Ангел, стр. 44

— А… о Боже, ну почему я чувствую себя так, как прошлой ночью эта бедная женщина? Как, кстати, ее зовут? Дороти?

— Дороти Кэтлин, — подсказала Касси. — Но это только предположение, мама.

— Только? — переспросила Катарина, склоняясь к Касси и обнимая ее. — Моя бедная девочка. Ты такая мужественная, что не проронила ни слезинки. Но почему твой отец ничего не сказал мне? Или он еще не знает, что этот человек изнасиловал тебя?

Касси откинулась на спинку кресла и возмущенно воскликнула:

— Мама, он ничего подобного не делал!

— Не делал? — смутившись, переспросила Катарина, тотчас же меняя тон. — Но тогда… как же так?

— Он не насиловал меня, потому что в этом не было нужды.

Катарина выпрямилась и холодно проговорила:

— Кассандра Стюарт, ты осмеливаешься признаться мне в том…

— Мама, сейчас не время для душеспасительных бесед, ты не находишь?

Катарине пришлось задуматься над вопросом дочери.

— Полагаю, что ты права, — вздохнула она. — О, девочка, как же получилось, что ты допустила такую непростительную ошибку?

— Он хотел меня, — ответила Касси. — А в тот момент для меня только это и имело значение. Потому что я тоже хотела его.

— Я предпочла бы не слышать этого.

— Как и я не рассказывать об этом, — пробормотала Касси. — Я даже не могу понять, почему он захотел меня. Катарина в изумлении смотрела на дочь.

— Какая чепуха. Ты чудесная девушка. Почему бы ему не увлечься тобой?

Касси отмахнулась от комплимента:

— Ты же моя мать. Ничего другого ты и не могла сказать. Но я абсолютно уверена, что мужчины не находят меня привлекательной.

Катарина усмехнулась:

— И это беспокоит тебя?

— Мне не смешно, мама.

— И все же забавно… Когда я была в твоем возрасте, то думала точно так же. У меня тогда не было ни одного ухажера, хотя в моем городе было множество подходящих молодых людей. Потом вдруг у меня в одночасье оказалось сразу трое поклонников — да еще каких! Они так сражались за меня, что было даже неудобно… Я не могла никуда пойти — тут же рядом оказывался один или двое, а порой и все трое. Они ссорились и ревновали друг к другу. Хотя дружили с детства. Дело зашло так далеко, что между ними вспыхнула настоящая война, в которой победил один из них, Я находила, что все это очень романтично, поэтому, когда он сделал мне предложение, я в тот же день ответила согласием. Это был твой отец.

— Вряд ли это можно сравнивать с моим случаем, мама. Ведь тебе повезло родиться красивой женщиной.

— А разве про тебя нельзя сказать того же? Что ж, позволь мне открыть тебе один секрет, девочка, рассказать тебе о признании, которое когда-то сделал мне твой отец. Так вот, он сказал, что в один прекрасный день внезапно увидел, что я гораздо красивее, чем он думал. Видишь ли, мы с ним знали друг друга много лет, но он никогда не обращал на меня внимания. Еще он сказал, что каждый раз, когда смотрел на меня после того случая, я становилась для него все краше и краше, и в конце концов он стал думать, что я самая красивая женщина, которую ему когда-либо доводилось видеть.

— Ты специально дразнишь меня, мама?

— Ни в коем случае. Просто пытаюсь объяснить тебе, что твоя красота необычная. Необходимо время, чтобы оценить ее — как и в моем случае. Когда я стала старше, мой облик сделался более ординарным. Думаю, то же случится и с тобой, так что пройдет не так много времени, и мужчины будут считать тебя прелестной с первого же взгляда, а не недели спустя.

Касси не могла удержаться от смеха.

— Прекрасная сказка, мама, но я в нее не верю.

— Да? Ну что ж, мне думается, этот головорез пробыл здесь достаточно долго, чтобы ты начала казаться ему очаровательной. Ты не можешь понять, почему он возжелал тебя? Да просто потому, что он не мог устоять перед тобой.

Касси покраснела, ей ужасно захотелось, чтобы слова эти оказались правдой. Разумеется, все совсем не так, хотя теперь это уже не важно.

Так она и сказала матери:

— Теперь это не имеет никакого значения. Он уехал в надежде, что я дам ему развод.

