Милая плутовка, стр. 34

— Я думаю, что признание твое было очень даже милым, девочка моя. — Он коснулся пальцами ее щеки. — Ты больше не ощущаешь… тошноты?

Прикосновение и улыбка подняли в ней теплую волну. Однако она не собиралась допускать ту же ошибку, что накануне вечером, и превращаться в объект насмешек. Кроме того, вчерашнее более не может повториться. Этот человек создан не для нее, хотя и пробуждал трепет в груди. Так или иначе, он англичанин и, хуже того, презренный аристократ. Разве его страна не заставила ее страну пройти через четырехлетний ад? Да и до войны ее братья постоянно сетовали на беспримерную наглость Англии. И это невозможно забыть, как бы ей того ни хотелось. Да ее братья не пустили бы этого человека на порог своего дома! Нет, Джеймс Мэлори, лорд английского королевства, определенно был не для нее. Отныне ей самой надо не только помнить об этом, но и довести до его сознания.

— Нет, капитан, я больше не ощущаю тошноты. Вы обещали мне средство против этого, очевидно, оно помогло, за что я вам признательна. Но новые дозы не потребуются.

Джеймс не придал ни малейшего значения ее словам, о чем красноречиво сказала его улыбка.

— Жаль, — только и сказал капитан, но и этого было достаточно, чтобы она покраснела.

— А как насчет жилья? — напомнила она, когда слезла с койки и удалилась от капитана на безопасное расстояние.

— Обсуждению не подлежит, Джордж. Ты остаешься здесь.

Джорджина открыла было рот, чтобы возразить, но тут же передумала. Ладно, она уступит, если он поймет, что ему не позволено командовать ею во всех отношениях. Его каюта не столь уж плоха, по крайней мере здесь она будет иметь возможность хоть иногда снимать эти ужасные бинты и спать с удобством в течение всего путешествия.

— Хорошо, пусть будет по-вашему, при условии, что я буду спать так, как мы договорились с самого начала. — Сказано было достаточно ясно. — И я полагаю, что впредь я не должна тереть вам спину… сэр. Джеймс едва не расхохотался. Какой чопорной и суровой была сегодня эта девчонка! Интересно, какой образ жизни она вела, когда не носила эти брюки?

— Могу ли я напомнить тебе, Джордж, что ты единственный мой юнга? Ты высказалась и можешь придерживаться своих взглядов до тех пор, пока я не распоряжусь по-другому. Или ты забыла, что здесь я капитан?

— Я вижу, вы намерены постоянно напоминать мне об этом.

— Вовсе нет. Я просто хочу заметить, что ты сама не даешь мне иного выбора. Но ты не должна думать, что я и в дальнейшем воспользуюсь тем, что ты была столь сговорчивой вчера вечером.

Прищурившись, она впилась в него взглядом, однако лицо его оставалось непроницаемым. Наконец Джорджина вздохнула. В конце концов ей ничего не оставалось, как согласиться.

— Хорошо, будем вести себя так, как было… до вчерашнего вечера, я имею в виду. — Последние слова вызвали у него еле заметную улыбку. — А сейчас я должна одеться, после чего принесу вам завтрак, сэр.

Схватив с пола одежду, она направилась за ширму. Джеймс с трудом удержался, чтобы не прокомментировать ее стыдливость после того, как она вчера дефилировала обнаженной по каюте. Он лишь заметил:

— Пожалуй, это излишне — называть меня «сэром».

Джорджина на ходу обернулась.

— Но это вполне уместно. В конце концов, вы по возрасту годитесь мне в отцы, а к пожилым людям я всегда относилась уважительно.

Джеймс смотрел на нее, пытаясь увидеть триумф в глазах Джорджины или какой-либо другой признак того, что она пытается его оскорбить. Попадание было точным. Он не просто испытал негодование — уязвлена была его гордость. Однако никаких следов триумфа в ее лице он не находил. Джорджина произнесла свою реплику небрежно, почти автоматически, без всякого подтекста.

Джеймс скрипнул зубами. На сей раз он не вскинул вверх свои золотистые брови.

— В отцы? Тебе следовало бы знать, милая девочка, что это невозможно. Верно, у меня может быть семнадцатилетний сын, однако…

— У вас есть сын? — Она повернулась к нему всем корпусом. — Стало быть, есть и жена?

