Путешествие к Арктуру, стр. 34

Он продолжал идти за Найтспором. Перед ним возникло странное яркое свечение. Это не был свет дня, а сияние, подобного которому Маскалл ранее не видел и даже не мог вообразить. Найтспор шел прямо туда. Маскалл чувствовал, что грудь его разрывается. Свет взметнулся выше. Ужасные музыкальные созвучия следовали вплотную одно за другим, как волны дикого, волшебного океана… Тело Маскалла не могло вынести такого потрясения, и он вдруг рухнул в обмороке, похожем на смерть.

14. ПОЛКРАБ

Медленно прошло утро. Маскалл сделал несколько конвульсивных движений, открыл глаза и сел, моргая. В лесу стояла тишина и было темно, как ночью. Странный свет исчез, музыка стихла. Дримсинтер пропал. Маскалл пощупал бороду, выпачканную запекшейся кровью Тайдомин, и глубоко задумался.

«Если верить Пейно и Кейтису, в этом лесу живут мудрые люди. Видимо, Дримсинтер один из них. Возможно, это видение было образцом его мудрости. Оно выглядело прямо как ответ на мой вопрос… Нужно было спросить не о себе, а о Суртуре. Тогда я получил бы иной ответ и, может быть, что-нибудь узнал бы… Я мог бы увидеть ЕГО».

Некоторое время он сидел спокойно и безразлично.

«Но я не мог выдержать это ужасное сияние, – продолжал он. – Оно разрывало мое тело. Он предупреждал меня тоже. Значит, Суртур действительно существует, а мое путешествие что-то означает. Но почему я здесь и что я могу сделать. Кто он, Суртур? Где его найти?»

Что-то дикое появилось в его глазах.

«Что имел в виду Дримсинтер, говоря: „Не тебя, а Найтспора“? Я что, вспомогательный персонаж – он считается важным, а я не важным? Где Найтспор, и что он делает? Должен ли я ждать, пока не наступит его черед – я не могу создать ничего?»

Он продолжал сидеть с вытянутыми ногами.

«Я должен примириться с тем, что это странное путешествие и могут произойти самые странные вещи. Нет смысла строить планы, я и на два шага вперед не вижу – все неизвестно. Но очевидно одно: ничто, кроме дикого безрассудства, не приведет меня по этому пути, и я должен пожертвовать ради этого всем. А следовательно, если Суртур появится снова, я пойду ему навстречу, даже если это будет означать смерть».

Из черного молчаливого леса вновь донеслись удары барабана. Звук был очень отдаленным и слабым. Он походил на последние отголоски грома после сильной бури. Маскалл слушал, не вставая. Барабанный бой растворился в тишине и больше не появлялся.

Маскалл загадочно улыбнулся и сказал вслух:

– Благодарю, Суртур! Я принимаю это предзнаменование.

Собравшись встать, он обнаружил, что сморщенная кожа, некогда бывшая его третьей рукой, болтается при каждом движении. Ногтями обеих рук он проделал в ней отверстия, как можно ближе к груди; затем аккуратно ее открутил. Он решил, что в этом мире, где все быстро растет и исчезает, от нее скоро не останется и следа на груди. После этого он встал и вперился во тьму.

В этом месте лес опускался довольно круто, и, не задумываясь Маскалл направился вниз по склону, уверенный, что этот путь его куда-нибудь приведет. Едва он пошел, как настроение его стало мрачным и унылым – он ослаб, устал, был грязен и страдал от голода; более того, он понимал, что путь будет неблизкий. Но пусть даже так, решил он, он не присядет больше, пока весь гнетущий лес не останется за спиной.

Одно за другим он рассматривал, обходил и оставлял позади размытые, похожие на дома деревья. Высоко над головой по-прежнему виднелся кусочек яркого неба; если бы не он, Маскалл не смог бы определить время суток. Много сырых скользких миль, в некоторых местах пробираясь через трясину, угрюмо прошел он вниз по склону. Когда, наконец, сумерки стали рассеиваться, он догадался, что скоро выйдет из леса. Лес становился более осязаемым и светлым, и Маскалл теперь мог лучше рассмотреть его величие. Стволы деревьев походили на круглые башни, а расстояния между ними были так велики, что напоминали естественные амфитеатры. Он не мог разобрать цвет коры. Все, что он видел, приводило его в изумление, но в этом восторге было какое-то недовольство и недоброжелательство. Разница в освещении леса перед ним к позади него стала настолько выраженной, что он больше не сомневался, что лес вот-вот кончится.

