Бумажные города, стр. 51

Он похлопывает меня по целой щеке грязной ладонью.

— Я это ради себя сделал, — отвечает он. — Поверь мне, о тебе я вообще не думал.

Я смеюсь:

— Я о тебе тоже.

Бен смотрит на меня, его губы готовы расплыться в улыбке, а потом добавляет:

— Корова-то огроменная была. Скорее сухопутный кит, чем корова.

Я смеюсь.

Тут из-под машины выкатывается Радар.

— Чувак, я реально думаю, что все отлично. Ну, мы минут пять всего потеряли. Не надо будет даже гнать намного быстрее, чем раньше.

Лэйси смотрит на спидометр, поджав губы.

— Что думаешь? — спрашиваю я у нее.

— Едем, — говорит она.

— Едем, — поддерживает Радар.

Бен раздувает щеки и шумно выдыхает:

— Я говорю это в основном под давлением компании: едем.

— Едем, — повторяю и я. — Но я, блин, точно за руль больше не сяду.

Бен берет у меня ключи. Мы забираемся в минивен. Радар выводит машину вверх по обочине обратно на трассу. До Ээгло пятьсот сорок две мили.

3 УР. ЧАС ТРИНАДЦАТЫЙ

Каждые пару минут Радар повторяет:

— Ребят, а помните, как мы однажды чуть не померли, а потом Бен схватил руль и объехал эту гигантогромную вонючую корову, и мы закрутились, как машинки в парке аттракционов, но выжили?

Лэйси кладет руку Бену на коленку и говорит:

— Ты же герой, ты это понимаешь? За такое медали дают.

— Я уже сказал, но повторю еще раз: я ни о ком из вас не думал. Я. Собственную. Шкуру. Спасал.

— Ты врешь. Ты восхитительный геройский врунишка, — говорит она и чмокает его в щеку.

Снова вступает Радар:

— Слушайте, а помните, как я спал на заднем сиденье пристегнутый двумя ремнями, вдруг дверь открывается, все пиво разбито, а на мне ни одной царапины? Как такое вообще возможно?

— Давайте поиграем в метафизическую версию «Я заметил», — предлагает Лэйси. — Я краем глаза заметила сердце настоящего героя, сердце, которое бьется не ради одного себя, а ради всего человечества.

— Я НЕ СКРОМНИЧАЮ. Я ПРОСТО САМ ПОДЫХАТЬ НЕ ХОТЕЛ! — восклицает Бен.

— Ребят, а вы помните, как однажды, минут двадцать назад, мы ехали в минивене и чуть не разбились?

3 УР. ЧАС ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

Когда первый шок проходит, мы начинаем прибираться. Мы стараемся собрать осколки от «Блюфина» на бумажку, а потом в пакет, чтобы выбросить, когда будет возможность. Ковролин теперь пропитан липкой смесью «Маунтин дью», «Блюфина» и диетической колы, и мы промокаем его теми несколькими салфетками, которые удалось найти. Машину потом придется, по меньшей мере, как следует помыть, но до Ээгло мы точно это сделать не успеем. Радар поискал в Интернете запасную дверь для моей модели: триста баксов плюс покраска. Поездка выходит дорогущая, но я смогу летом работать у папы в конторе и все покрою; в любом случае, за Марго это выкуп небольшой.

Справа восходит солнце. Кровь из щеки еще идет. Зато флаг уже прилип к ране, его можно больше не держать.

3 УР. ЧАС ПЯТНАДЦАТЫЙ

За рядком дубов идут кукурузные поля, и тянутся они до самого горизонта. Меняется пейзаж, но все остальное остается на месте. Такие крупные трассы объединяют страну: везде «Макдоналдсы», BP, «Вендисы». Я понимаю, что должен бы ненавидеть дорогу за это и ностальгировать по былым безмятежным денькам, когда каждый уголок был окрашен местным колоритом — но фиг бы с ним. Мне нравится. Нравится стабильность. Мне приятно, что я уже пятнадцать часов еду, а тут все, как дома. Лэйси пристегивает меня на заднем сиденье двумя ремнями безопасности. «Тебе надо отдохнуть, — говорит она. — Столько всего произошло». Поразительно, что никто еще не обвинил меня в том, что я был недостаточно активен в борьбе с коровой.