— Что ж, в этом мы его не разочаруем, — твердо проговорила Катарина.

Было совершенно ясно, что матери Ангел не по душе, но ее последние слова задели Касси. Ей захотелось сменить тему разговора, и она уже знала, каким образом.

— Ну а какие проблемы вы обсуждали с папой после двадцати лет?

— Не твое дело, — ответила Катарина и вышла, прежде чем Касси успела задать ей следующий вопрос.

Глава 28

Касси так никогда и не узнала, что произошло между ее родителями той ночью в амбаре — если что-то и в самом деле произошло. Мать просто отказалась говорить об этом. Отец порой поддразнивал любопытствующую Касси, говорил, что они просто перестали вести себя как дети. Слова эти можно было понимать как угодно. Но все же родители, похоже, заключили нечто вроде перемирия. По крайней мере начали разговаривать друг с другом. В разговорах этих не обсуждались личные темы, но все же это было общение — пусть настороженное, неуверенное, словно они впервые встретили друг друга, но тем не менее общение.

Катарина даже настояла на том, чтобы отложить свой с Касси отъезд на «после праздников», так что впервые за десять лет Касси встречала Рождество вместе с обоими родителями. Ей удалось еще раз повидать Дженни, на службе в церкви. На этот раз Дженни была там вместе со своим мужем — Маккейли-старший настоял-таки на своем, — и она улучила минутку шепнуть Касси, что все мужчины Маккейли относятся к ней «как к королеве». Поскольку женщины в этом семействе не верховодили уже давно, то в ближайшем будущем намечались любопытные перемены.

И разумеется, весь городок без устали обсуждал поведение Маккейли-старшего и Дороти, Мейбл Кох на ходу шепнула Касси — на случай, если та еще не слышала об этом, — что видели, как они ужинали вместе. Ужин этот так затянулся, что до дома они уже не добрались и сняли два номера в гостинице. Более того, Мейбл утверждала, что они пользовались только одним из этих номеров.

Услышав об этом, Катарина смеялась с полчаса. Что же до Касси, то ей все происходящее отнюдь не казалось таким уж забавным. Но самая поразительная перемена состояла в том, что соседи уже не держали на нее зла. Маккейли-старший даже прислал короткую записку со словами: «Буду рад любому вашему вмешательству в мои дела». Но даже это не подняло настроения Касси. В эти дни ничто не могло развеселить ее и отвлечь от тягостных раздумий.

Она тосковала по Ангелу.

Когда Катарина поняла, что ее дочь действительно страдает, она предложила Касси на обратном пути домой сделать крюк и заехать на несколько дней за покупками в какой-нибудь большой город, может быть, даже в Нью-Йорк.

— Лучше уж тогда в Сент-Луис! — выпалила Касси, удивившись своим словам.

— Как захочешь, девочка. Кстати, там же мы могли бы заглянуть к нотариусу и оформить документы, необходимые для развода. Нет смысла заниматься этим в Вайоминге, чтобы все узнали о твоем замужестве.

Касси промолчала, хотя ей ужасно хотелось спросить:

«Уж если тебя так вдохновляет процедура развода, то почему ты сама до сих пор не разведена?»

Но спрашивать об этом было бы бестактно, хотя порой ей хотелось быть именно бестактной. Некоторая доля наглости не повредила бы при общении с определенным типом людей.

Мама, разумеется, желала ей только добра, но Катарина все же была слишком властной и самоуверенной, склонной принимать решения, не заботясь о мнении дочери.

Раньше Касси никогда не возражала против этого, потому что знала: Катарина счастлива только тогда, когда может влиять на ход событий. Но пришло время, когда Касси поняла: она сама должна принимать ответственные решения. И поездка в Сент-Луис стала именно таким решением, пусть даже принятым под влиянием момента.

Отправка телеграммы была вторым поступком, о котором Касси не потрудилась сообщить матери. Идея отправить телеграмму не выходила у нее из головы. Наконец она решилась: телеграфировав о своем приезде в Сент-Луис, просила частное сыскное агентство Пинкертона связаться с ней во время ее пребывания в городе для того, чтобы выяснить: можно ли что-либо предпринять для розыска родителей Ангела? В конце концов, решила она, сам он почти наверняка отказался от дальнейших попыток найти их, а ей очень хотелось, чтобы Ангел нашел своих родителей. Способствовать воссоединению распавшихся семей — это было в ее характере.