Сорок два свидания с русской речью, стр. 15
Примечает Эпштейн и чужие нововведения. Так, он поддержал слово «междунамие», которым я в книге «Роман с языком» обозначил нечто таинственное, соединяющее двух людей. Надеюсь ли я сам, что слово войдет в язык? Не очень. Достаточно, чтобы его приняли мои единомышленники, те с кем у меня есть то самое «междунамие».
В конечном счете все слова создает сам язык, а потом озвучивает их через своих носителей, известных и безызвестных. Самые плодовитые изобретатели неологизмов — Хлебников и Маяковский. Но для них важно было, чтобы странное слово работало только в стихе, как сугубо авторское. Когда Маяковского спрашивали, останутся ли придуманные им слова в языке, он сердито отвечал: может быть, какое-нибудь пустяковое и задержится. И как в воду глядел. В поэме «Хорошо» есть не очень хорошая сцена, где высмеиваются противники большевиков: оппозиционерка Кускова карикатурно изображена в виде пушкинской Татьяны, а лидер кадетов Милюков — как ее няня («усастый нянь»). Не бог весть как остроумно, да и русский либерал Милюков — фигура отнюдь не комическая (достаточно вспомнить, что, заслоняя этого человека от пули, погиб отец Набокова. Но сочетание «усастый нянь» оторвалось от контекста поэмы, слегка изменило суффикс, в варианте «усатый нянь» стало названием популярной комедии, а потом закрепилось в языке. Почему? Потому что в самой нашей жизни существует такое явление, как мужчина в роли няни.
Телефонный звонок. У дочери дежурство в редакции, некому с внучкой посидеть: все заняты. Еду. Буду возить Клаву в коляске по парку Покровское-Стрешнево, вступая в дипломатичные разговоры с водительницами других колясок и осторожно догадываясь, кем они приходятся своим пассажирам — мамами, бабушками или нянями. И сам буду — усатый нянь.
Тут нужна запятая, или Уважайте традицию!
Воруют запятые. Систематически. Следственное дело на расхитителей я завел еще в начале 90-х годов, и с тех пор оно пополняется все новыми документами и доказательствами. Пора передать его на читательский суд. Смотрите, господа присяжные заседатели, и вникайте.
Уже пятнадцать лет раздражение вызывает надпись на одном книжном корешке: «Русский Эрос или философия любви в России». Изгнал бы эту книгу из домашней библиотеки, но жалко. Хорошее издание, вышедшее на пике перестройки и гласности. Там и Владимир Соловьев (не телеведущий, а философ), и Розанов, и Бердяев, и Флоренский, и маленькое эссе Фета «О поцелуе». И в выходных данных название оформлено правильно: «Русский Эрос, или Философия любви в России». А вот на переплете и на титульном листе художник-шрифтовик сделал красиво, но неграмотно. С тех пор «процесс пошел». Уже не удивляюсь, когда на обложке свежей прозаической книги, претендующей на интеллектуальность, значится неграмотное «Смерть прототипа или портрет».
Уильям Шекспир «Двенадцатая ночь, или Как вы пожелаете». Алексей Толстой «Золотой ключик, или Приключения Буратино». Союз «или» в этих случаях означает «то есть» и требует перед собою запятую. И оба названия начинаются с прописной буквы.
Такова традиция. Скажем, по-французски пишется иначе, и книга Марины Влади о Высоцком в оригинале называется «Vladimir ou le vol arete». Ни запятой, ни второй прописной буквы. А переведенное на русский, это заглавие приобретает следующий вид: «Владимир, или Прерванный полет».
Однако бывает и совсем другое «или», разделительное. Оно обозначает альтернативность, необходимость выбора. Быть или не быть? Обычно такая фраза завершается вопросительным знаком. Передо мной газетный очерк о приусадебных садово-огородных участках: «Отдых или трудовая повинность?» Вопрос поставлен ребром. А вот заголовок статьи о современной культуре: «Духовная эволюция или деградация?» Здесь «или» опять-таки разделительное, непримиримое. То ли мы с вами эволюционируем и движемся вперед, то ли деградируем… До хрипоты можно спорить.
