И только сердце знает (том 1), стр. 44

— Если вы собираетесь… — нервно начала она, однако вдруг неожиданно резко прохрипела:

— Закройте сначала шторы!

— Позже! — сказал Ранульф.

Он прервал дальнейшую ее болтовню, закрыв ее рот своим. Как приятен был ее вкус… Как мог он забыть такое?.. Он не смел войти в нее, пока она сама не обвила его шею своими прелестными ручками, помогая ему погрузиться в ее страсть… Как важен был для него этот жест любви! Со стоном он погрузился в ее тепло. О! Какой вкус был у ее тела. Необыкновенно… И как он мог забыть все это? Как нежно и одновременно сильно нажала ее рука, помогая ему проникнуть в самую глубину ее тела…

Никогда еще Ранульф не испытывал подобного. Конечно, и прежде ему приходилось заниматься любовью с девственницами, но впервые в жизни хотелось ему остановить бег времени, чтобы задержать эти мгновения неземного блаженства, что дарила ему эта женщина. Ему совсем не нужно было обрушиваться на нее для того, чтобы получить мимолетное удовольствие, которое и сравниться бы не могло с тем, что он чувствовал…

То, что всегда было для него не больше чем удовлетворение одной из физиологических потребностей, показалось Ранульфу на этот раз чем-то иным, и ему нравился этот особый вкус чувства. Однако желание и реальность совпадают не часто, и Ранульф чувствовал, что тело его не может и не хочет остановиться… Он совершенно потерял голову, забыв про все. Он причинил Рейне настолько безумную боль, что она дико вскрикнула, а он почувствовал необыкновенное блаженство и не слышал даже, как сам издал такой дикий рев, который мог бы сокрушить и прочные стены замка. А он все еще не верил, что это было правдой…

Глава 21

Сквозь темное стекло оконной амбразуры струился свежий ночной воздух. Рейна уселась в большом, покрытом медвежьей шкурой кресле, обняв руками поджатые к груди колени, задумчиво опершись о них подбородком. Она устремила свой взгляд на небо, которое медленно превращалось из розовато-лилового в ясно-голубое. Ее муж, заснувший мгновенно после того, как в изнеможении скатился с нее, все еще спал. Ей же не повезло…

В течение долгих часов лежала Рейна подле мужа, прислушиваясь к его ровному, спокойному дыханию. Она-то надеялась, что он будет громко храпеть, и тогда у нее появится повод, чтобы надуться на него… Она ведь никак не могла пожаловаться на то, что действительно беспокоило ее, Ранульф удовлетворил ее желание не больше, чем в тот первый раз. Но в эту ночь она была совсем близко… но к чему? Рейна все еще не была уверена, но постепенно начинала склоняться к мысли, что любовь в постели достойна того, чтобы заниматься ею как можно чаще, если вдруг Ранульф, когда получил то, что хотел, так дико зарычал от неведомого ей блаженства.

На этот раз все было по-другому: без боли и так невыразимо приятно, когда внутри твоего тела находится эта часть его тела. Рейна чувствовала, что что-то странное происходит внутри нее. Сначала это что-то было едва ощутимым и очень теплым, а затем что-то странно волнующее проснулось в ее животе. А когда неведомо откуда взявшийся жар усилился, Рейне стало трудно дышать, а в самых глубинах ее тела, где-то в районе поясницы, родилось что-то очень-очень приятное. А потом все так резко оборвала дикая боль. И какое же сильное разочарование постигло Рейну, когда волна этих замечательных ощущений оказалась позади. Рейна так рассердилась, что чуть было не ударила своего мгновенно заснувшего мужа.

Однако она еще не настолько сошла с ума, чтобы позволить себе подобное. А кроме того, ее разочарование длилось недолго… Из-за других мыслей она проснулась, именно они мешали ей спокойно спать, мысли о том странном разговоре, что состоялся между ними накануне вечером.

Рейне казалось, что все произошедшее с ней случилось в каком-то сне, поскольку ей было слишком непросто поверить в то, что Ранульф наяву мог проявить хоть малейшую обеспокоенность из-за ее нервного страха, однако как безупречно внимателен он был в том сладком бреду… А как забавно он уверял ее в том, что ничуть не отличается от других мужчин! Конечно, он такой же, как они, вот только еще настоящий великан и божественно красив… Но после он сказал ей, что причиной столь бурного его нетерпения явился ее отказ, а он так хотел! Ее?! Рейна никак не могла поверить, что это было правдой.

