Добрый убийца, стр. 40

— Вот теперь можем и выпить, — улыбнулся Ерожин, когда бородач повторно покинул кабинет.

Банкир достал из кармана пиджака белоснежный платок и вытер испарину со лба.

— Анчик хочет предложить вам, Петр Григорьевич, занять должность начальника секретного отдела банка. Вам я не стану платить зарплату, как Анвару. Вам я предлагаю процент с прибыли. Это будут настоящие деньги.

— Спасибо за предложение. Я понимаю, что оно заманчиво, но, увы, нужно раскручивать свою фирму. У меня есть сотрудники, и их надо кормить, — ответил Ерожин и подмигнул Глебу.

Выйдя из банка, Петр Григорьевич уселся на сиденье рядом с водителем, попросил Глеба «пилить» в Москву и, откинув голову на подголовник, прикрыл глаза. Так он просидел километров двести. Потом приподнялся, оглядел окрестности и спросил Глеба:

— Ты говорил с любовницей Отария Ахалшвили?

— Вы о чем? — не понял Михеев. Новгородские события вытеснили из его головы московские дела. Глеб до сих пор не мог опомниться. Он с восхищением наблюдал за работой шефа и старался анализировать его поступки, но получалось это с трудом. Манипуляции Ерожина молодой помощник воспринимал как выступление иллюзиониста.

— Ты говорил с любовницей убийцы Анвара? — повторил Ерожин.

— Нет. Я отдал Боброву телефон и, как вы сказали, попросил его снять показания с администраторши в зале имени Чайковского.

Дальше полковник действовал самостоятельно.

— Дай мне ее телефон, — попросил Ерожин.

Глеб задумался.

— Сейчас вспомню, куда я его записал. Передав номер Боброву, я перестал держать его в голове. Посмотрите в бардачке. Мне кажется, я записал его на программке концертного зала и засунул туда, — наконец вспомнил Михеев и обогнал очередной грузовик.

Петр Григорьевич приоткрыл дверцу бардачка, пошарил в глубине и вынул желтоватую программку. Зимний день заканчивался, и за окном машины начинало быстро смеркаться. Петр Григорьевич вгляделся, нашел номер телефона, выписал его себе в блокнот и хотел убрать афишку. Но промелькнула фамилия, зацепившая внимание сыщика. Он напряг зрение и пролистал программку еще раз.

Фамилия, привлекшая внимание Ерожина, стояла на первой странице. «Рахманинов. Концерт для фортепьяно с оркестром. Исполняет Гоги Абашидзе».

Петр Григорьевич заложил в голову день концерта и спрятал афишку назад. Он добыл из памяти сухое породистое лицо маэстро и вспомнил, как мучился с переводом текста на фотографии бармен в новгородской гостинице. Великий грузинский пианист, по размышлению Ерожина, к убийству Анвара прямого отношения иметь не мог. Но что-то подсказывало сыщику, что в дружбе музыканта и горца надо разобраться.

Петр Григорьевич давно уложил все факты по этому делу в одну цепочку. У Анвара при невыясненных обстоятельствах погибает супруга. Молодая жена Чакнавы, Нателла, свела счеты с жизнью. Ерожин предположил, что и Нателле Проскуриной Анвар помогал еще и потому, что женщины были тезками. После таинственного самоубийства жены горец меняет фамилию, делает себе подложные документы и бежит из Грузии. Он не только меняет имя, но также опасается заниматься любимым делом. Горец боится. Он знает, что по .следу идет безжалостный убийца. Музыкальный мир тесен, и найти там приличного пианиста с консерваторским образованием не так трудно. Другое дело — банковский чиновник.

Банков развелось такое количество, что искать там человека, да еще сменившего имя и фамилию, занятие неблагодарное и малоперспективное. Как и предполагал Анвар Чакнава, он же Нодар Местия, убийца искал его в мире музыки. Скорее всего Отарий Ахалшвили набрел на жертву случайно. Не свяжись Анвар с театром и не появись в Москве, кто знает, возможно, он прожил бы еще долгие годы. Но горец приехал на премьеру своей протеже и получил нож в сердце.

