Лунный зверь, стр. 37

Сейбр прохаживался туда-сюда вдоль ограды, высматривая, нет ли где лазейки. Наконец он обнаружил место, где известка, покарябанная его когтями, выкрошилась из щели между кирпичами. Сейбр поскреб стену лапой. Известка отваливалась легко, как пыль.

Со стороны дома раздался человеческий лай. Хозяин. Придется идти на зов. Но он вернется сюда и будет трудиться, пока не проделает брешь, пообещал себе Сейбр. Оказавшись за стеной, он отправится на поиски О-ха, и не будь он риджбек, если череп лисицы не хрустнет в его зубах. Он готов проискать ее всю осень, всю зиму. Главное, познать наконец вкус ее крови! Подчинившись людям, собаки приняли на себя целый град насмешек от своих диких собратьев. Сейбр признавал — многие из собачьего племени действительно изнежились от беззаботной домашней жизни, разучились выслеживать, ловить, убивать. Но он не из числа этих жалких выродков! И он не простит лисице насмешек. Шакалы и гиены в той стране, где он жил прежде, знали, что с ним шутки плохи. Он докажет, что собаки — это тоже звери. Разделив кров с людьми, они не перестали быть охотниками, не утратили своего достоинства.

Сейбр гордился своими славными предками, чем отличался от многих современных собак. Как истинный аристократ, он кичился своим происхождением, семьей, родом. Среди собак подобная гордость не находила сочувствия — многие считали Сейбра осколком прошлого и полагали, что старый колонист напрасно цепляется за отжившее. Но Сейбр не видел причин отказываться от традиций, позабытых слабыми и безвольными.

Он чтил предание о «золотом веке» собачьей истории: в те благословенные времена между людьми и собаками царило полное единение. Во время трапез собаки лежали под столами и получали куски из рук своих хозяев. Вместе собаки и люди отправлялись в леса и поля охотиться на волков и вепрей.

О, Сейбр всей душой мечтал, чтобы вернулась та пора, когда люди не баловали, не ласкали своих собак, но уважали и ценили их как охотников и добытчиков. На родине, в жаркой южной стране, где водились еще львы и тигры, он видел живых свидетелей лучших собачьих дней. Стаи бродячих псов носились там по улицам городов и бескрайним диким прериям. Хозяева за ненадобностью бросили их на произвол судьбы. То были благородные псы из достойных семей, и они не унижались до попрошайничества, хотя обстоятельства и толкали их к этому. К чести собак, они не только добывали себе пропитание, но и продолжали свой род.

Нет, Сейбр не допустит, чтобы столь ничтожное создание, как лисица, оставила его в дураках. Он всегда служил другим собакам образцом для подражания, гордости своим высоким предназначением. Не ему садиться в лужу перед дикой тварью. Ведь он — истинное украшение собачьего племени. Сильный, благородный, чистый духом, беспощадный, отважный, он внушает благоговение и восторг, он недоступен хуле и насмешникам. И он поквитается с этой лисицей.

Часть четвертая

Неизбывный страх

ГЛАВА 15

Наступила пора Завывая. Холодный зимний ветер кружил по улицам нового города, петляя в аллеях, залетая во дворы, огибая площади. В городе еще оставалось много недостроенных домов, но некоторые были уже отделаны и украшены. Шикарные здания в центре так и сверкали, а главную площадь и прилегающие к ней улицы уже успели вымостить булыжником. На улицах появились водосточные желоба, в которых утоляли жажду птицы, да и забредшие в город лисы тоже. Что же касается людей, обитателей города, то, по мнению животных, их щедрость заслуживала всяческих похвал. Они оставляли в садах блюдечки с молоком и накрошенным хлебом, предназначенные для ежей, — те, правда, предпочитали украдкой лакомиться кошачьей едой. Птицы на легких харчах совсем разжирели и обленились. К сожалению, лишь немногие люди заботились о том, чтобы подкормить лис, да и сами рыжие призраки избегали человеческих глаз. И все же некоторые из них выкопали себе норы прямо в городе, во дворах и в садах, подчас всего в нескольких футах от людского жилья. Одна из лисиц дошла до того, что устроилась в кладовой дома, хозяева которого, кстати, держали кошку и пса. Но увалень спаниель, хотя вечно сновал туда-сюда, не причинял непрошеной гостье беспокойства. Лазейку, придуманную хозяевами для кошки, лисица использовала для того, чтобы в любое время беспрепятственно входить и выходить из дома. Хозяева, разумеется, заметили свою необычную соседку, но по причинам, известным им одним, мирились с ее присутствием.

