Улица Светлячков, стр. 62

— Эй, гномик, что это у тебя там?

Она отнесла Мару обратно к дивану, выключив по дороге телевизор. С нее хватит! Вместо этого она включила приемник. Он был настроен на канал со старыми песнями. Кейт всегда удивлял выбор репертуара на этом канале. По ее мнению, семидесятые годы были не так уж далеко, и вряд ли эти песни можно было назвать старыми. «Иглз» пели «Десперадо».

Мелодия перенесла Кейт в беззаботные времена ее юности. Прижав к груди дочурку, она закружилась по комнате, напевая себе под нос. Мара хихикала и крутилась у нее на руках, и впервые за много дней Кейт рассмеялась. Она поцеловала малышку в пухлую щечку, потерлась носом о ее нежную шейку и пощекотала девчушку, которая в ответ радостно рассмеялась.

Им было так весело, что Кейт не сразу услышала телефонный звонок. Услышав, она кинулась к приемнику, приглушила звук и взяла трубку.

— Миссис Джон Райан? — слышно было плохо. Звонили явно издалека. «Только в случае крайней необходимости».

Кейт замерла, крепче прижала к себе Мару, извивавшуюся у нее в руках.

— Да, это я.

— Говорит Ленни Голлихер. Я — друг вашего мужа. Я сейчас вместе с ним в Багдаде. Неприятно сообщать вам печальные новости, миссис Райан, но вчера была бомбардировка…

Метрдотель проводил Эдну к ее постоянному столику. Талли шла рядом, стараясь не глазеть на известных бизнесменов и знаменитостей, которые собрались здесь сегодня на ланч. Ресторан «Двадцать один» явно был тем местом, которое стоило посмотреть на Манхэттене. Эдна останавливалась почти у каждого столика, чтобы поздороваться с кем-нибудь. Она представляла всем Талли со словами: «Это девушка, за которой я советую вам понаблюдать».

К тому моменту, когда они дошли до столика, Талли парила в небесах от счастья. Ей не терпелось позвонить Кейт и рассказать, что она видела Джона Кеннеди-младшего.

Она отлично знала цену тому, что сейчас происходит. Эдна подарила ей возможность стать узнаваемой для сильных и знаменитых.

— Почему я? — спросила она, когда официант отошел, приняв заказ.

Эдна закурила и откинулась на спинку стула. Она кивнула кому-то за дальним столом. Талли показалось, что Эдна не расслышала ее вопрос, и она собиралась повторить его, когда Эдна вдруг ответила:

— Ты напоминаешь мне меня. Я вижу, тебя это удивляет.

— Это мне льстит.

— Я родом из маленького городка в Оклахоме. Когда я приехала в Нью-Йорк — с дипломом по журналистике и опытом работы секретаршей, — мне открылась вся неприглядная правда о выбранной профессии. Практически каждый был кем-то или имел отношение к кому-то. А тому, кто был никем, приходилось чертовски много работать. Не думаю, что спала в те годы больше пяти часов подряд, приезжала домой, к родителям на праздники, или занималась сексом с кем-то, кто для меня что-то значил.

Официант принес им еду, расставил ее на столе с подобострастным выражением лица и испарился. Не вынимая сигарету изо рта, Эдна начала резать свой стейк.

— Когда я увидела тебя, сразу подумала: «Этой девочке я помогу». Даже не знаю, по какой причине. Кроме того, что ты напомнила мне меня, ничего не приходит в голову.

— Это был мой счастливый день.

Эдна кивнула и занялась едой.

— Миз Губер, — это снова был метрдотель, на сей раз с телефонной трубкой в руке, — для вас срочный звонок.

— На проводе, — сказала Эдна, взяв трубку.

А затем молча слушала говорившего.

— Как их имена? Как? Бомбы? — Она начала быстро делать записи. — Убиты репортеры из Сиэтла, продюсер ранен.

Талли ничего уже не слышала после слова «продюсер». Голос Эдны теперь звучал откуда-то издалека. Талли наклонилась вперед:

— Кто это?

Эдна прижала телефон к груди.

— Двое парней из филиала в Сиэтле пострадали в бомбардировке. Репортер убит. Продюсер, Джон Райан, в критическом состоянии. — Эдна вернулась к телефонному разговору: — Как звали репортера?

