Лунный зверь, стр. 15

— Нет! — коротко отрезала О-ха.

Пара злобных глаз уставилась на лисицу.

— Почему это «нет»? Я сказал, ты умрешь.

Но О-ха молчала; сердце ее колотилось где-то в горле, и все же она, с невозмутимым видом лежа на крыше беседки, выжидала, не придет ли ей на помощь спасительный случай. Если она погибнет, детеныши погибнут тоже. Эта ужасающая мысль пересиливала в душе лисицы тревогу за собственную жизнь. Хоть бы малейший шанс, молила она, хоть бы малейший.

Враги молчали, поедая друг друга глазами. Меж тем наступила глубокая ночь. Пролетела сова, бросила взгляд на оцепеневших противников и скрылась за кронами деревьев. Свет в доме начал гаснуть. Люди укладывались спать. Постепенно весь дом потонул в темноте, и лишь в одном окне на первом этаже по-прежнему светился огонь.

— Странно, что это за свет такой? Неужели он до утра не погаснет? — рассеянно заметила О-ха, надеясь отвлечь внимание пса.

Но Сейбр и головы не повернул.

— Мой хозяин, — проскрежетал он. — В своем кабинете. Сидит за столом до утра. Хотя это не твое дело, лисье отродье.

И вновь в воздухе повисло молчание.

Вдруг О-ха осенила идея. Она встала и принялась скулить на луну. Резкий, пронзительный, душераздирающий звук прорезал тишину.

— Заткнись, — зарычал пес. — Воплями ты себе не поможешь.

Но лисица продолжала подвывать и скулить. Прежде чем пес успел вновь открыть рот, со стороны дома раздался человеческий лай. Заслышав голос своего повелителя, пес, подчиняясь неодолимому инстинкту, повернул голову. В то же мгновение О-ха соскочила на землю и бросилась наутек, зигзагами пересекая подстриженные лужайки. Риджбек, спохватившись, устремился в погоню, в два скачка нагнал лисицу и едва не схватил, но ей удалось увернуться. Миновав лужайку, она скрылась в высоких травах. Хотя преследователь был очень силен, лисица сумела от него оторваться. Она петляла в зарослях, перепрыгивала через все препятствия, которые ему приходилось огибать. Так они домчались до ограды. О-ха собрала всю свою ловкость, вскочила на стену и спрыгнула по другую сторону. На это пес был не способен.

— Мы еще встретимся, — долетел до нее его голос, дрожащий от бешенства. — Попомни мое слово, сука облезлая, я до тебя доберусь! Попробую, крепкий ли у тебя череп.

Не обращая внимания на собачьи вопли, которые доносились до нее все глуше, лисица бросилась к своим драгоценным чадам. Не помня себя от тревоги, она протиснулась в окно и оказалась в сарае.

Двое лисят были мертвы. Когда она тронула их носом, оказалось, что они уже окоченели. Да и остальные едва дышали. О-ха немедля принялась согревать их, даже не оттащив в сторону мертвых. Нельзя было терять ни секунды.

Но только она устроилась около лисят, слух и чутье вновь предупредили ее об опасности. Ошибки быть не могло — пес вел своего хозяина по следу, прямиком к ее убежищу. Схватив одного лисенка, О-ха успела выскочить в окно как раз в то мгновение, когда дверь со скрипом распахнулась.

Лисица что есть мочи бросилась в лес. Однако злорадный голос собаки заставил ее замереть и обернуться.

— Эй, ты, рыжая тварь! Где ты там? Твоим отродьям конец! Мой хозяин раздавил сапогами всех твоих заморышей до единого! Он ненавидит лис так же, как и я! Слышишь, ты! Слышишь!

Отчаяние пронзило ее насквозь.

Она осталась жива, и все же свирепый риджбек одержал над ней победу. Она чувствовала, что последний лисенок, которого она сжимала в зубах, холоден и неподвижен. Неужели в спешке она схватила мертвого? А может, он умер только что. Да, пес не мог измыслить более жестокого наказания за то, что она проникла в его владения и ускользнула от расправы.

Без сомнения, сейчас хозяин держал Сейбра на поводке, иначе пес вновь кинулся бы за ней в погоню.

Лисица положила на землю мертвого детеныша и испустила истошный вопль.