Отарий Ахалшвили запечатлен на свадебном снимке горца. Легко предположить, что Отарий — близкий родственник юной жены Чакнава. Он считает Анвара виновником гибели молодой женщины и, по обычаям сванов, затевает кровную месть. Странными для Ерожина казались в этом деле два факта. Первый — почему Отарий не приехал домой. По словам Боброва, тот говорил с Тбилиси и получил информацию, что до Батуми Отарий не добрался. То, что грузин разрешил проводить себя до вагона своей любовнице и дал администраторше ее домашний телефон, говорит о том, что он не профессиональный преступник.

Иначе он бы заметал следы и действовал осмотрительнее. Бобров сообщил Ерожину, что подозреваемый в убийстве Отарий Ахалшвили предупредил свою возлюбленную, что в Россию не вернется. Скорее всего он считал, что выполнил поставленную задачу и укатил навсегда. Тогда почему Отарий не дома?

Вторым, пока не имеющим для Ерожина четкого объяснения фактом, оставалась дружба Анвара и знаменитого пианиста. Из телефонных счетов постояльца Серафимы Аркадьевны Блюм подполковник понял, что пианисту молодой человек звонил один раз. По словам учительницы сольфеджио, разговаривали они чаще. Выходит, что инициатива контактов исходила от маэстро. Сыщик предположил, что метр догадывался о грозящей Анвару опасности и волновался за него. Узнав, что Гоги Абашидзе выступает в Москве, Ерожин решил с ним встретиться лично.

Машина сбросила скорость. Подполковник открыл глаза, посмотрел в окно и понял, что они подкатили к Московской окружной автодороге.

— В город не надо, — сказал он Михееву. — Вези меня в Домодедово и из аэропорта отправляйся домой. Но сначала забрось ко мне в Чертаново кейс. Не хочу таскать деньги и ювелирку с собой. Кейс кинь на антресоли над кухней. Наде ничего не объясняй, скажи, что завтра к вечеру вернусь.

— А потом мне что делать? — спросил Глеб, сворачивая на окружную автостраду.

— Готовься к поездке в Пятигорск. Будем завершать дело убийцы Анвара, Отария Ахалшвили, — ответил подполковник и снова прикрыл глаза.

28

Надя проснулась, но вставать ей не хотелось. Новое чувство, что теперь она существует в двух лицах, было непривычно. Женщина несла в себе торжественную тайну бытия. Восторженная реакция мужа по телефону избавила Надю от всяких сомнений, и она радостно смирилась с ролью будущей матери. Совершенно незаметно для нее самой голову молодой женщины стали заполнять мысли, связанные с материнством. Вчера она накупила ворох литературы с советами специалистов и сейчас листала их, выискивая нужные рекомендации. Самые элементарные наставления казались ей откровениями и верхом мудрости.

Смена привычек Наде не грозила. Курить она так и не приохотилась. Вина пила совсем немного и больше за компанию, чем для собственного удовольствия, а потому отказаться от спиртного ей было смехотворно просто.

Хуже дело обстояло с прогулками, которыми Надя вовсе не увлекалась, и таскаться пешком не очень любила. Но в советах профессионалов прогулки на воздухе стояли чуть ли не на первом месте, и Надя решила с сегодняшнего дня по два часа в день гулять обязательно. Затем надо было пересмотреть всю систему питания. Ведь теперь она не просто должна есть, как едят все люди. Ей предстояло кормить будущего малыша. И почему будущего?

Он же уже с ней.

Надя посмотрела на часы. Стрелки показывали пятнадцать минут одиннадцатого, и она позвонила в офис:

— Дядя Ваня, я немного проспала, и если во мне нет срочной необходимости, пришла бы после обеда. Очень хочется пройтись по магазинам и посмотреть всякую детскую мелочь.

— Надюшка, можешь вообще сегодня отдыхать, — пробасил Грыжин. — Петр из Новгорода вернется не раньше вечера, а я сижу и готовлю первый отчет налоговым крокодилам, — Нет, дядя Ваня. После обеда постараюсь явиться на работу. Нельзя распускаться, — не слишком уверенно пообещала Ерожина и, улыбнувшись на трогательно заботливый тон генерала, положила трубку.

От кофе за завтраком Надя отказалась. Это было первое ограничение, с которого будущая мама начала свой новый день. Не успел закипеть чайник, как в дверь стали трезвонить.

Таких пожарных звонков в свою квартиру Надя не припоминала. На вопрос: «Кто там?» — хозяйка услышала знакомый баритон Севы. Открыв дверь, она обнаружила родственника с огромной корзиной в руках. Рядом с ним улыбались обе сестрички, тоже имевшие при себе объемные пакеты.