Моя сестра живет на каминной полке, стр. 7
А Дэниел хлопнул по плечу пацана по имени Райан, шепнул что-то ему на ухо. Оба ухмыльнулись мне в лицо и оттопырили большие пальцы. Потом злорадно так хохотнули и выскочили из класса. А я пожалел, что тот серебряный лев не может спрыгнуть с неба на землю и отгрызть им головы.
— Кольцо защитит тебя, — прошептала Сунья, и я так и подскочил от неожиданности. В классе остались только мы вдвоем. — Оно все может.
— Не нужна мне никакая защита, — буркнул я.
Сунья усмехнулась:
— Даже Человеку-пауку нужна помощь.
Солнце лилось в окно, отсвечивало от платка на голове Суньи. Мне вдруг представились ангелы с сиянием вокруг головы, Иисус, белая сахарная глазурь, еще что-то такое же светлое и чистое. Но только на одну секундочку, а потом перед глазами встало папино лицо и вытеснило все другие мысли. Я видел сузившиеся глаза и тонкие губы, которые говорили: «Страну поразила болезнь, и имя ей — мусульмане». А как такое может быть? Мусульмане, они же не заразные, и от них не бывает красных пятен, как от ветрянки. По-моему, от мусульман даже температура не подскакивает.
Я сделал шаг назад, один, другой, и наткнулся на стул, потому что не сводил глаз с лица Суньи. Я был уже у двери, когда она спросила:
— Ты что, не понимаешь?
— Нет, — ответил я.
Она молчала, и я испугался, что разговор окончен. Испустил вздох, типа — ну ты и зануда, и повернулся, будто собираюсь уходить. Тогда Сунья заговорила:
— А следовало бы понимать, потому что мы с тобой одной породы.
Я остановился и отчеканил:
— Я не мусульманин!
Ее смех зазвенел, как браслеты у нее на руке.
— Не мусульманин, нет. Но ты супергерой.
У меня глаза полезли на лоб. Смуглым пальцем Сунья показала на ткань, которая закрывала ей волосы и спину:
— Человек-паук, я — Чудо-девушка!
Она подошла ко мне и коснулась моей руки. Я и отшатнуться не успел, как она вышла из класса. С пересохшим ртом, с вытаращенными глазами я смотрел вслед бегущей по коридору Сунье и в первый раз заметил, что платок у нее за спиной полощется в точности как плащ супергероя.
5
Сегодня ровно пять лет, как это случилось. По телевизору только об этом и говорят, передача за передачей про 9 сентября. Пятница, у нас школа, поэтому на море мы не можем поехать. Думаю, завтра поедем. Папа ничего не сказал, но я видел, как он искал в Интернете, где тут поблизости пляж, а вчера вечером гладил урну, будто прощался.
Очень может быть, что он этого не сделает, поэтому я пока прощаться не стану. Попрощаюсь, когда он по-настоящему возьмет и высыплет пепел Розы в море. Два года назад он заставил меня потрогать урну и прошептать прощальные слова. Я чувствовал себя круглым дураком — она же меня не слышит. А уж каким идиотом я себя почувствовал, когда буквально на следующий день она снова очутилась на каминной полке и мое прощание оказалось совершенно бессмысленным.
Джас отпросилась с уроков, потому что ей очень грустно. Я иногда забываю, что Роза была ее близняшкой и что они прожили вместе десять лет, даже десять лет и девять месяцев, если считать время у мамы в животе. Интересно, они смотрели друг на друга, когда там сидели? Джас точно подглядывала. Она ужасно любопытная. Позавчера застукал ее в своей комнате — рылась в моем портфеле.
— Просто проверяю, сделал ли ты уроки, — заявила она.
А раньше это делала мама.
Два ребенка в маме — вот, должно быть, теснотища-то. Думаю, поэтому они и не слишком ладили. Джас рассказывает, что Роза обожала командовать, ей всегда надо было быть в центре внимания, а чуть что не по ней — сразу в рев. В общем, доставала всех иногда.
— Хорошо, что это она умерла, а не ты, — сказал я и ласково улыбнулся, а Джас нахмурилась. — Ну, то есть, если одна из вас должна была умереть… (Нижняя губа у Джас задрожала.) Разве без нее не стало чуточку лучше?
Я даже немножко рассердился. Это ведь Джас назвала Розу доставучей, а не я.
