Записки артиста, стр. 3

Крым. Санаторий «Форос». 1970 год.

Предлагают место за столиком на двоих в шикарнейшей столовой… Соглашаюсь. Знакомлюсь со вторым «пилотом» стола – главврачом ленинградского роддома… Лет ему на глазок этак около семидесяти… Улыбается. Ест, смотрит на меня – улыбается, здоровается – улыбается, если раньше меня встает из-за стола, желает приятного аппетита и… улыбается.

Встретились на пляже… Лежим в тенечке, дышим, отдыхаем, музыка легонькая шелестит, умиротворяет, фигуры разные экзаменуют память и фантазию теребят. И… вдруг:

ДОКТОР. А я, уважаемый Евгений Яковлевич, на вашу жизнь как-то покушался… (Улыбается.)

Я. Не понял? Как, когда? Где? За что?

ДОКТОР. Чудом вы в живых остались… (Улыбается.)

Я. Не пугайте.

ДОКТОР. Если бы я не пошел мыть руки и не подарил вам тем самым несколько минуток, – не лежать бы вам на этом песочке… (Улыбается.)

Я (которому немножко не по себе). Не томите… Объясните…

ДОКТОР. Напомните мне дату, месяц и год вашего появления на свет Божий… (Улыбается.)

Я (робко). 15 января 1923 года…

ДОКТОР. Вот, вот, вот… А в каком часу изволили обрадовать человечество? (Улыбается.)

Я. Мама рассказывала, что в пять утра…

ДОКТОР. Вот, вот, вот… Матушка ваша трое суток мучилась, никак не могла вас подарить нам. Она рассказывала вам, каким тяжеленьким вы на свет явились? (Улыбается.)

Я. Да. Пятнадцатифунтовым, то есть шестикилограммовым. Кошмар! Изверг!

ДОКТОР. Вот, вот, вот… Тяжело вашей маме было… Состояние ее стало критическим… По коридору роддома метался ваш папа и грыз ноготь, чего никогда доселе не делал, как потом выяснилось… Я подошёл и задал короткий вопрос, поставленный самой объективной природой: «Или мать, или дитя?» Ваш папа еле слышно выдохнул: «Мать»… И я пошел мыть руки, надел хирургические перчатки, ассистентка повязала марлевую маску… Подойдя к двери палаты, в которой мучилась ваша матушка, мы вдруг услышали басовитый, энергичный крик и плач того, который теперь зовется Евгением Яковлевичем Весником. И было это, как вы совершенно справедливо заметили, в пять часов утра в роддоме на Выборгской стороне в городе Ленинграде, как вы опять же точно доложили мне, – 15 января 1923 года… Когда стукнула 120-я минута вашей драгоценной жизни, кончилось мое ночное дежурство… Мама с сыночком сладко спали, спал в коридоре на стуле и заметно побледневший и осунувшийся папа… на правой его руке кровоточил наполовину съеденный ноготь большого пальца, что безошибочно свидетельствовало о большой любви вашего отца к вашей маме и теперь уже и к вам… (Улыбается.)

Спектакль «Чистка»

Занавес! Голубое загадочное небо. Звучит церковное пение. В луче солнца возникает Владыка. По небу летают ангелы и ракеты, боги и вертолеты…

ВЛАДЫКА. «Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их, говоря: «…Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся… Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное.

Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы…»

Звучит бодрый марш. Затем другой – еще бодрее. Дым. Костры. В их пепле тлеет Логика. Из тлеющей Логики вырастает Голгофа. На ней – мой Папа. Он в невзрачной спецовке, но с двумя орденами Красного Знамени и орденом Ленина на груди… Вокруг Папы летают разные люди с портфелями, и почему-то все – на одно лицо…

Молнии над Голгофой четко высвечивают: «Кривой Рог. 1935 год».

УВЕРЕННЫЙ ГОЛОС. Товарищи! Прошу тишины! Внимание! Начинаем чистку члена ВКП(б) с мая 1917 года, партбилет номер 241599, начальника Криворожстроя Весника Якова Ильича. Как известно, в ряды нашей партии проникли чуждые элементы, двурушники. Поэтому Центральный Комитет во главе с «отцом всех трудящихся» принял решение о проведении чистки всех членов и кандидатов. Прошу задавать вопросы товарищу Веснику.