— Ты погубил моих детей, человечий прихвостень! Но меня тебе не поймать. Настанет день, я тихонько подкрадусь, когда ты будешь спать, и перегрызу тебе глотку! Я отомщу, так и знай!

О-ха сама прекрасно понимала, что это пустые, неисполнимые угрозы, но на пса они произвели нужное действие. Он буквально захлебнулся яростной бранью. А лисица схватила мертвого детеныша и скрылась в лесу.

Два дня спустя О-ха вернулась в барсучий городок, решив остаться здесь до конца своих дней. Все радости жизни обернулись для нее горем, и она уже не ждала ничего хорошего. Любовь и материнство потеряли для нее всякую привлекательность.

— Ха! Лисичка! Ну что, повидала мир? — спросил ее при встрече Гар.

— Повидала. И знаю теперь, там нет ничего хорошего. Только злоба и жестокость, — ответила О-ха.

Барсук понимающе кивнул головой:

— Вот как? Печально. Не от тебя первой я слышу это и все-таки думаю, это не вся правда. Наверное, каждый находит в мире то, что ищет.

— Мне очень жаль, что пришлось разочаровать тебя, — заметила лисица.

— Не меня, — возразил Гар. — Себя. Ты разочаровала себя, лисичка. Когда опять пойдешь смотреть мир, ищи чего-нибудь другого, не злобы. Ищи — и найдешь. Глаза, которыми надо смотреть мир, вот здесь, в сердце, не в голове. — Он указал лапой на грудь О-ха. — Помни это, когда вновь отправишься в путь.

— Никуда я больше не пойду, — с горечью перебила его лисица. — Мир уже забрал все, что у меня было. С меня хватит.

О-ха даже подумывала, не совершить ли ей рванц, ритуальное самоубийство, разорвав собственный живот зубами. И все же что-то удерживало ее — скорее всего мысль о том, что в Запределье на подобный поступок посмотрят неодобрительно. В конце концов она решила, что такой выход допустим лишь для лис, попавших в беспощадные металлические тиски капканов или западни. Те, кому опостылела жизнь, должны смириться. Страждущие телом, попавшие в неволю имеют право свести счеты с жизнью, страждущие духом обречены терпеть.

И О-ха, пересиливая себя, продолжала жить. Как и многие лисы до нее, она часто задумывалась над природой удивительного чувства, именуемого печалью. «Откуда она, печаль, — размышляла О-ха. — Приходит ли она в душу из мира, полного жестокости и несправедливости, или же каждая лиса рождается со своей печалью в душе, с печалью, которая дремлет до времени, пока невзгоды не пробудят ее?»

А в усадьбе еще одно существо не находило себе покоя, пылая жаждой мести, Сейбр-риджбек был вне себя от ярости: какая-то жалкая лисица ухитрилась провести его, избежать его смертоносных челюстей.

— Я запомнил этот запах, на всю жизнь запомнил, — твердил себе пес. — И чего бы мне это ни стоило, я поймаю эту мерзкую тварь и разорву на клочки, от носа до хвоста. Пусть она одурачила меня, ей это даром не пройдет. Скоро она узнает, что такое собака, настоящая собака.

Клятва была принесена, страшные обещания даны, и один из противников неминуемо должен был умереть. К несчастью для О-ха, она оказалась для грозного риджбека не просто ускользнувшей добычей. Она заставила пса выказать слабость, которой он стыдился больше всего, — неистребимый инстинкт повиновения хозяину. Такого унижения он не мог забыть. Стыд за себя нередко превращается в ненависть к свидетелям бесчестья, и Сейбр возненавидел О-ха всей душой. Теперь О-ха и все ее соплеменники стали для него заклятыми врагами.

В жарких странах под палящим солнцем свирепый риджбек выслеживал львов, вместе с другими псами набрасывался на леопардов и убивал их. По приказу хозяина настигал темнокожих людей, пытавшихся спастись бегством, и перегрызал им горло. И вдруг какая-то тварь — чуть больше кошки — вышла из столкновения с ним целой и невредимой. Для столь прославленного охотника это было неслыханным оскорблением. Оскорблением, которое можно смыть только кровью.

Часть вторая

Побег из Бедлама

ГЛАВА 7

Лунный зверь - i_004.png