Ангел, стр. 46

Глаза Касси расширились.

— Полагаю, он не пришел от этого в восторг?

— Да, разумеется.

— И что же?

— С этого все и началось. Видишь ли, я ведь не попросила его просто дать мне время прийти в себя. Я просто сказала; больше это не повторится. Сначала он был очень внимателен ко мне, думал, наверное, что я изменю свое решение. Но прошло восемь месяцев, и он в конце концов потерял терпение. Теперь я не могу винить его за это, хотя тогда винила. Мне представлялось, что если я не хочу больше заниматься любовью, то и он может с легкостью отказаться от этого. Теперь-то я понимаю, что ошибалась. Но тогда я была очень молода, меня переполняли эмоции, и я вела себя глупо.

— И чем же все это закончилось — отец молча дулся на тебя?

— Нет, когда он убедился, что мое решение неизменно, он просто стал наведываться к Глэдис.

Касси приходилось слышать про заведение Глэдис. Лет семь назад оно сгорело, и «мадам» перебралась в какой-то другой город. Но в свое время она была хозяйкой одного из самых шикарных публичных домов в Вайоминге. Мужчины порой и сейчас вспоминали о нем, но Касси просто не могла представить себе, что и ее отец ходил туда.

— Ты не ошибаешься? — спросила она.

— Конечно, нет. Неужели ты думаешь, что я могла бы разрушить брак на основании одних только подозрений? Тогда в Шайенне жил один человек. Теперь я уже не помню, как его звали, но он был очарован мной и все время надоедал вопросом: когда же я уйду от твоего отца к нему? Он докучал мне даже тогда, когда я должна была вот-вот родить. Он решил, что лучший способ убедить меня уйти к нему — это рассказать о том, что весь город видит, как Чарльз ходит к Глэдис.

— Тоже мне… доброжелатель, — нахмурилась Касси.

— Согласна. Если я верно помню, я разбила себе костяшки пальцев о его челюсть. В благодарность за эту информацию. И никогда больше не встречалась с ним. Но как бы то ни было, я просто сходила от этого с ума и прямо спросила твоего отца, правда ли это, а когда он не стал отрицать — предложила ему убираться вон. Он не ушел. Тогда я запретила ему разговаривать со мной.

— И с тех пор вы не перемолвились ни словом…

— Я не могла уступить, Касси, — немного смущенно проговорила Катарина. — Я не из тех женщин, которые прощают. Да, знаю такое за собой. То, что сказала эта Дороти, — чистая правда. Твой отец может радоваться, что я не пристрелила его тогда на месте. Как-то поздним вечером я сама отправилась к Глэдис, чтобы выяснить, к какой из ее женщин ходит мой муж. Я была готова пристрелять ее. Но Глэдис по-настоящему заботилась о своих девушках. Она мне ничего не сказала.

— Но ты говорила, что никогда не переставала любить его, — напомнила Касси.

— С этим я тоже ничего не могла поделать. К тому же сознавала, что сама виновата во всем, но, я просто не могла забыть и простить. Страх и гнев — чертовски сильное сочетание. Никогда не позволяй этим чувствам овладеть твоей душой, как это случилось со мной.

Касси задумчиво покачала головой. Она сочувствовала и отцу, и матери. В таких ситуациях нет и быть не может правых и виноватых. Но ведь теперь они снова стали общаться друг с другом, напомнила себе Касси. Что-то заставило их забыть старую обиду.

— Мама, но что произошло между вами той ночью в амбаре?

— Не твое дело.

Сообразив, что мать уже пришла в себя и теперь ее ничем не проймешь, Касси невольно рассмеялась. И оставалась в прекрасном настроении еще несколько часов. Но именно этим вечером она поняла, что у нее нет никаких причин откладывать дело с разводом. Она не забеременела.

Глава 29

Сент-Луис, население которого превышало триста тысяч жителей, стоял в одном ряду с такими городами, как Филадельфия и Нью-Йорк. И хотя Катарина предпочитала ежегодно наведываться за покупками в Чикаго, им случалось все же несколько раз заезжать и в Сент-Луис.

