Улица Светлячков, стр. 91
Она осушила бокал и решила взять еще один.
День красоты в компании дочери оказался именно таким замечательным, о каком мечтала Кейт. Впервые за много лет они не ссорились. Мара даже прислушивалась к мнению Кейти о некоторых вещах. Они выбрали себе платья — шелковое с одним открытым плечом для Кейт и с голыми плечами без бретелек из красивейшего розового шифона для Мары. Затем зашли в «Джин Хуарес», где им сделали маникюр, педикюр, прически, подстригли и уложили волосы и нанесли макияж.
И теперь они стояли рядом перед зеркалом в ванной комнате Мары в номере люкс отеля «Олимпик» и оценивали результат.
Кейт понимала, что никогда не забудет отразившуюся в зеркале картинку — они с Марой так близко, ее высокая и стройная девочка с нереально красивым лицом обнимает ее за плечи.
— Мы ваще потрясные! — сказала Мара.
— Ваще! — улыбнулась Кейт.
Мара импульсивно поцеловала ее в щеку и сказала:
— Спасибо, мам!
Затем она взяла с кровати свою расшитую бисером сумочку и направилась к двери.
— Вот и я, пап! — сказала она, появляясь в гостиной.
— Мара! — Джонни присвистнул от восторга. — Ты великолепна!
Кейт последовала за дочерью. Она знала, что у нее не такая красивая фигура, как была в молодости, и она уже не такая хорошенькая, но в этом платье с бриллиантовой подвеской-сердечком на шее, подаренной когда-то Джонни, она была даже красивой. А когда увидела, как улыбнулся при виде ее муж, почувствовала себя еще и сексуальной.
— Вау! — сказал Джонни, подходя к жене и наклоняясь, чтобы ее поцеловать. — Вы выглядите потрясающе, миссис Райан.
Смеясь, все трое покинули номер и отправились в зал для торжеств, где уже начали отмечать праздник.
— Смотри, мам! — восторженно прошептала Мара. — Вот Брэд и Дженнифер. А там — Кристина. Вау! Жду не дождусь, когда смогу позвонить Эмили.
Джонни взял Кейт за руку и повел к бару, где взял два коктейля для них и колу для Мары. Отойдя в сторону, они потягивали напитки и рассматривали толпу.
Даже среди той публики, которая собралась здесь сегодня, Талли выделялась в своем струящемся шелковом платье цвета бирманских изумрудов. Она величественно подплыла к Райанам, и платье колыхалось волнами вокруг ее стройной фигуры.
— Ты выглядишь сногсшибательно, — смеясь, сказала она Кейт, которая не могла не заметить, что ее подруга не слишком уверенно держится на ногах.
— С тобой все в порядке? — озабоченно спросила она.
— Могло бы быть и лучше. Джонни, после обеда нам надо бы сказать пару слов со сцены. А потом пойдем на танцплощадку и оторвемся как следует.
— У тебя есть пара? — спросил Джонни.
Улыбка Талли тут же поблекла.
— Мара может побыть сегодня моей парой. Ты ведь не возражаешь, если я одолжу ее, правда, Кейти?
— Ну что ж…
— А почему мама будет возражать? Она ведь видит меня каждый день.
Талли прошептала на ухо Маре:
— Эштон здесь. Хочешь с ним познакомиться?
Мара была от восторга на грани обморока.
— Шутишь?
Кейт смотрела, как они уходят прочь, склонив друг к другу головы, словно парочка девчонок из группы поддержки, обсуждающих капитана своей футбольной команды.
Постепенно вечер утрачивал для Кейт свое очарование. Потягивая шампанское, она следовала за мужем по залу, улыбаясь, когда должна была улыбаться, повторяя всем, что она — домохозяйка, сидящая с детьми, когда ее спрашивали, и наблюдая, как эти несколько слов, которые она произносила с напускной гордостью, способны сразу убить любой разговор.
И все это время она наблюдала за Талли, а та делала вид, что Мара — ее дочь, и представляла ее одной знаменитости за другой и позволяла отпить шампанского из бокала.
Когда наступило время обеда, Кейт заняла свое место во главе стола. По одну руку от нее сидел Джонни, по другую — президент «Синдиуорлд». Талли председательствовала во время обеда, это именно так и выглядело. Она была яркой, живой, веселой, все, кто сидел рядом, особенно Мара, буквально смотрели ей в рот.
