Лето разноцветно-косолапое, стр. 26

Дерево закачалось, зашумело вянущей листвой. Росомаха судорожно вцепилась в ветви:

— Ну ты, медведь, потише, баб-ку уронишь!

Как бы не так! Бабушка Коала выбрала момент — и невиданным прыжком перескочила на другую берёзу!

На шум подоспели Тедди и Бхалу. Они очень удивились: никто и не знал, что росомахи могут лазить по деревьям.

— А может, ну её? — спросил Тедди.

— Нет, не «ну»! — возразил Умка. — Она чуть нашу бабулю не слопала!

— Ах так?! — возмутились Тедди и Бхалу и стали раскачивать берёзу с троекратной силой.

Положение Махи-Росомахи было незавидное.

— А ну, брысь, пацанва! — рычала она. — А то ведь я сейчас спущусь — полетят клочки по закоулочкам!

— Спускайся, спускайся, — поманил когтистой лапой Бхалу. — Чьи ещё клочки полетят!

Отчаявшись, Маха решилась повторить прыжок Коалы, но ветка под её тяжестью сломалась, и зверюга с шумом и треском полетела вниз. Растянулась плашмя, но тут же подскочила и помчалась прочь от погони, огрызаясь на бегу.

Умка в преследовании не участвовал. Коала спустилась, крепко обняла его за шею, и он слушал, как бьётся под серой шубкой её переволновавшееся сердечко.

— Да ну их, этих пингвинов, — сказал Умка. — Не бойтесь, бабуля, я вас в обиду не дам.

Ну вот, собственно, и всё, наша повесть подошла к своему… началу. То есть к «Уроку баболепия». Теперь читатель, если угодно, может снова вернуться к первым страницам и читать книжку по кругу, сколько душе заблагорассудится. А неохота назад — значит, вперёд. Последняя глава осталась.

Камчадал Федя

Наконец случилось неотвратимое и долгожданное — прилетела мерцающе-зелёная тарелка по имени «Медведуза». Это значит, пришло медвежатам время расставаться, разлетаться по родным лесам, горам и тундрам.

Белый Умка и рыжий Бхалу укладывали в тарелку охапки вяленой красной рыбы — юколы. Славные будут камчатские подарки для родных и знакомых.

Вот прилетит Бхалу домой в родные джунгли и удивится: «Какие деревья большие!» А мама с папой скажут: «Да ты сам-то какой большой вырос!» И позовут в гости соседа Бируанга — камчатских историй послушать и красной рыбки покушать.

Черноокая Панда Пай Сюн хотела взять только одну рыбку: больше мама не съест, а в гости к соседям панды не ходят. А потом решилась да и прихватила ещё парочку юколок. Что с того, что у панд не принято ходить по гостям? Раньше было не принято, а вот теперь будет принято. Иначе от скромности да от тоски и вовсе вымереть можно!

Лишь Коала не брала с собой ничего, никаких гостинцев. Ни рыбы, ни ягод, ни грибов. Попросту потому, что в Австралию нельзя ничего привозить. Привезёшь в сумке какой-нибудь мухомор — а через пару лет вся Австралия красным ковром из мухоморов порастёт. Нет уж. Бабушка Коала и сама — замечательный подарок своим детям, внукам и правнукам. Да ещё с новыми сказками, рассказами о заморских чудесах! Вот хотя бы: поверят ли они, что на камчатских скалах живут плавающие попугай (называются топорки) и летающие пингвины (называются кайры)?

А Тедди? Ах, несчастный чёрный Тедди! Его Зелёный Медведь огорошил печальной новостью.

— Потерялась твоя мать-медведица. Говорят, её люди изловили и отвезли в глухой лес, подальше от городов и кемпингов. Мол, пусть приучается правильно по-медвежьи жить.

— Мама хорошая! — обиженно рявкнул Тедди. — Не имеют права с ней так!

— Хорошая, кто ж спорит? — согласился Зелёный Медведь. — Да найдём, найдём мы твою маму, только время на это понадобится. А пока договорюсь с твоими тётками, пусть возьмут тебя перезимовать.

— Не хочу к тёткам, — захныкал Тедди. — К маме хочу. Мы больше не будем людей грабить! — И он разревелся, зарывшись носом в меховую грудь Аксиньи Потаповны.

— Не будете, не будете, — сказала вожатая, гладя медвежонка по голове. — Слушай, Зелёненький, а может, правда не надо его к тёткам? Пусть со мной зимует. Берлога у нас вон какая — шестиспальная. Что я в ней одна буду, как сирота камчатская? А весной забирай мальца и улетайте на поиски.

