Калле Блумквист-сыщик, стр. 12
Теперь, пока он не узнает, кто такие эти двое, которым нужен дядя Эйнар, уйти отсюда просто немыслимо. Он понимал, что швейцар будет несколько удивлен, если он, Калле Блюмквист, вдруг усядется здесь в вестибюле с газетой в руках. Но ничего другого не оставалось. Калле развалился в кожаном кресле с видом коммерсанта, совершающего деловую поездку. Всем сердцем он надеялся, что швейцар не выставит его. К счастью, тот занялся телефонным разговором и не обращал на Калле никакого внимания.
Калле провертел две дырки в газете, одновременно придумывая, чем бы объяснить маме такое странное обращение с ее вечерним чтением. Затем он принялся размышлять, кто же такие эти два господина. Может быть, сыщики? Они часто появляются вдвоем, по крайней мере в фильмах. А что, если подойти к одному из них и сказать: «Добрый вечер, дорогой коллега!»
«Это было бы глупо, чтобы не сказать — идиотски глупо! — ответил сам себе Калле. — Никогда не нужно предупреждать события».
Ого, как иногда везет! Оба приезжих подошли и сели в кресла напротив Калле. Можно было сколько влезет глазеть на них через газету.
«Приметы, — сказал себе знаменитый сыщик. — Азбука сыскного дела!.. Фу ты, боже мой, да за такую физиономию надо штрафовать!»
Более отталкивающего лица Калле не видал за всю свою жизнь. Он подумал, что общество по украшению города охотно заплатило бы немалые деньги, лишь бы этот тип уехал. Трудно сказать, что делало его лицо таким неприятным: низкий лоб, слишком близко сидящие глаза, перекошенный нос или рот, который становился еще уродливее от странной, кривой улыбки.
«Уж если это не жулик, то я тогда архангел Гавриил собственной персоной», — подумал Калле.
Во внешности второго не было ничего примечательного, если не считать почти болезненной бледности. Это был небольшого роста блондин с очень светлыми голубыми глазами и бегающим взглядом.
Калле так на них уставился, что казалось — глаза его вот-вот выскочат через дырки в газете. Одновременно он весь обратился в слух. Незнакомцы оживленно разговаривали, но Калле, к сожалению, улавливал только отдельные слова. Вдруг Бледный произнес довольно громко:
— Чего там еще, он точно здесь, в городе. Я сам видел письмо к Лоле. На штемпеле ясно стояло: Лилльчепинг.
Письмо к Лоле?! Лола! Лола Хелльберг, кто же еще?
«Все-таки у меня котелок варит», — удовлетворенно заключил Калле. Он же сам опускал письмо к Лоле Хелльберг, кто бы ни была эта достопочтенная дама! И она записана в его книжку.
Калле изо всех сил старался уловить что-нибудь еще из разговора, но тщетно. Через минуту пришел швейцар — сообщить, что комнаты готовы. Противный и Бледный поднялись и ушли, и Калле собирался сделать то же самое. Но тут он заметил, что конторка швейцара пуста и вообще в вестибюле, кроме него, никого нет. Недолго думая, он раскрыл книгу для приезжающих. Противный записался первым, это Калле заметил. «Tуpe Крук, Стокгольм». Очевидно, он! А как зовут Бледного? «Ивар Редиг, Стокгольм».
Калле вынул записную книжку и списал туда фамилии, затем тщательно перечислил приметы своих новых знакомцев. Открыв книжку на странице дяди Эйнара, он записал: «Вероятно, иногда называет себя Бране». Потом сунул газету под мышку и, весело насвистывая, вышел из гостиницы.
Теперь оставалось еще только одно — машина! Должно быть, это их машина: не так уж часто сюда приезжают автомобили из Стокгольма. К тому же, если бы они приехали семичасовым поездом, то уже давно успели бы получить номер в гостинице.
Калле записал номер машины и другие приметы. Потом оглядел шины. Они были порядком стерты, кроме правой задней, совсем новенькой. Калле срисовал узор покрышки.
— Азбука сыскного дела, — сказал он и сунул книжку в карман.
8
На следующий день, как и было условлено, вспыхнула война роз. Сикстен обнаружил в своем почтовом ящике листок с ужаснейшими оскорблениями. В конце послания стояло: «Верность вышеизложенного удостоверяет Андерс Бенгтсон, командующий Белой розой, которому ты недостоин развязывать шнурки на ботинках». Свирепо скрежеща зубами, Сикстен бросился за Бенкой и Йонте.