Кейт старалась не поддаваться нарастающему раздражению. Несколько раз она даже попыталась привлечь внимание дочери, но конкурировать с Талли Харт было невозможно.
Наконец она почувствовала, что больше не может выносить это. Придумав какую-то отговорку для Джонни, Кейт направилась в дамскую комнату. В очереди все женщины, казалось, обсуждали Талли и то, как она великолепно выглядит.
— А девочку рядом с ней видели?
— Я думаю, это ее дочь.
— Неудивительно, что они так близки.
— Хотелось бы мне, чтобы моя дочь относилась ко мне так же.
— Мне бы тоже, — пробормотала Кейт себе под нос.
Она смотрела на себя в зеркало и видела женщину, которая постаралась изо всех сил, чтобы выглядеть красивой в глазах своего мужа и дочери, но поблекла, как выцветшие обои, на фоне своей красавицы подруги. Кейт понимала, что это смешно — чувствовать себя обиженной и исключенной из общего веселья. В конце концов, ведь не она была главной героиней праздника. И все же… она так надеялась…
В этом была ее ошибка.
Она приколола свою мечту о счастье на грудь девочке в переходном возрасте. Идиотка! Поняв, в чем дело, Кейт даже улыбнулась. Разумеется, ни на что не стоило надеяться. Вдруг почувствовав себя лучше и поняв, что может взять под контроль свои противоречивые эмоции, Кейт вернулась в зал.
29
Талли не следовало столько пить. На сцене она вынуждена была держаться за Джонни, чтобы уверенно стоять на ногах.
— Спасибо всем вам! — произнесла она, одарив толпу своей знаменитой улыбкой. — «Час подружек» достиг такого успеха благодаря вам!
Она подняла бокал, приветствуя всех находящихся в зале. И толпа разразилась аплодисментами. Талли вспомнила, что она приготовила речь, которая начиналась совсем другими словами, но поскольку она уже не могла вспомнить свою речь, то решила на этом остановиться.
Она повернулась к Джонни и обняла его за плечи:
— А теперь наступило время для нашего с моим партнером танца.
Оркестр заиграл медленную музыку. Талли взяла Джонни за руку и повела в центр зала. Она узнала мелодию — «Без ума от тебя».
«Только коснись меня, и ты поймешь, что все наяву…»
Это была песня, под которую Джонни и Кейт танцевали первый танец на своей свадьбе.
Талли подняла голову, посмотрела на Джонни и вдруг вспомнила то, о чем ей не следовало вспоминать: те минуты, которые она танцевала в его объятиях. Тогда играла другая песня — «Разве мы не получили почти все», — и в конце танца Джонни поцеловал ее. Если бы тогда она сделала иной выбор, пустилась бы за любовью, а не за славой, может быть, Джонни любил бы ее, подарил бы ей Мару, семью и дом.
В золотистом свете старинной люстры Джонни выглядел необычайно привлекательным. У него был тот тип ирландской внешности, которая от возраста только выигрывает. Он серьезно смотрел на Талли, и она вдруг вспомнила прежние времена, когда Джонни был сломлен жизнью и несчастлив. А ей удалось заставить его смеяться хотя бы в ту их единственную романтическую ночь.
— Ты всегда был отличным парнем, — сказала она и, произнеся это, поняла, что должна быть осторожнее со словами.
Она была пьяна, и ей лучше было бы выйти отсюда, но так приятно было плыть в мужских объятиях. Да и что плохого может случиться?
Джонни закружил ее, затем снова прижал к себе.
Публика одобрительно захлопала.
— Не стоило мне пить столько шампанского. Вот теперь не попадаю в ритм.
— Неудивительно. Ты никогда и ни в чем не была ведомой.
Услышав эти слова, она снова вспомнила все, что было между ними, во всех подробностях. Воспоминания прорвались через стены, воздвигнутые ею, чтобы не допускать их в свою жизнь. Талли остановилась и посмотрела на Джонни.
— Что же с нами случилось?
— А разве когда-нибудь были «мы», Талли? — усмехнулся Джонни.
И то, как он произнес это — легко и естественно, — навело Талли на мысль, что он, возможно, давно хотел задать ей этот вопрос. Она не поняла, что пряталось за этой усмешкой — грусть или ирония. Она лишь знала, что танец давно закончился, но Джонни не отпустил ее.