— И вы тогда полетите со мной, Аксинья Потаповна! — с надеждой воскликнул Тедди, подняв зарёванную мордочку.

— Я-то — не знаю… — покачала головой медведица. — Ну, там видно будет.

— Так что решил? — спросил Зелёный Медведь.

Тедди глубоко вздохнул, оглядел окрестности, друзей-пионеров, занятых погрузкой подарков; зажмурился, вспомнил маму и родные Скалистые горы; открыл глаза и ещё раз взглянул на Аксинью Потаповну, тоже теперь совсем родную… Шмыгнул носом и ответил:

— Я зимую на Камчатке.

— Ну и ладушки, — сказал Зелёный и ласково шлёпнул медвежонка пониже спины. — Камчадал Федя!

А потом в «Медведузе» включили музыку. На звуки пришли соседские медведи, и начались танцы. Большим успехом пользовался твист «Где-то на белом свете» и рок-н-ролл «Тедди Беар» — эти песни пришлось ставить несколько раз подряд. А разгулявшиеся танцоры никак не уставали, кружились и на задних лапах, и на передних, и чуть ли не сальто делали: осенью у медведя сил много!

Особо яростно выплясывал чёрный Тедди, чтобы отвлечься от грустных мыслей. Стало темнеть, и, наплевав на всякую конспирацию, «Медведуза» озаряла окрестности вспышками разноцветных огней. Настоящим гвоздём программы стала камчатская пляска «А утки хама-хама…» Уж так медведи ухали и пыхтели, так хлопали в ладоши и дёргали плечами, так дружно топали, что в конце концов уронили большое трухлявое дерево. Тогда зелёный диджей поставил вальс «Ложкой снег мешая» и объявил белый танец. И, словно по заказу, над поляной закружились белые снежные хлопья!

Красивая медведица Светланка пригласила на вальс Умку. Без сомнения, она была счастлива в этот вечер: теперь её белизна оставалась на Камчатке вне конкуренции.

— Неплохо танцуешь, парень, — похвалила она Умку. — Заглядывай к нам как-нибудь в гости.

К её ужасу, Умка ответил:

— Однако можно и зайти как-нибудь, как льды станут… Да ведь зимой у вас все медведи спят. Может, лучше вы к нам? Весной — в тундре будет очень красиво!

Панда набралась смелости и позвала в круг Мишутку, а Мишуткина сестра Настёна пригласила Бхалу.

А впотьмах за деревьями маячила фигура Махи-Росомахи. Она вальсировала сама с собой, запиналась об корни и бормотала сердито: «Вот дурные животные, ведмеди клешоногие!» И тут она увидела, что открытая «Медведуза» стоит без присмотра. Ага! Отличный шанс прокатиться в Австралию поохотиться на коал и пингвинов. А не удастся незамеченно улететь — так хоть рыбкой сушёной поживиться. И Роз-Мари с разбегу сиганула в распахнутый люк.

Трах-тарарах! Мощная электрическая вспышка отбросила Росомаху! Это сработала «защита от зайца», включённая Зелёным Медведем. (Конечно, «зайцем» тут именуется не робкий длинноухий зверёк, а наглый пассажир-безбилетник.)

Неудавшаяся «зайчиха» перекатилась колобом и понеслась прочь, роняя с хвоста зелёные искры. «Ну и не надо! — бормотала она. — Ещё посмотрим! Тьфу на вас на всех! Бе-бе-бе!»

А медведи даже и не заметили Росомахи. Мало ли, ещё одна вспышка в цветомузыкальном фейерверке.

Бурая девочка Настёна говорила медведице Ксюше:

— Мама, я на следующее лето еду на Цейлон. Меня Бхалу приглашает.

— Что?! — ужаснулась Ксюша. — К этому рыжему, лохматому? Только через мой труп! Что, у нас на Камчатке парней мало?

— Ты не понимаешь, мама, — снисходительным голосом сказала Настёна. — Он та-ак кла-ассно целуется! И будет заботливый отец.

(Ещё бы Бхалу не классно целовался — с его-то губищами!)

Тедди звал всех приезжать в Америку. В гости и навсегда. Там такие скалы! Такие деревья! Такие гейзеры!

— А вас, Аксинья Потаповна, мы в почётные пионеры примем и полосатую косынку на шею повяжем! Америка вам будет рада!

Эх, Тедди! Придётся Америке родимой ещё зиму тебя подождать.

— Я с Ланки посылку передам, — обещал Бхалу. — Фрукты! Манго! Дуриан! Цветы дерева муа! Объедение!