Лес Трех Ветров действительно был прорежен и прочищен, и южная его часть превратилась в парк с прямыми аллеями и асфальтовыми дорожками, где чинно прогуливались горожане и резвились дети. Среди лесных деревьев появились экзотические растения и цветы, посаженные людьми, а зверям и птицам вновь пришлось потесниться. Посреди парка вырыли пруд и выпустили лебедей, диковинных белоснежных птиц, которых никто из старых жителей леса прежде в глаза не видел.

К счастью, правление парка решило сохранить в нем несколько островков дикой природы, и барсучий городок оказался в одном из таких заповедных уголков. Однако звери теперь почти полностью лишились возможности охотиться. На месте бывших охотничьих угодий, с их большими и малыми звериными тропами, раскинулась живопырка. Для того чтобы добыть еду, О-ха приходилось спускаться на городские улицы, где жил теперь Камио. Он знал, где стоят полные мусора бачки, где в определенные дни появляются полиэтиленовые пакеты, доверху набитые отбросами. Под мудрым руководством Камио лисица быстро постигла науку потребления людских объедков. Другим животным повезло меньше: непривычные к городской жизни, они не решались на подобный промысел. Многие из них голодали.

Камио утверждал, что приспособиться к городской жизни не трудно. Но он не учел, что маленький городок не в состоянии прокормить такое количество диких животных, которые в большинстве своем не обладали необходимыми навыками. Прежде чем зародившееся поселение станет богатым и процветающим, пройдет немало времени. Скорее всего следующему поколению зверей жизнь в городе действительно покажется легкой, ведь к той поре их станет намного меньше и пищи будет хватать на всех. Но пока растерявшимся в непривычных условиях лесным обитателям приходилось туго.

О-ха по-прежнему держалась с Камио отчужденно и холодновато, но сердце лисицы постепенно оттаивало. Как-то вечером они бок о бок трусили по городским улицам, пересекая пятна света, бросаемые фонарями, и беседовали об истории лисиного племени, которой обоих учили в детстве.

— Неужели ты никогда не слыхал про А-О? — спросила лисица, когда они обогнули площадь и приблизились к заветному мусорному бачку, выставленному у задней двери ресторана.

— Да нет, слыхал. Просто я не знал, что он, этот ваш А-О, является родоначальником всех лис на земле. Меня учили, что первую лису, пришедшую в мир, звали Менксито. Он, кстати, тоже был самцом и самкой одновременно. Так что это почти одно и то же.

— Вовсе не одно и то же. Тебя учили неправильно. На самом деле А-О…

— Да в чем тут разница, подумай сама. Просто твою первую лису иначе звали. Это же не важно. Зачем цепляться за догму?

— Насколько я знаю, доги — это порода собак, и они здесь совершенно ни при чем, — брякнула О-ха. Она, разумеется, прекрасно поняла Камио, но не желала признавать его правоту.

Лис внезапно обернулся и вперил в нее пристальный взгляд.

— Когда же мы с тобой поселимся в одной норе? — выпалил он.

— О чем это ты?

— Сама знаешь о чем. Я хочу, чтобы мы с тобой жили вместе, завели детенышей. Близится пора любви. Кого же ты ждешь? Может, А-магира?

Лисица презрительно фыркнула:

— Издеваешься? Глаза бы мои не видели этого отвратного старикана. Но это вовсе не значит, что я сплю и вижу, как бы стать твоей подругой.

— Да, на это не похоже. Ты и говоришь-то со мной сквозь зубы. Значит, я тебе совсем не нравлюсь?