Бумажные города, стр. 25

— Бен, — снова перебил я, — просто прекрати слюни пускать, как идиот, и все будет нормально.

Он еще какое-то время нес эту чушь, но потом мне удалось распрощаться.

Я лег, и на меня навалились депрессивные мысли по поводу этого выпускного. Я отказывался расстраиваться из-за того, что не иду туда, но я — как бы это ни было глупо и нелепо — мечтал о том, чтобы успеть найти Марго и уговорить ее пойти туда со мной. И все это должно было случиться в самый последний момент, в субботу ночью. Потом мы войдем в праздничный зал в Хилтоне в джинсах и поношенных майках, успевая только на последний танец, и закружимся, все остальные будут показывать на нас пальцами и дивиться возвращению Марго, а мы, танцуя фокстрот, выскользнем из зала на улицу и побежим есть мороженое. Так что да, я, как и Бен, предавался смехотворным фантазиям по поводу этого выпускного. Но я, по крайней мере, вслух о них не распространялся.

Бен иногда делался эгоцентричным идиотом, и мне приходилось напоминать себе, что я в нем вообще нашел. Даже если бы у него и не было никаких достоинств, мысли ему иногда приходили на диво гениальные. Например эта, с дверью. Она себя не оправдала, но все равно была хороша. Просто, видимо, Марго хотела сказать мне что-то другое.

Мне.

Эти ключи — мои. Значит, и двери — тоже мои!

Чтобы попасть в гараж, мне сначала надо было пройти через гостиную, а там перед теликом сидели родители.

— Хочешь посмотреть с нами? — предложила мама. — Они уже близки к разгадке.

Это было телешоу, где расследуются преступления.

— Нет, спасибо, — отказался я и пролетел мимо них через кухню в гараж.

Я отыскал самую широкую отвертку с прямым наконечником, сунул ее за пояс своих шортов цвета хаки и покрепче затянул ремень. В кухне я взял печенье и, двигаясь немного неловко, пошел обратно к себе через гостиную; пока на экране разворачивалось расследование, я вынул все штырьки из своей двери. Когда вышел последний, дверь скрипнула и начала отходить, так что я одной рукой открыл ее на максимум, чтобы она уперлась в стену. И тут из верхней петли вывалился крохотный кусочек бумаги — размером примерно с мой ноготь. Вполне в духе Марго. Зачем прятать что-либо у себя, если можно засунуть это ко мне? Я задумался, когда и как она успела это сделать. А еще я не смог сдержать улыбку.

Это был обрывок газеты «Обозреватель Орландо». Я понял, что это именно она, потому что на оборванном краешке было напечатано «тель Орландо 6 Мая, 2». Как раз в тот день она и сбежала. Записка явно была от нее. Я узнал почерк:

Чтобы поставить дверь на место, надо было забивать штыри, а это бы точно привлекло внимание родителей, поэтому я оставил открытую дверь висеть на петлях. Положив штырьки в карман, я сел за комп и нашел на карте адрес с записки. Названия этой улицы я раньше никогда не слышал.

Она оказалась в тридцати четырех и шести десятых мили от меня, ехать нужно было по Колониал-драйв почти что до города с названием «Рождество». Я приблизил снимок здания со спутника — черный прямоугольник, облицованный чем-то неярким, серебристым, за ним — трава. Может, это фургон? Размер сложно было оценить, потому что вокруг была только зелень.

Я набрал Бена и рассказал ему все.

— Значит, я был прав! — обрадовался он. — Не терпится рассказать Лэйси, она тоже считает, что это была крутая идея!

На мнение Лэйси я внимания не обратил.

— Ну, я поеду, наверное.

— Конечно, надо ехать. И я с тобой. Давай в воскресенье утром, я, конечно, жутко устану после выпускного, но фиг с ним.

— Нет, я сейчас прямо выезжаю.

— Старик, темно же. Не поедешь же ты в этот странный дом с таинственным адресом в темноте. Ты что, ужастики не смотришь?

— Может, она там.

