Путешествие к Арктуру, стр. 37

Маскалл не сводил с него глаз, но ничего не говорил. Старик неуклюже улегся на землю и собрался отдохнуть.

Пока он устраивался поудобнее, позади них послышались шаги, приближающиеся со стороны леса. Маскалл повернул голову и увидел идущую к ним женщину. Он сразу догадался, что это жена Полкраба. Он сел, однако рыбак не пошевелился. Женщина подошла и стала перед ним, глядя сверху вниз.

Ее одежда походила на одежду мужа, но больше прикрывала конечности. Женщина была молода, высока, стройна и держалась удивительно прямо. Ее кожа слегка загорела, и она выглядела крепкой, но совсем не похожей на крестьянку. Печать утонченности лежала на лице. Она была некрасива, и лицо выражало слишком много энергии для женщины. Три ее большие глаза все время вспыхивали и сияли. Густые красивые желтые волосы были убраны наверх и закреплены, но настолько небрежно, что некоторые пряди спадали на спину.

Когда она заговорила, голос оказался довольно слабым, но полным смысла и оттенков, и почему-то казалось, что он лишь слегка скрывает сильную страстность.

– Да простят меня, что я слушала ваш разговор, – сказала она, обращаясь к Маскаллу. – Я отдыхала за деревом и слышала его весь.

Он медленно встал.

– Ты жена Полкраба?

– Она моя жена, – сказал Полкраб, – и ее зовут Глимейл. Садись, чужестранец, и ты тоже, жена, раз уж ты тут.

Оба подчинились.

– Я слышала все, – повторила Глимейл. – Но я не слышала, куда ты направляешься, Маскалл, после того как покинешь нас.

– Я знаю не больше, чем ты.

– Тогда слушай. Есть лишь одно место, куда тебе следует идти, это остров Свейлона. Я сама переправлю тебя до заката.

– И что я там найду?

– Он может идти, жена, – хрипло вмешался старик, – но тебе идти я не позволю. Я перевезу его сам.

– Нет, ты никогда не считался со мной, – сказала Глимейл несколько возбужденно. – На этот раз я действительно поеду. Когда ночью светит Тиргельд, а я сижу здесь на берегу, слушая музыку Эртрида, слабо доносящуюся с моря, я испытываю такие муки – я этого не вынесу… Я давно решила отправиться на остров и посмотреть, что это за музыка. Если она плохая, и она меня убьет – что ж…

– Зачем мне этот человек и его музыка, Глимейл? – спросил Максалл.

– Я думаю, эта музыка лучше ответит на все твои вопросы, чем Полкраб – и возможно, таким образом, который тебя удивит.

– Что это может быть за музыка, ради которой стоит проделать многомильный путь по морю?

– Очень своеобразная, как говорят. Не приятная, а причиняющая боль. И человек, который сможет играть на инструменте Эртрида, сможет вызывать самые удивительные образы, которые будут не призраками, а реальностью.

– Может, и так, – проворчал Полкраб. – Но я был на острове днем, и что я там нашел? Человеческие кости, свежие и старые. Это жертвы Эртрида. И ты, жена, не поедешь.

– А этой ночью музыка будет играть? – спросил Маскалл.

– Да, – ответила Глимейл, пристально глядя на него. – Когда взойдет Тиргельд, наша луна.

– Если своей музыкой Эртрид убивает людей, мне кажется, он заслуживает смерти. В любом случае, я хотел бы сам услышать эти звуки. Но насчет того, чтобы взять тебя с собой, Глимейл, – женщины слишком легко гибнут на Тормансе. Я только сейчас отмылся от крови другой женщины.

Глимейл засмеялась, но ничего не сказала.

– А теперь спи, – сказал Полкраб. – Когда придет время, я сам тебя перевезу.

Он снова лег и закрыл глаза. Маскалл последовал его примеру; но Глимейл по-прежнему сидела прямо, поджав под себя ноги.

– Кто была эта другая женщина, Маскалл? – спросила она наконец.

Он не ответил, притворившись спящим.

15. ОСТРОВ СВЕЙЛОНА

Когда он проснулся, свет не был таким ярким, и он понял, что день идет к концу. Полкраб и его жена были на ногах и очередная порция рыбы, уже приготовленная, ожидала Маскалла.

– Вы решили, кто поедет со мной? – спросил он, прежде чем сесть.

– Я поеду, – сказала Глимейл.