Он замешкался с ответом, его поразил ее взгляд, в котором читалось то ли отчаяние, то ли разочарование. Впрочем, пока он колебался, она успела взять себя в руки.

— Семнадцать лет? — почти выкрикнула она. — Тут я умолкаю. — И она шагнула за ширму.

Не найдя что ответить, Джеймс быстро вышел из каюты, чтобы не поддаться вдруг возникшему желанию как следует отшлепать нахалку. Да он был в самом расцвете сил! Да как посмела эта девчонка назвать его пожилым?

Оставшаяся в каюте Джорджина тихонько рассмеялась. Но затем у нее появились угрызения совести.

Ты задела его самолюбие, Джорджи. Он сейчас в бешенстве.

Ну и что? Он вполне того заслуживает. Не надо быть таким самодовольным.

Да, но до вчерашнего вечера ты считала, что он величайшее создание Господа Бога.

Не надо выискивать повод для злорадства. Я сделала колоссальную ошибку? Ну и что? Не отрицаю, я в жизни делаю ошибки. Я дала ему «добро».

Он в этом не нуждался. Он взял бы тебя, даже если бы ты не хотела этого.

А если так, то что я могла сделать?

Ты была слишком покладиста и уступчива.

Где ты была вчера вечером? Я что-то не слышала твоего голоса… О Господи, кажется, я разговариваю сама с собой!..

Глава 24

— Бренди, Джордж?

Джорджина вздохнула. Все это время Джеймс молча сидел за письменным столом, и поглощенная своими мыслями Джорджина почти забыла о его присутствии. Почти, но не совсем. Этого человека не так-то просто выключить из сферы своего внимания.

— Нет, благодарю вас, капитан. — Она кисло улыбнулась. — Не употребляю.

— Слишком молода, чтобы пить, так надо понимать?

Джорджина насупилась. Уже не в первый раз в его словах слышится намек на то, что она еще ребенок, еще слишком молода, чтобы в чем-то разбираться, и это после того, как он имел возможность убедиться в том, что она взрослая женщина. Она прекрасно понимала, что Джеймс мстит ей за ее слова. Во всех других отношениях он был с ней неизменно вежлив, даже холодно-вежлив, недвусмысленно демонстрируя свою обиду по поводу высказывания о его возрасте.

Прошло три дня после того рокового вечера, когда ее обман был раскрыт. И хотя Джеймс тогда сказал, что все будет продолжаться, как прежде, многое в их отношениях изменилось. Капитан больше не просил ее потереть ему спину во время купания, он не появлялся перед ней обнаженным, более того, под халат надевал трусы. Он ни разу не прикоснулся рукой до ее лица после того утра. В глубине души она даже досадовала на то, что он не делал ни малейших попыток затеять любовную игру. Конечно, она ничего такого ему не позволила бы, но ведь мог же он по крайней мере попытаться.

В этот вечер Джорджина рано освободилась от своих обязанностей. Она лежала, покачиваясь в койке, и обкусывала ногти, чтобы они были, как у мальчишки. Джорджина приготовилась ко сну, сняв с себя все, кроме брюк и рубашки. Однако сон не шел.

Она искоса взглянула на сидящего за письменным столом капитана. Было очевидно, что он хочет выплеснуть на нее свое раздражение. Она не была уверена, что ей хочется видеть прежнего Джеймса, который способен был расплавить ее одним только взглядом. Пусть уж носит свою обиду до конца путешествия.

— Это дело вкуса, капитан, — ответила после некоторой паузы Джорджина. — Я никогда не любила бренди. Вот если говорить о портвейне…

— Сколько тебе годков, малышка? Наконец-то он задал этот вопрос и сделал весьма раздраженно.

— Двадцать два. Джеймс фыркнул:

— Если судить по твоему нахальству, то ты тянешь не меньше чем на двадцать шесть.

О Господи, он явно хочет вызвать ее на ссору? Джорджина незаметно улыбнулась и решила, что подобного удовольствия ему не доставит.

— Вы так думаете, Джеймс? — вкрадчиво спросила она. — Считаю это комплиментом. Меня всегда огорчало, что я выгляжу моложе своих лет.

— Очень нахальная девица.