— Ага, а также там может оказаться демон, питающийся исключительно поджелудочными молодых парней, — спорил он. — Боже, ты хоть до завтра подожди, правда, после репетиции мне надо заказать ей корсаж и домой заехать на случай, если она в сети и написала мне что-нибудь, потому что мы в последнее время много переписываемся…

Я перебил:

— Нет, я еду сегодня же, я хочу ее видеть.

Круг сужался. Если потороплюсь, может, через час я ее уже увижу.

— Старик, я тебе не позволю ехать не известно куда среди ночи. Я должен прикрыть твою задницу.

— Завтра утром, — сказал я, в первую очередь себе. — Завтра утром поеду.

Мне, в общем-то, уже начинала надоедать моя стопроцентная посещаемость. Бен молчал. Я лишь слышал, как он выпускает воздух через передние зубы.

— Да, я чувствую, что заболеваю, — сказал наконец он. — Жар, кашель, все болит и ноет.

Я улыбнулся. Попрощавшись с ним, я тут же набрал Радара.

— У меня тут Бен на другой линии, — ответил он, — я тебе сейчас перезвоню.

И перезвонил через минуту. Я даже поздороваться не успел.

— Кью, у меня такая жуткая мигрень. Я завтра точно в школу не смогу прийти.

Я засмеялся.

Потом я разделся, оставшись только в трусах и майке, высыпал мусор из ведра и поставил его рядом с кроватью. Завел будильник на безбожно ранний час — шесть утра — и все оставшееся время тщетно пытался заснуть.

8

На следующее утро в комнату вошла мама и сказала:

— Ты даже дверь не закрыл, соня.

Я открыл глаза и ответил:

— У меня что-то с животом. — И показал на ведро: в нем была блевота.

— Квентин! Боже ж ты мой! Когда это случилось?

— Часов в шесть, — сказал я честно.

— Почему ты нас не позвал?

— Сил не было. — Тоже честно.

— Ты плохо себя почувствовал и проснулся? — спросила она.

— Ага, — сказал я на этот раз неправду.

Проснулся я, потому что в шесть прозвенел будильник. Потом я прокрался на кухню, съел батончик из мюсли и выпил апельсинового сока. Через десять минут я сунул в глотку два пальца. Я решил не делать этого ночью, чтобы не воняло у меня под носом. Блевать тошнотно, но быстро об этом забываешь.

Мама унесла ведро и помыла. Потом принесла его обратно.

— Я, наверное, сегодня останусь… — начала она, поджав от волнения губы.

Я поспешно ее перебил:

— Все в порядке, правда, просто слабость какая-то. Съел что-то не то.

— Ты уверен?

— Если станет хуже, я позвоню, — пообещал я.

Мама поцеловала меня в лоб. Я почувствовал, что на коже отпечаталась ее липкая помада. Мне на самом деле не было плохо, но отчего-то стало лучше.

— Дверь закрыть? — предложила она, взявшись за ручку. А дверь едва держалась на петлях.

— Нет-нет-нет, — сказал я, может быть, слишком уж напуганно.

— Ладно. Я по пути на работу в школу позвоню. А ты дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Что угодно. Или если захочешь, чтобы я приехала. И папе можешь звонить в любой момент. В обед я заеду, ага?

Я кивнул и натянул одеяло до подбородка. Хотя мама и помыла ведро, я даже сквозь запах моющего средства все еще ощущал вонь блевоты, от чего почему-то снова тянуло сблевать, но я старался не думать об этом и медленно дышать ртом, пока не услышал, как «крайслер» отъехал от дома. Было 07:32. В кои-то веки приеду вовремя, подумал я. Не в школу, правда. Но все же.

Я принял душ, почистил зубы, надел темные джинсы и черную майку без рисунка. В карман положил обрывок газеты, оставленный Марго. Потом вколотил штырьки в петли и принялся собирать вещи. Я не особо знал, что взять с собой, но на всякий случай бросил в рюкзак отвертку, которой снимал дверь, распечатку спутниковой карты, указания, как добраться, бутылку воды и Уитмена — на случай, если найду ее там. Хотел расспросить о нем.

Бен с Радаром приехали ровно в восемь. Я забрался на заднее сиденье. Они подпевали «Маунтин гоутс».

Бен развернулся и протянул мне руку, сжатую в кулак. Я легонько ударил по нему, хотя терпеть не мог этот вид приветствия.