Детектив Франции. Выпуск 7 (сборник), стр. 9

— Все же странно: на парижском тротуаре подбирают преподавателя истории, у которого голова набита свинцом, и не делают вскрытия. Следствие не ведется; никто не ищет ни причины убийства, ни убийцу. Если судить по документам, то никто не пытался установить, был ли Роже связан с ФЛН. Он больше похож на маленького тихого учителя. Что же за этим скрывается? Несомненно, есть какие-то другие данные. Ты в курсе?

Жербе прокашлялся и заерзал в кресле. Видно было, что он чувствует себя неловко.

— Послушай, Дальбуа, оставь все как есть. За последние двадцать лет ты первый поднял этот вопрос. Расследование ничего не даст. Тебе просто скажут, что преподаватель истории сообщал секретные сведения террористической организации, а французское правительство распорядилось его убрать. Сегодня эти события касаются только Франции и Алжира. Оба правительства не заинтересованы в том, чтобы извлекать на свет Божий призраки прошлого. Доказательством тому служит братская могила в Кеншела, в Алжире. При постройке стадиона землекопы нашли девятьсот скелетов. Судя по всему, французский иностранный легион уничтожил здесь алжирских солдат. Все всплыло только потому, что делом этим занялся журналист из «Либерасьон», любитель покопаться в грязи.

— Ты хочешь сказать, что о причине смерти Роже Тиро мы тоже сможем узнать только из газет?

— Вовсе нет. Те, кто сегодня стоит у власти во Франции, осудили действия полиции того времени. К тому же пришло время забыть, если не простить.

— Я тебя не совсем понимаю, Жербе. Если нынешние руководители осудили полицию и ту роль, которую ее заставляли играть, то дела такого рода служат для них удачной находкой! Можно еще поднять свой престиж, подтвердив этим верность демократическим принципам.

Мне показалось, что Жербе не понравился ход разговора. Он все больше ерзал в кресле, бросая в мою сторону недоуменные взгляды.

— Ладно, скажу больше. Под давлением депутатов и сенаторов от оппозиции генеральная инспекция, своего рода полиция над полицией, провела в октябре шестьдесят первого года специальное расследование. Примерно так, как это сделал премьер Израиля Бегин в связи с бойней в палестинских лагерях Сабра и Шатила. Министр внутренних дел назначил семь судей. Ты знаешь, что этот человек сейчас возглавляет Государственный совет. Помимо прочего, судьи должны были высказать свое мнение о причинах смерти шестидесяти человек, тела которых были доставлены в судебно-медицинский институт на другой день после демонстрации. Роже Тиро мог быть в их числе. Кстати, эта комиссия появилась на свет только благодаря настойчивости теперешнего министра внутренних дел.

— А результат?

— В заключении комиссии говорилось, что парижская полиция выполняла свою задачу, защищая столицу от бунта, который устроила террористическая организация. Однако в печати об этом ничего не было. Документы комиссии и краткий доклад о действиях различных групп полиции, принимавших участие в событиях той ночи, существуют в двух экземплярах. Один находится в министерстве, другой здесь, в архивах национальной полиции.

Дальбуа встал, улыбаясь:

— Именно он-то мне и нужен.

Жербе побледнел и как-то сгорбился.

— Это абсолютно невозможно. Никто не имеет доступа к этим документам. Ты ведь знаешь законы о публикации государственных документов: пятьдесят лет хранения в тайне. И не в моей власти нарушить их. Некоторые документы истлеют скорее, чем увидят свет. Вы, как и я, знаете, что правительство нуждается в сильной и сплоченной полиции. Если октябрьское дело будет выставлено на всеобщее обозрение, то тут же начнут осуждать решения министерства внутренних дел и действия префекта полиции. Шум вокруг всего этого может привести к смене командиров доброй половины рот ЦРС. Ведь ими по-прежнему командуют те же офицеры. Кто же этого захочет? Уж конечно, не власти. По сравнению с потерей доверия к тем, кто поддерживает порядок в стране, их выигрыш был бы ничтожен.