Почувствовали разницу? Тогда согласитесь, что в интернетном журнале «Прелесть» допущена ошибка в заголовке: «Быть королевой или дама в диадеме». Нет же никакой альтернативности. Дама в диадеме становится похожей на королеву. Берем красный карандаш и поправляем: «Быть королевой, или Дама в диадеме». А в другом интернетном издании даже университетский профессор оплошал, назвав статью «Кому давать гранты или сколько в России молодых ученых?» Это же два тождественных по сути вопроса. Надо было написать: «Кому давать гранты, или Сколько в России молодых ученых?»
Устали? Я тоже. Остальную работу над этой типичной ошибкой оставим книгоиздателям и владельцам интернетных сайтов. В «сети» таких нарушений уже тысячи, если не десятки тысяч. И за каждой — невнимание к языку и к читателям.
Многое в жизни держится на традициях, на условностях. Если уж в нашей стране принято ездить по правой стороне дороги, то лучше следовать обычаю, независимо от того, какой руль в вашем автомобиле. Таки в орфографии, в пунктуации: пишем, как договорились. И позор нарушителям конвенции! В свое время было много анекдотов на тему: чем культурный человек отличается он некультурного. Со всякими шутливыми ответами: мол, культурный отличает Гоголя от Гегеля, Гегеля от Бебеля, Бебеля от Бабеля… Шутки были не лишены основания: ведь Иосиф Виссарионович Сталин во всеуслышание сказал однажды: «русский писатель Гегель», кинохроника это зафиксировала. А писателя Исаака Бабеля партийные журналисты путали с известным тогда немецким социал-демократом Августом Бебелем!
У филологов же в шестидесятые годы был такая примета орфографической культуры: грамотный человек — это тот, кто знает, что фамилия поэтессы Беллы Ахмадулиной пишется с одним «л», а фамилия лермонтоведа и артиста Ираклия Андроникова — с одним «н». Причем эти написания — чистейшая условность, случайность по сути. Среди однофамильцев поэтессы многие имеют два «л», а был генерал князь Андронников с двумя «н» — из того же грузинского рода Андроникашвили. Тем не менее литературная знаменитость имеет право отличаться во всем, включая написание имени и фамилии.
А что теперь? Лишнее «л» вписали недавно Ахмадулиной в оглавлении солидного журнала. Случайно? Конечно, как случайным бывает и жирное пятно на белой юбке, только ходить в ней уже неприлично. И Андроникову в Интернете второе «н» то и дело посмертно присваивают. Невежливо это.
Иногда мы не имеем права задним числом даже вставить мягкий знак в прославленную фамилию. Вот соратник Петра Великого — Александр Меншиков. Произносится эта фамилия так же, как современная «Меньшиков», а традиция требует различения. И церковь Архангела Гавриила, построенная на средства легендарного «Алексашки» на Чистых прудах, именуется «Меншиковой башней» опять же без мягкого знака.
А сколько в России Кузьминых! И только один из них — поэт, автор «Александрийских песен» — пишется «Кузмин». Очевидно, результат простой ошибки-описки, но человек, прочитавший хотя бы одно стихотворение Михаила Алексеевича, твердо знает, что его фамилия без мягкого знака пишется.
Правила правилами, а надежнее каждое слово знать в лицо. И даже к маленькой запятой относиться с почтением.
«Свой» на чужом месте
«Тарантино заставил Уму Турман поверить в свою сексуальность…» Услышав эту фразу из уст телеведущего, я чуть было не разочаровался в знаменитом режиссере. Мужчина, бравирующий своей сексуальностью, на мой взгляд, просто отвратителен. И что значит «заставил»? Неужели речь идет о домогательстве? Значит, не лишен оснований был сюжет безыскусной песни Владимира Крестовского, лидера группы «Уматурман»: «Она скажет: — А вообще, Володька, хреново! — И начнет рассказывать. — Вот, — скажет, — вчера, к примеру, приходил Тарантино. Нажрался, говорит, и стал приставать ко мне, здоровенная детина. Я тогда ему так строго сказала: — Квентин! Может, ты, конечно, говорит, и не заметил, но вообще-то я жду Володьку из России, а тебя, говорит, вообще заходить не просили…»
Однако уже через пару секунд Тарантино был в моих глазах полностью реабилитирован. Из дальнейшего рассказа стало ясно, что умелый режиссер заставил актрису поверить не в свою, а в ЕЕ собственную сексуальность. В частности, уговорил Уму Турман станцевать босиком в фильме «Криминальное чтиво», несмотря на то, что ступни у голливудской звезды отнюдь не миниатюрного размера.