стояла в тени темно-зеленого дуба, поросшего испанским мхом, и теплый ветерок вместе с запахом росшего неподалеку жасмина окутывал ее ласковым покровом.

Красивый всадник заставил лошадь идти шагом, доказывая, что ею вполне можно управлять. У Рэчел перехватило дыхание, когда он направил животное к трем высоким каменным барьерам. Лошадь и всадник преодолели их легко, без малейшей суеты, к вящему удовольствию зрителей, как белых так и черных, собравшихся вокруг выбеленного забора.

— Клянусь честью, — раздался голос Коннора Галлагера, отца Рэчел. — Я знал, что парень справится с этим проклятым упрямцем. Смотри, смотри, дорогая, — указал он дочери на всадника, снова преодолевшего препятствие, на сей раз на полном скаку.

Руки Рэчел в белых перчатках были судорожно сжаты. Он слишком рисковал. А что, если строптивый жеребец заартачится? Всадник может получить травму или — того хуже — погибнуть. Несмотря на обуревавший ее страх, Рэчел как завороженная следила за ними.

Наконец наездник заставил лошадь взять последнее препятствие и приблизился к ним.

Только теперь она перевела дыхание. Ее отец был прав, как всегда, когда дело касалось лошадей: наездник был великолепен.

— Не желает ли мадемуазель чего-нибудь прохладительного? — раздался позади нее нежный голос.

Рэчел обернулась и увидела настоящую красавицу. Высокую, в тюрбане вишневого цвета вокруг головы, с кофейной кожей и золотыми глазами.

— Да-да, благодарю вас, — пробормотала Рэчел, принимая из ее рук бокал лимонада со льдом. Лед был предметом роскоши на юге. Его привозили по Миссисипи и лишь богатые плантаторы имели возможность запасаться им.

Рэчел старалась получше распробовать фруктовое питье. Для девочки, которая прежде пила только молоко или чай, каждый новый напиток здесь, в Новом Орлеане, куда она прибыла лишь шесть месяцев назад, был в диковинку. Кофе, подаваемый в Кафе дю Монд, пленил ее настолько, что теперь она пила его каждое утро.

Почти все в Новом Орлеане очаровывало Рэчел. Ведь в пансионе в своей родной Ирландии она жила в маленьком замкнутом мирке, а здешняя жизнь так отличалась от той, к которой она привыкла!

— Назовите вашу цену.

При звуке этого глубокого мужского голоса Рэчел подняла голову и взглянула в лицо наездника.

Она увидела свою судьбу. Она знала это так же твердо, как знала собственное имя. В этот миг в ее жизни изменилось все. Любовь совершила это превращение. Быстрое, внезапное, бесповоротное.

— Пять тысяч, как договорились, — ответил Коннор Галлагер.

— Я бы заплатил и вдвое больше, — честно признался всадник, спешиваясь и похлопывая жеребца по шее.

Рэчел пришла в восторг от его загорелых рук с тонкими сильными пальцами. Она легко представила, как они заряжают пистолет, поднимают бокал, сдают карты или держат женскую талию во время танца.

— Рад слышать, что заплатил бы, но слово Коннора Галлагера нерушимо!

— Тогда по рукам. — Высокий мужчина протянул руку Коннору.

Обменявшись рукопожатием с Коннором, он взглянул на Рэчел и улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Его голубые глаза засияли.

— Могу ли я представить вам свою дочь Рэчел, мсье? — В голосе Коннора звучала родительская гордость. — Рэчел, это Мэтью Деверо.

Девушка облизнула пересохшие губы. Она уже слышала это имя. Мэтью Деверо был отпрыском одного из первых семейств Луизианы. Богатый молодой креол безупречного происхождения, занимавший главное место в умах мамаш с дочерьми на выданье. Ей с трудом верилось, что он действительно существует, настолько легендарной была его репутация. Он танцевал, ездил верхом, стрелял лучше, мог выпить больше, чем любой другой молодой человек Нового Орлеана. Рассказы о его талантах и похождениях ходили во множестве, также как и слухи о прекрасной любовнице-квартеронке с Рампарт-стрит. Все это и многое другое Рэчел почерпнула от юных американок, их соседок по Гарде-Дистрикт.

— Enchante [1], мисс Галлагер. — Он поднес к губам ее затянутую в перчатку руку.

Рэчел задрожала, хотя его губы даже не коснулись ее кожи.

— Очень приятно познакомиться, мистер Деверо, — пролепетала она.

— Не окажете ли вы мне честь позавтракать у нас? — спросил Мэтью у Рэчел и ее отца.

Коннор бросил испытующий взгляд на дочь.

— С удовольствием, мой мальчик, — в своей обычной манере ответил он.

— Отлично. — Мэтью окликнул долговязого парнишку лет четырнадцати: — Джейсон, поди сюда!

Мальчик поспешил на зов, широкая улыбка расползлась по его темному лицу.

— Как же вы назовете этого красавца, мистер Деверо? — поинтересовался Коннор.

Глаза Мэтью лукаво сверкнули.

— Не будете ли вы столь любезны дать ему имя, мисс Галлагер?

Лицо Рэчел запылало.

— Если вы желаете… — тихо проговорила она.

— Я буду чрезвычайно рад, — ласково ответил он.

Девушка немного подумала.