– Ты согласен, Полкраб?

Рыбак что-то негромко проворчал и жестом пригласил остальных занять места. Перед тем как ответить, он запихнул в рот кусок рыбы.

– Что-то сильное влечет ее, и я не могу ее удержать. Не думаю, жена, что увижу тебя снова, но ребята уже достаточно взрослые, чтобы прокормить себя.

– Не смотри на все так мрачно, – резко ответила Глимейл. Она не ела. – Я вернусь и заглажу свою вину перед тобой. Это лишь на одну ночь.

Маскалл озадаченно переводил взгляд с одного на другого.

– Лучше я поеду один. Я буду огорчен, если что-то случится.

Глимейл покачала головой.

– Не считай это женским капризом, – сказала она. – Даже если бы ты не прошел здесь, я все равно скоро услышала бы эту музыку. Я жажду ее.

– А у тебя нет такого чувства, Полкраб?

– Нет. Женщины благородные и чувствительные создания, а в природе есть влечения слишком слабые для мужчин. Бери ее с собой, раз она на этом настаивает. Может быть, она права. Возможно, музыка Эртрида ответит на твои вопросы и на ее тоже.

– А какие у тебя вопросы, Глимейл?

Женщина странно улыбнулась.

– Можешь быть уверен, что вопросы, которые в ответ требуют музыки, нельзя выразить словами…

– Если ты не вернешься к утру, – заметил муж, – я буду знать, что ты мертва.

Трапеза закончилась в натянутом молчании. Полкраб вытер рот и вытащил из подобия кармана морскую раковину.

– Ты попрощаешься с мальчиками? Позвать их?

Она задумалась на мгновение.

– Да-да, я должна их увидеть.

Он поднес раковину ко рту и подул; громкий печальный звук разнесся в воздухе.

Спустя несколько минут послышался звук семенящих шагов, и из леса показались мальчики. Маскалл с любопытством разглядывал первых детей, которых он видел на Тормансе. Старший нес самого младшего на спине, средний шагал чуть позади. Ребенка опустили на землю, и все трое, образовав перед Маскаллом полукруг, стояли, глядя на него широко раскрытыми глазами. Полкраб выглядел бесстрастно, но Глимейл смотрела в сторону, гордо подняв голову, с непонятным выражением на лице.

Маскалл оценил возраст ребят примерно в девять, семь и пять лет соответственно, но он считал по земному времени. Старший был высоким, худым, но крепко сложенным. Как и его братья, он был обнажен, и вся его кожа с головы до ног имела ульфировый цвет. Лицевые мышцы указывали на необузданную и дерзкую натуру, глаза походили на зеленые огоньки. Второй обещал стать широким сильным мужчиной. Его тяжелая и большая голова была опущена книзу. И кожа и лицо имели красноватый оттенок. Для ребенка его глаза смотрели слишком уж хмуро и проницательно.

– Из этого, – сказал Полкраб, ущипнув мальчика за ухо, – возможно, вырастет второй Брудвиол.

– А кто это был? – спросил мальчик, наклоняя голову вперед в ожидании ответа.

– Большой старый человек удивительной мудрости. Он стал мудрым, решив никогда не задавать вопросов, а выяснять все сам.

– Если бы я не задал этого вопроса, я не узнал бы о нем.

– Это не имело бы значения, – ответил отец.

Самый младший ребенок был бледнее и худощавее братьев. Лицо его, в основном спокойное и лишенное выражения, имело одну особенность: каждые несколько минут без всякой видимой причины оно кривилось и становилось недоуменным. В это время казалось, что его желто-зеленые глаза хранят тайны, которые было трудно связать с человеком его возраста.

– Он меня озадачивает, – сказал Полкраб. – Его душа – потемки, и он ничем не интересуется. Он может оказаться самым замечательным из них.

Маскалл взял ребенка одной рукой и поднял на уровень лица. Он долго смотрел на мальчика, затем вновь опустил его. Выражение лица мальчика ни на мгновение не изменилось.

– Ну, что ты о нем скажешь? – спросил рыбак.

– У меня вертится на языке, но ускользает. Дай мне еще попить, и я скажу.

– Тогда иди, попей.

Маскалл дошел до дерева, попил и вернулся.

– В грядущих веках, – сказал он, обдумывая каждое слово, – он станет возвышенным и величественным преданием. Возможно, пророком, или даже божеством. Хорошо присматривай за ним.