Впереди был настоящий свет; оглядываясь, он видел тень. Стволы приобрели красноватый оттенок. Маскалл ускорил шаг. Яркое пятно впереди сияло все ярче и ярче; тон его был голубым. Маскаллу показалось также, что он слышит звук прибоя.

Та часть леса, куда он двигался, сверкала яркими красками. Стволы деревьев были глубокого темно-красного цвета, листья высоко над головой сверкали ульфиром; цвет мертвых листьев, валявшихся на земле, он не мог бы назвать. В то же время он обнаружил назначение третьего глаза. С его помощью каждый предмет становился более рельефным. Мир выглядел менее ПЛОСКИМ – более реалистичным и значительным. Все окружающее влекло Маскалла сильнее; как будто он некоторым образом потерял свой эгоизм и стал свободным и заботливым.

И вот меж последними деревьями он увидел день в разгаре. Меньше чем полмили отделяло его от опушки леса, и, стремясь увидеть, что лежит дальше, он перешел на бег. Прибой слышался громче. Это был странный шипящий звук, который мог исходить только от воды, и все же не похожий на море. И почти тут же взору его предстали волны, пляшущие до самого горизонта, несомненно это было Топящее море. Он перешел на быстрый шаг, не отводя взгляда от моря. Навстречу дул горячий, свежий, ароматный ветер.

Дойдя до самой опушки леса, которая переходила в широкий песчаный берег, он прислонился спиной к большому дереву и, не двигаясь, жадно смотрел на то, что открывалось его взору. Песок по прямой простирался на восток и на запад, местами прерываясь небольшими речушками. Он был ярко-оранжевого цвета, но попадались и фиолетовые пятна. Лес, как страж, возвышался над берегом по всей его длине. Все остальное – лишь море и небо. Маскалл никогда не видел столько воды. Полукруг горизонта был таким обширным, что легко было представить, будто это плоский мир, где видимость определяется лишь возможностями зрения. Море не походило ни на одно из земных морей. Оно напоминало огромный жидкий опал. На богатом великолепном изумрудно-зеленом фоне повсюду появлялись и исчезали яркие вспышки красного, желтого и синего. Волны двигались необычным образом. Медленно образовывались водяные шпили, которые вдруг спадали, образуя при этом ряд концентрических колец, разбегающихся далеко в стороны. Виднелись быстро движущиеся течения, похожие на текущие в море реки, убегающие прочь от суши; они имели более темный цвет, и шпилей там не было. Там, где море встречалось с берегом, волны набегали далеко на песок, с почти зловещей быстротой – это сопровождалось сильным шипящим звуком, который слышал Маскалл. Зеленые языки накатывались без пены.

На расстоянии, как он прикинул, миль двадцать прямо напротив него в море виднелся длинный невысокий остров с темными неясными очертаниями. Это был остров Свейлона. Но он интересовал Маскалла меньше, чем сиявший позади него синий закат. Альпейн сел, но вся северная часть неба была погружена его отсветом в минорную тональность. Белый огромный Бранчспелл стоял в зените, день был безоблачным и ужасно жарким; но там, где село синее солнце, над миром будто нависала мрачная тень. Маскалла охватило ощущение распада – как будто две различные химические силы одновременно действовали на клетки его тела. Раз на него так действует отсвет Альпейна, подумал Маскалл, более чем вероятно, что он не сможет взглянуть на само солнце и остаться в живых. Однако с ним могут произойти какие-то изменения, которые сделали бы это возможным.

Море влекло его. Он решил искупаться и пошел к берегу. Едва он вышел из тени деревьев, слепящие лучи солнца обрушились на него с такой яростью, что несколько минут его мутило и кружилась голова. Оранжевые участки были достаточно горячи, чтобы жарить пищу, решил он, но фиолетовые участки были само пламя. По незнанию он ступил на такой и тут же с испуганным воплем подпрыгнул высоко в воздухе.