Талли втянула в себя воздух, ей было трудно дышать. Талли закрыла глаза. Тьма тут же заполнилась воспоминаниями — вот они сидят с Джонни на палубе его плавучего дома и говорят о ее будущем, вот танцуют в том странном ночном клубе в злачном районе Сиэтла, вот он со слезами на глазах смотрит на свою новорожденную дочь.

— О боже! — сказала она, вскакивая на ноги. — Мне надо идти.

Эдна с удивлением посмотрела на Талли:

— Что случилось?

Талли едва могла говорить, слова не шли с ее языка.

— Джон Райан — муж моей лучшей подруги.

— Вот как? — Эдна посмотрела на нее и сказала в трубку: — Маури, поставь Талли на этот материал, у нее есть источник информации. Я перезвоню потом.

Эдна повесила трубку.

— Сядь на место.

Талли повиновалась. Ноги едва держали ее.

— Я должна быть с Кейти, — твердила она. — Просто быть рядом с ней.

— Это сенсационный материал, Талли, ты это понимаешь? — убеждала ее Эдна.

Талли нетерпеливо отмахнулась:

— Меня это сейчас не волнует. Речь идет о моей лучшей подруге.

— Не волнует? — резко переспросила Эдна. — Это не может тебя не волновать. Каждый хочет получить такое задание, а получила его ты. Ты понимаешь, что это означает?

Талли нахмурилась, стараясь не поддаться овладевшей ею тревоге, она чувствовала, что сейчас ей надо сделать решающий выбор: дружба или карьера.

— Я не знаю.

— Значит, ты не та, за кого я тебя принимала. Что мешает тебе сделать эксклюзивный репортаж и одновременно утешить свою подругу?

Талли на секунду задумалась.

— Ну, если вы так ставите вопрос…

— А как еще его можно поставить? Ты можешь взять интервью, которое не получит никто другой. Такой репортаж поднимет тебя на новый уровень. Может, после него для тебя найдется местечко в мире новостей.

Талли не могла противостоять такому искушению. Получить это самое «местечко в мире новостей» означало войти в команду утренней программы, где освещаются самые важные новости дня. Назначение в эту группу означало бы высокий коэффициент узнаваемости — ее будет ежедневно видеть вся страна. Некоторым даже удавалось перепрыгнуть из новостной программы сразу в ведущие собственного шоу.

— И я смогу защитить Кейт.

— Вот именно. — Эдна снова взяла телефон и набрала номер. — Харт добудет нам эксклюзивный репортаж, Маури. Это все равно что уже сделано. Я за нее ручаюсь.

Всю обратную дорогу в офис Талли убеждала себя, что поступает правильно. Подойдя к своему столу, она бросила куртку на спинку стула и набрала номер Кейт. В ответ длинные гудки. Наконец включился автоответчик.

«Вы позвонили в дом Райанов. Ни Джонни, ни Кейт не могут сейчас подойти к телефону, но если вы оставите сообщение, мы перезвоним вам, как только сможем».

После сигнала Талли сказала:

— Привет, Кейти, это я. Я только что узнала…

Кейт схватила трубку и отключила автоответчик.

— Привет, — сказала она, и голос у нее был абсолютно безжизненным. — Ты получила мое сообщение. Извини за автоответчик. Чертовы репортеры никак не оставят меня в покое.

— Кейти, как…

— Он в госпитале в Германии. Я вылетаю через два часа на военном самолете. Позвоню тебе, как только приземлюсь.

— Вряд ли. Я буду ждать тебя в госпитале.

— В Германии?

— Конечно, я не допущу, чтобы ты проходила через все это одна. Мара с твоей мамой, да?

— Да. Ты серьезно, Талли? — Голос Кейт будто ожил. В нем послышалась надежда.

— Лучшие подруги навсегда, помнишь?

— Несмотря ни на что, — при этих словах голос Кейт дрогнул.

Талли хотела сказать: «А для чего же еще существуют друзья», но слова застряли у нее в горле. Она могла думать сейчас только об эксклюзивном репортаже, который обещала Эдне.

20

Вот уже шестнадцать часов к Кейт то возвращалась надежда, то ее снова охватывало отчаяние. Сначала она попыталась сосредоточиться на делах. Надо было позвонить родителям, собрать вещи Мары, заполнить бумаги. Дела стали для нее настоящим спасением. Не будь их, Кейт ничего не оставалось бы, как изводить себя, сгорая от тревоги. В самолете Кейти впервые в жизни приняла снотворное, и хотя сон ее был неровным, полным кошмаров, это, несомненно, было лучше, чем бодрствовать.