— Представь себе тень без человека, — сказала Джас.
Я вспомнил Питера Пена. Его тени в комнате у Венди было гораздо веселее без него самого. Я хотел растолковать это Джас, но она расплакалась. Тогда я дал ей салфетку и включил телевизор.
Утром, когда я уплетал шоколадные шарики, Джас спросила, не хочу ли я тоже пропустить сегодня школу. Я замотал головой.
— Уверен? — Она, не отрываясь от ноутбука, продолжала изучать свой гороскоп. — Если тебе грустно, можешь не ходить.
Я сгреб с буфета сэндвичи, которые она для меня приготовила.
— По пятницам у нас рисование, мой любимый урок, — объяснил я. — И еще мы идем в буфет, сегодня очередь шестых классов. — И помчался наверх, за бабулиными деньгами.
На общем собрании учительница прочла молитву за все семьи, пострадавшие 9 сентября. У меня было такое ощущение, будто мне прямо в голову долбит луч прожектора. В Лондоне я терпеть не мог 9 сентября, потому что вся школа знала, что случилось. Весь год никому до меня дела не было, никто со мной не общался, а в этот день все вдруг начинали дружить со мной. Говорили: «Наверное, ты скучаешь по Розе» или «Думаю, ты скучаешь по Розе», а я должен был отвечать «да» и печально кивать. Здесь же никто ничего не знает, и мне не надо притворяться. Вот и хорошо.
Мы все сказали «Аминь», я поднял голову от молитвенника и только подумал про себя: «Пронесло», как заметил пару сверкающих глаз. Сунья сидела скрестив ноги, уложив подбородок на левую руку. Она покусывала мизинец и задумчиво поглядывала в мою сторону. Вот черт! Я же сам сказал ей: «Мою сестру взорвали бомбой». Судя по тому, как Сунья смотрела на меня, она тоже это вспомнила.
После того как выяснилось, что она супергерой, я с ней еще и словом не обмолвился. На языке вертятся сотни вопросов, но только открою рот, как перед глазами встает папино лицо, и тогда губы сами сжимаются и слова не идут. Если бы папа узнал, что я хочу поговорить с мусульманкой, он бы выгнал меня из дому. А податься мне некуда, потому что мама живет с Найджелом. Две недели прошло, как она прислала подарок, а сама пока так и не приехала. Я уже порядочно изгваздал футболку с пауком, но снять не могу, потому что это значило бы предать маму. А мама вообще не виновата, что застряла в Лондоне. Это все из-за мистера Уокера, маминого директора художественного колледжа. Гнус, каких свет не видывал. Хуже даже… даже Зеленого гоблина из фильма «Человек-паук»! Один раз не отпустил маму на свадьбу к подруге, а уж как она его упрашивала. А в другой раз не дал отгул на похороны миссис Бест. Мама сказала, что сами похороны ее мало волнуют, потому как миссис Бест была чокнутой сплетницей, но она специально купила черное платье в магазине «Next», а сдать его нельзя, потому что Роджер сжевал чек.
В одном документальном кино по телику кто-то рассказывал, как потерял племянницу 9 сентября. Скажет пару слов — и плачет. Маме и папе тоже без конца названивали репортеры. Они никаких интервью не давали. Я бы не возражал, если бы меня позвали на ТВ, только я ничего не помню про тот день. Разве что сильный грохот и как все рыдали.
Думаю, папа считает виноватой маму, поэтому они и возненавидели друг друга. Даже разговаривать перестали. Я ничего в этом странного не видел, пока однажды не пришел в гости к Люку Брэнстону (это когда мы с ним четыре дня дружили), а его родители держатся за руки, и смеются, и болтают без умолку. Наши мама с папой обменивались только самыми необходимыми словами. Ну, там: «Передай соль», или «Ты покормила Роджера?», или «Сними эти чертовы ботинки, я только что почистила ковер».
Джас помнит, как у нас было раньше, и эта игра в молчанку напрягает ее. А мне хоть бы хны, я другого-то и не знал. Один раз на Рождество мы с ней здорово поцапались из-за «Скрэббла». Я треснул ее доской по башке, а она хотела засунуть мне буквы за шиворот. А родители на нас и внимания не обратили. Просто сидели в гостиной и смотрели в разные стороны, даже когда Джас прибежала показать им шишку на лбу.