Она не заблуждалась насчет того, что отнюдь не была красавицей: ее рот был очень широким, губы — слишком полными для такого маленького лица, волосы ужасного черного цвета, а груди настолько крохотными, что на них не стоило и внимания обращать. Но в то же время кожа ее была необыкновенно нежной и бархатистой, а люди, казалось, едва заметив ее, сразу же обращали внимание на ее огромные голубые глаза. Рейна не знала, было это хорошо или наоборот. В лучшем случае она могла сойти за хорошенькую, по крайней мере ей самой так казалось, да и то она считала, что слишком великодушна, оценивая свои прелести. Ее служанки были гораздо привлекательнее, а некоторые по-настоящему красивы. К тому же она собственными глазами видела женщин, которые привлекают Ранульфа, а Рейна не была и близко похожа на них.

Почему же тогда такой представительный мужчина, как Ранульф Фитц Хью, сказал ей подобное?! Все ее достоинства заключались в том, что она была богата и приносила своему мужу в приданое великолепный замок, но отнюдь не в ней самой. Рейна всегда знала об этом. И все же Ранульф сказал ей это, и пускай на одно лишь мгновение, но она почувствовала себя опьяненной счастьем. Да, это было истинное наслаждение — слышать его слова… А потом она вдруг сразу очнулась и перестала верить во все то, что он ей наговорил.

Когда же они будто поменялись ролями, Рейна была вынуждена выслушать его исповедь о том, что он сам сомневается в своих способностях, о том, что его беспокоило в последние дни, ибо он не мог поверить, что она действительно выбрала его для себя и для Клайдона. Почему же его беспокоило то, о чем она сама думала все это время? В этом ведь не было никакого смысла…

Однако, когда его нетерпение вновь вернулось к нему, Рейна поняла, что Ранульф действительно ее хочет, И это было совсем не притворство. Она чувствовала его страшную напряженность, причины которой стали понятны лишь тогда, когда рука его двигалась вслед за его глазами по направлению к тому месту, что считается главной женской прелестью. Рейна поняла все, когда случайно взглянула на твердые выпуклости, видневшиеся под легкой тканью его нижних штанов. Рейна ломала голову над тем, почему прошлой ночью он чувствовал столь пожирающую страсть к ней… Возможно, только из-за того, что она так долго отвергала его, а он предупредил ее, что не терпит отказа.

А этот смех победителя, который немало позабавил Рейну, однако она до сих пор не могла понять, что послужило его причиной, а еще — почему он последовал непосредственно за его возмутительным вопросом, была ли она готова любить его в прошлый раз. Было совершенно очевидно, что он ничего не помнил, иначе не стал бы задавать ей столь глупые вопросы. И, вспоминая, что она была готова к его любви даже в ту ночь, Рейна почувствовала, как знакомое тепло обожгло ее поясницу. Этот его смех, который она впервые услышала, настолько изменил его, что Рейне показалось, будто рядом с ней совершенно другой человек, совсем не резкий, не грубый и не чужой…

Однако как недолго длилось ее блаженство! Если бы он снова не вскочил на нее в такой дрожащей спешке получить то, к чему так стремился… Вспомнив об этом, Рейна почувствовала новый приступ разочарования, и брови ее угрюмо сошлись на переносице. Неужели это всегда так будет: неожиданное начало и непредвиденный конец?! А может, это было вполне нормально, и именно ее вина в том, что она не попадала в ритм его любви со своими запоздалыми ласками?

Звуки, донесшиеся до ее слуха, привлекли внимание Рейны, и, очнувшись, она заметила, что солнечный свет изгнал последние тени из их спальни, а одинокая свеча, которую она зажгла на рассвете, почти догорела. Прошлой ночью Рейна совсем забыла о том, что ей необходимо было еще приготовить брачные простыни, поэтому она и встала так рано, чтобы у нее было достаточно времени воспользоваться своим заветным пузырьком и дать время высохнуть пятнам мнимой крови, пока за простынями не пришли ее воспитанницы и подруги, отдавая дань все той же традиции.