Здесь Дальбуа подбодрил коллегу:

— Что неоценимо у профессионалов разведки, так это прекрасное знание дел… Успокойся, Жербе, я не собираюсь просить тебя раскрыть государственные тайны. Тем более что наша работа заключается как раз в их охране. Если я тебя правильно понял, досье находится под тщательным надзором. Малейший ложный шаг с моей стороны, я и вылечу из «дома». Все ясно. У тебя в самом деле нет документов, которые можно было бы посмотреть?

— К сожалению, ничего существенного… Остается обычный путь: перелистать газеты шестьдесят первого года, листовки, донесения осведомителей. У нас их немало на микрофильмах. До сих пор хранятся несколько тысяч фотографий следственного управления. Ничего конкретного. Помню, что тогда возникли проблемы со служебным фотографом, неким Марком Ронером. Он должен был фотографировать работу специальной бригады, но пленку так и не сдал. Во всяком случае, это официальная версия. В начале шестидесятых годов фотографирование и киносъемки были не так распространены, как теперь. Мы располагаем только десятью или пятнадцатью снимками, сделанными прохожими. Кроме того, известно, что группа бельгийского телевидения снимала часовой фильм о происходивших событиях. Она приезжала в Париж, по-моему, ради визита иранского шаха, а сняла демонстрацию сначала из автомашины, а потом из кафе, где укрылись операторы. Бельгийское телевидение фильм не показывало. Мы пытались купить у них ленту, но безуспешно. Могу вам дать координаты киношников и Ронера…

Я прервал его:

— Насчет Марка Ронера не трудитесь, я уже встречался с ним…

Дальбуа открыл рот и пронзил меня взглядом. Жербе вскочил:

— Что это значит? Выходит, делом занимаешься не ты!… На каком основании я должен помогать этому господину?

Дальбуа объяснил, чем вызваны вопросы об убийстве Роже Тиро. Он с трудом успокоил коллегу, пообещав держать его в курсе наших розысков. Но как только закрылась дверь, он устроил мне хорошую взбучку.

— Я тут стараюсь вовсю, чтобы потихоньку вытянуть из аса разведки максимум сведений, а ты вместо благодарности ставишь меня в дурацкое положение. Можно подумать, что ты это делаешь нарочно. Теперь я понимаю, почему ты не сидишь долго на одном месте. Избавиться от такого бестактного субъекта — элементарная мера предосторожности. Скажи мне, по крайней мере, каким образом ты познакомился с Ронером?

— Год назад в Курвилье.

— Значит, он больше не работает на нас?

— С шестьдесят первого года. Сотрудник следственного управления рассказал мне о его неприятностях. Директор кабинета префекта решил сжить фотографа со света. В сентябре тот получил два предупреждения. Во время демонстрации Ронер фотографировал самые жестокие столкновения и считал, что с такими снимками он хозяин положения. Несколько дней спустя группа неизвестных «специалистов» произвела обыск в фотолаборатории и у него дома. Все его архивы изъяли. Ронер очутился на улице, уволенный за «грубые ошибки». После чего открыл частную студию и стал снимать дни рождения, свадьбы и церковные праздники в Курвилье.

— Что ждет и тебя, если будешь совать нос в чужие дела.

Глава пятая

За последний год здесь ничего не изменилось. Я толкнул дверь фотостудии.

— Вот неожиданность! Инспектор! — грузный, одетый в неизменный черный бархатный костюм, фотограф был явно удивлен. — Вы вернулись к нам?

— Нет, работаю в Тулузе и веду следствие по одному странному делу… Случайно в разговоре о нем услышал ваше имя.

Он пододвинулся ближе. Я коротко рассказал историю двух Тиро.

— Что же вы хотите от меня, инспектор?

— Хотел бы услышать от вас о событиях октября шестьдесят первого года. Особенно, если вы были у Фобур Пуассоньер. Даю слово, что не привлеку вас к следствию. Хочу понять, что же в самом деле произошло тогда. Никто не желает говорить об этом, и практически нет никаких следов… Если бы не смерть Бернара Тиро в Тулузе, я бы ничего об этом не знал.

Ронер откинулся на спинку стула.