Погружаясь в сон, я слышу, как они шутят — слов разобрать уже не могу, только интонации, звуки, нарастающие и ниспадающие тоны дружеских подтруниваний. Мне нравится слушать, праздно развалившись. Я решаю, что, даже если мы Марго не найдем, то просто поедем кататься по горам, будем валяться на траве, болтать и прикалываться. Может, это становится возможным потому, что я теперь снова знаю наверняка: Марго жива — даже если доказательств не увижу. Я почти представляю себе, что смогу быть счастлив без нее, смогу ее отпустить, я чувствую, что мы с ней все равно связаны корнями, даже если я больше в жизни не увижу листьев ее травы.

3 УР. ЧАС ШЕСТНАДЦАТЫЙ

Я сплю.

3 УР. ЧАС СЕМНАДЦАТЫЙ

Я сплю.

3 УР. ЧАС ВОСЕМНАДЦАТЫЙ

Я сплю.

3 УР. ЧАС ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ

Когда я просыпаюсь, Радар с Беном громко спорят, как назвать мою тачку. Бен настаивает на Мухаммеде Али, потому что если ею ударить, он тоже не остановится, как и мой минивен. А Радар считает, что именем исторических личностей машины называть нельзя. Он говорит, что надо назвать ее Лерлен, потому что ему нравится, как это звучит.

— Ты хочешь назвать ее Лерлен? — переспрашивает Бен, и его голос звенит от ужаса. — Разве этот несчастный тарантас еще недостаточно настрадался?

Я отстегиваю один из ремней и сажусь. Лэйси поворачивается ко мне.

— Доброе утро, — говорит она. — Добро пожаловать в великий и прекрасный штат Нью-Йорк.

— Сколько времени?

— Девять сорок две. — Она забрала волосы в хвостик, остались торчать только самые короткие пряди. — Ты как? — спрашивает она.

Я отвечаю:

— Мне страшно.

Лэйси улыбается и кивает:

— Ага, мне тоже. Такое ощущение, что вариантов развития событий так много, что ко всем не подготовишься.

— Да, — соглашаюсь я.

— Я надеюсь, что мы с тобой все лето будем общаться, — говорит она.

И почему-то мне от этого становится легче. Никогда не угадаешь, от чего станет легче.

Теперь Радар настаивает, что машину надо назвать Серым Гусем. Я слегка подаюсь вперед, чтобы все услышали, и говорю:

— Дрейдл. [5] Чем сильнее закрутишь, тем лучше результат.

Бен кивает. Радар оборачивается:

— Думаю, тебя надо официально назначить называльщиком.

3 УР. ЧАС ДВАДЦАТЫЙ

Я сижу в первой спальне вместе с Лэйси. Бен за рулем. Радар за шкипера. Я третью остановку проспал, они взяли карту штата. Ээгло на ней нет, но к северу от Роскоу всего пять-шесть перекрестков. Я всегда думал, что Нью-Йорк — это бесконечный метрополис, но тут только зеленые холмы, на которые моему минивену приходится героически взбираться. Беседа стихает, Бен тянется к ручке приемника, я восклицаю:

— «Я заметил кое-что метафизическое»!

Бен начинает:

— Я заметил краем глаза кое-что такое, что мне очень нравится.

— А, я знаю, — отвечает Радар, — это вкус шаров.

— Нет.

— Членов, — предполагаю я.

— Нет, придурок.

— Гм… — Радар озадачен. — Может, тогда запах шаров?

— Фактура шаров? — спрашиваю я.

— Блин, уроды, вообще не связанное с гениталиями. Лэйс?

— То, что ты спас жизни трех человек?

— Нет. По-моему, ребят, у вас уже фантазия иссякла.

— Ну ладно. И что же это?

— Лэйси, — сообщает Бен, и я замечаю, что он смотрит на нее в зеркало заднего вида.

— Дебил, — говорю я, — мы же в метафизическое играем. Это должно быть что-то невидимое.

— Оно и есть невидимое, — возражает он. — Мне очень нравится Лэйси, какая она внутри.

— Фу, тошнотина, — отвечает Радар.

Лэйси отстегивает ремень, наклоняется к Бену и шепчет ему что-то на ухо. Бен краснеет.

— Ладно, я обещаю без тупежа, — говорит Радар. — Я заметил кое-что, что чувствуем мы все.

Моя догадка:

— Невероятная усталость?

— Нет, хотя предположение отличное.

вернуться

5

Четырехгранный волчок, с которым играют во время еврейского праздника Хануки.