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Вы участвовали в первой русской революции?

ВЕСНИК. Да.

ВТОРОЙ ГОЛОС. Вам в 1905 году лет десять было? Не больше?

ВЕСНИК. Одиннадцать. В Минске, в моем родном городе, распространял листовки. В доме прятал печатный станок.

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Кто ваши родители?

ВЕСНИК. Мать – домохозяйка, отец – купец.

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. И он разделял пролетарские убеждения?

ВЕСНИК. Думаю, нет. Но однажды помог выкупить из тюрьмы приятеля-большевика. Отец богачом не был: он торговал бочками. Поэтому, наверное, и поступил так.

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Вы Зимний штурмовали? Керенского видели?

ВЕСНИК. Увы, не довелось. Мой отряд Красной гвардии Выборгского района атаковал дворец со стороны Миллионной улицы.

ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Боевые ордена у вас – за Гражданскую?

ВЕСНИК. Да. Награжден двумя орденами Красного Знамени и золотыми именными часами, как член Реввоенсовета 8-й, 5-й, 15-й и 11-й армий. (Одобрительный гул летающих и жужжащих.)

По небу летят и ржут кони. Видны мигающие пулеметные очереди. Люди убивают друг друга словами и пулями. Слышен стон раненных в душу, поэтому много живых трупов… Гром. Молния пишет на облаке: «Баку. Март. 1921 год».

В «театральный бинокль времени» видно отдельную палату в военном госпитале. На койке лежит Яков Весник. Приподнимается. Смотрит на дверь. Достает из-под подушки маузер. Взводит курок. Появляется медсестра, бросается к больному, пытается вырвать из его рук оружие, тот сопротивляется, она ударяет его по забинтованной ноге. Маузер падает на пол…

МЕДСЕСТРА (тяжело дыша). Как вы могли? Стыдно! (Она разряжает маузер, кладет патроны в карман халата.) Как глупо! Сердце должно остановиться само, понимаете? Вам двадцать семь.

Медсестра продолжала, бледнея и краснея, со слезами на глазах что-то говорить. Но услышать ее было невозможно, так как ее заглушила мощно зазвучавшая в оркестре удивительно нежная мелодия… И лишь много лет спустя я узнал все-таки, о чем моя будущая мама говорила моему будущему папе… Она говорила, что вместо лечащего папу неопытного врача необходимо пригласить другого, потому что никакой гангрены ноги нет, что ампутация не нужна, что она готова посвятить папе жизнь, что влюблена в него… После таких слов громко зазвучавшая нежная музыка на минуточку чуть-чуть притихла, и последние слова моей мамы в этой сцене можно было расслышать.

МАМА. Да повернитесь вы к даме лицом, когда (заплакала)… когда она вам объясняется в любви… (С сердцами будущих моих родителей творится черт-те что.)

И сразу – уже знакомый Уверенный голос.

УВЕРЕННЫЙ ГОЛОС. Говорят, вы служили в царской армии? Не офицером ли?

ПАПА (снова на Голгофе, где тлеют костры). Нет! В звании ефрейтора был ранен в Восточной Пруссии. После лечения слесарил на заводе «Айваз» (ныне «Светлана»), где мастером цеха работал Михаил Иванович Калинин. Потом окончил Политехнический институт…

ВТОРОЙ ГОЛОС. А за границей как оказались?

ПАПА. Изучал по заданию правительства металлургическое дело в Соединенных Штатах, Германии… Пришлось заниматься проектированием и закупкой оборудования для Магнитки, Кузнецка…

ТРЕТИЙ ГОЛОС. А я вот слышал, что папаша вам из Америки «форд» прислал. И говорят, денег у него – куры не клюют. На весь наш завод хватит! (Все летающие с портфелями жужжат, скалят пасти с запломбированными дуплами в зубах мудрости.)