В последний раз им довелось побывать здесь в семьдесят пятом году, вскоре после окончания строительства Восточного моста через Миссисипи. С тех пор предместья города заметно разрослись. Да и весь город за последние шесть лет сильно изменился. Но Катарина была человеком привычки. Когда бы они ни приезжали, она всегда останавливалась в уже знакомых им с дочерью гостиницах, как правило, самых лучших в городе, хотя и не обязательно самых новых.

Поэтому Касси предположила, что они будут жить в той же самой гостинице, что и шесть лет назад, и в своей телеграмме в сыскное агентство попросила детектива найти ее именно там. Она надеялась, что ей удастся скрыть от матери свои планы.

Катарина не поднимала снова вопрос о визите к адвокату, но Касси знала, что она вернется к нему, как только покончит с покупками. Таким образом, у Касси была неделя, возможно, две, чтобы решить, как ей поступить с разводом. Разумеется, все и так было ясно: следовало оформить развод. Касси не видела причин медлить с этим хотя бы потому, что не могла жить вместе с мужем. Об этом, впрочем, она весьма сожалела.

Но посвящать в свои раздумья мать Касси не хотела. Катарина пришла бы в ужас при малейшем намеке на то, что Ангел нравится ее дочери и она хотела бы жить с ним. Все доводы, которые прозвучали бы из уст матери, Касси слушать не желала. Что бы ни сказала Катарина, Касси относилась к Ангелу по-прежнему.

Старожилы предрекали, что в городе вот-вот начнется снегопад, но солнце, словно в пику их предсказаниям, продолжало сиять на небосклоне. Лучи его не очень-то грели — зимы в Сент-Луисе гораздо прохладнее, чем в Техасе, к которому Касси уже привыкла, — но бродить по городу в ярких лучах солнца было куда приятнее, чем в снегопад. Хотя далеко ходить им почти не приходилось. Разыскать самую модную портниху в городе не составляло особого труда. Такой портнихой по-прежнему оставалась мадам Сесиль, та самая, у которой им уже приходилось одеваться. Ее мастерская находилась всего лишь в нескольких кварталах от их гостиницы. Они даже несколько раз ходили к ней пешком, когда ветер немного стихал.

В день их четвертого визита к портнихе, для последней примерки, Катарина наняла экипаж. Касси предпочла бы отправиться пешком, так как ей совершенно не хотелось слушать обычную болтовню матери. Девушку снова одолевали грусть и тоска. Они находились в городе уже пять дней, но человек из агентства Пинкертона так и не появился. Касси уже начала подыскивать предлоги, чтобы отсрочить отъезд, если сыщик не нанесет ей визит и на следующей неделе.

Касси сознавала, что поиск родителей Ангела не прихоть, но весьма важное для нее дело — по той простой причине, что если она преуспеет в этом, то получит веский предлог не только вновь увидеться с Ангелом, но и поговорить с ним. А она страстно желала с ним встретиться. В конце концов, это было вполне реально. Гораздо чаще, чем прежде, представлялась ей такая картина: она возвращается в Шайенн и встречает Ангела на улице. Но он заговорил бы с ней, только если бы что-то заставило его сделать это. Он не стал бы разговаривать с ней лишь ради поддержания ее репутации. Они оба были довольно заметными фигурами в Шайенне, и, если бы ее увидели в обществе пресловутого Ангела, по городу бы поползли скандальные слухи.

— Ты снова хандришь, — заметила Катарина, когда до мастерской мадам Сесиль оставался один квартал.

— Да нет.

— Хандришь.

— Возможно, это потому, что я скучаю по Марабелле. Работники с ранчо, которых Катарина захватила с собой в Техас на случай, если понадобится демонстрация силы, возвращаясь, взяли Марабеллу с собой, так как владельцы роскошных гостиниц обычно хмурились, когда видели подобных любимцев у своих постояльцев. Причина хандры, названная Касси, была ложью только наполовину. Она действительно скучала по своей пантере. Но гораздо больше скучала по Ангелу.

— Неплохо было бы отправить телеграмму, чтобы сюда перегнали наш собственный спальный вагон, — сказала Катарина. — Но мы могли бы и не дожидаться его, если тебе не терпится отправиться домой.