Белые розы в полной боевой готовности залегли в саду булочника, ожидая нападения Алых. Калле взобрался на клен, откуда просматривалась вся улица, вплоть до почтмейстерского дома. Он выполнял обязанности разведчика Белой розы, не забывая в то же время и о своем собственном противнике.
— Вообще-то мне сейчас некогда воевать, — возразил он было Андерсу, — я занят.
— Ну вот, здравствуйте! — сказал Андерс. — Как всегда, какое-нибудь уголовное дело? Хромой Фредрик опять подбирается к церковной кружке?
— А ну тебя совсем! — огрызнулся Калле.
Он убедился, что все равно его никто не поймет, и послушно полез на дерево, как было приказано. Безусловное повиновение вождю было одной из заповедей Белой розы.
Впрочем, звание разведчика давало то преимущество, что позволяло Калле одновременно следить и за дядей Эйнаром. В настоящий момент дядя Эйнар сидел на веранде и помогал тете Миа чистить клубнику: то есть, поковыряв штучек десять, он закурил сигарету, уселся на перила и принялся болтать ногами. Потом подразнил немного Еву-Лотту, пробегавшую мимо по дороге на чердак, в штаб Белой розы, и вообще, видно, помирал со скуки.
— И не надоест тебе слоняться без дела? — услышал Калле голос тети Миа.Сходил бы в город, прогулялся или съездил на велосипеде искупаться, что ли. Кстати, в гостинице по вечерам танцы — почему бы тебе не пойти?
— Спасибо за заботу, Миа, дорогая, — ответил дядя Эйнар, — но мне так хорошо здесь, в саду, что нет ни малейшей охоты чем-нибудь заниматься. Тут я могу отдохнуть как следует и успокоить нервы. С тех пор как я приехал сюда, я чувствую себя таким спокойным и уравновешенным!
«Спокойным и уравновешенным, ишь ты! — подумают Калаче. — Змея в муравейнике и та уравновешеннее! Уж не потому ли дядя Эйнар не спит по ночам и держит пистолет под подушкой, что он такой спокойный и уравновешенный?»
— Кстати, сколько уже я здесь живу? — задумался дядя Эйнар. — Дни так бегут, считать не поспеваешь.
— В субботу будет две недели, — ответила тетя Миа.
— Только-то? А кажется, будто целый месяц. Да, пожалуй, пора подумать и об отъезде.
«Только не сейчас, только не сейчас! — взмолился про себя Калле на дереве. — Сначала я должен выяснить, почему ты затаился здесь, словно заяц в кустах».
Калле до того увлекся разговором на веранде, что совсем забыл о своих обязанностях разведчика Белой розы. Его вернул к действительности донесшийся снизу шепот.
На улице, под самым деревом, стояли Сикстен, Бенка и Йонте. Они пытались найти щелку в заборе и не заметили Калле.
— Евы-Лоттина мама и какой-то тип сидят на веранде, — рапортовал Сикстен.Значит, через калитку нам не пройти. Мы пойдем в обход, по мосту, и застигнем их врасплох со стороны реки. Они наверняка засели в своем штабе на чердаке.
Алые опять исчезли, а Калле поспешно слез с дерева и помчался к пекарне. Там Андерс и Ева-Лотта, чтобы не было скучно ждать, съезжали по веревке, оставшейся висеть еще со времен циркового представления.
— Алые идут! — крикнул Калле. — Сейчас будут речку переходить!
В том месте, где река пересекала сад булочника, ширина ее не превышала двух — трех метров. Здесь у ЕвыЛотты лежала доска, которая в случае необходимости могла служить «подъемным мостом». Сооружение довольно ненадежное, но если по нему бежать быстро и уверенно, то шансов свалиться в воду было не так уж много. А если и случалось упасть, то все ограничивалось лишь промоченными штанами, так как речка была мелкая.
Белые розы услужливо поспешили навести переправу и спокойно спрятались за кустами неподалеку. Долго ждать им не пришлось. Замирая от восторга, наблюдали они, как на другом берегу появились, высматривая врага, Алые.
— Ага, мост на месте! — закричал Сикстен. — Вперед, победа за нами!
И он бросился бегом по доске, сопровождаемый Бенкой. Андерс только этого и ждал. Он стремглав выскочил из своего укрытия и в тот момент, когда Сикстен должен был ступить на твердую землю, чуть-чуть подтолкнул доску. Большего и не требовалось.