Болатбек, стр. 2

И вообще хотелось плакать.

2

Здесь, на джейляу — на горном пастбище, — у Болатбека было немало дел, и они нравились ему, хотя порою приходилось нелегко. Но ведь он сам напросился к деду, который пас колхозных коров.

А Болатбек каждый день сторожил коней, следил, чтоб ни один не затерялся, отгонял их на водопой, мыл и чесал своих любимцев — буланого и гнедого, помогал бабушке по хозяйству. Одной воды сколько принести надо было! А собрать хворост, а нарубить его!.. Кизяка заготовить…

За работой быстро проходил день, и, когда солнце нависало над неровными отрогами скал, уже пора было пригонять табун обратно, собирать коней поближе к юрте. Табун, правда, небольшой, но все равно забот хватало.

По ночам, когда Болатбек почему-либо просыпался, он слышал, как дружно похрапывают кони, как бормочет и журчит, словно торопится что-то рассказать, прозрачная речка Каскеленка, как вздыхает во сне бабушка Аккыз.

…Родители Болатбека умерли давно, вскоре после его рождения. Он их почти не помнил.

Сразу после смерти родителей Болатбек вместе со старшим братом покинул родные места и уехал к своей взрослой сестре Бигайше в далекий аул Онжылдык.

Болатбеку хорошо запомнилось путешествие: бесконечная, бескрайняя дорога, уставший конь; перед глазами однообразная степь, полынь и ковыль, лишь в низинах виднеются кусты таволги. А лотом все меняется — воздух свежеет, манит сверкающей сочной травою горное пастбище, дух замирает на крутых и обрывистых тропах…

С тех пор прошло немало лет. Братья так и остались в доме у Бигайше. Ее муж, Мусирали Кикимов, был хорошим, добрым человеком, никогда не обижал сирот. Болатбек полюбил его как отца.

В тот вечер Болатбек примчался к юрте деда весь исцарапанный, с трудом переводя дух.

— Ата! [7] — закричал он. — Я бандита видел! Клянусь!

— Что ж, — спокойно сказал дед Абишбай, — как говорится, вор и разбойник встречаются в сумерках. Сейчас самое подходящее время.

— Ты не веришь мне, дедушка? — с обидой выкрикнул Болатбек. — Честное пионерское!..

И он рассказал обо всем, что с ним приключилось.

Абишбай слушал, не перебивая, потом сказал:

— Давно уж бандитов в наших краях не было. Времена другие пошли. Однако не приснилось ведь тебе, внучек, а? Не спросонок ты все лицо себе исцарапал?.. Ответь, Болат.

— Не спросонок, — хмуро согласился Болатбек. Он чувствовал, что дед все равно ему до конца не верит. — Я же рассказал все, как было.

— Ай барекелде… Правильно, — кивнул Абишбай. — Ты рассказал, я услышал. Ты смелый джигит, хорошо поступил. Будем теперь настороже. Ружье поближе к руке держать станем. На всякий худой случай… А сейчас скажи бабушке, пусть раны твои промоет, и пойдем со мною коней поближе пригоним, а заодно и буланого сыщем… Пойдем?

— Хоп, — все так же хмуро выразил согласие Болатбек. Не очень ему нравилось, как дедушка с ним разговаривает.

В густых уже сумерках перешли они вброд речку. Болатбек старался держаться поближе к деду. Вышли на луг, где темнели силуэты лошадей, Болатбек услыхал знакомое ржание — он отличал его от всех других конских голосов. Это рослый буланый конь приветствовал своего молодого приятеля. Рядом с буланым весело вскидывал тонкие и длинные ноги годовалый жеребенок.

— Мой тулпар, мой крылатый конь! Нашелся… Сам пришел. — Болатбек гладил шею буланого, перебирал гриву, ласково похлопывал по крупу.

С малых лет Болатбек умел ездить верхом. Но в селении ему не часто удавалось это, а здесь было приволье: каждый день по нескольку раз взбирался он на широкую лоснящуюся спину буланого, пускал его то рысью, то в галоп. И ухаживал за ним, как полагается истинному джигиту.

Мирный вид коней, спокойное потряхивание головами, тихое ржание успокоили Болатбека, и, когда они с дедом вернулись в юрту, все происшедшее с ним казалось уже каким-то странным и далеким.

Он с удовольствием выпил шалапа, разбавленного водой кислого молока, завалился на постель и через мгновение заснул как убитый.

3

Прошло недели две. Раннее утро на джейляу. Погода изменилась, тихий дождь мерно барабанит по юрте. Полог ее приоткрыт, струйка сизого дыма, причудливо извиваясь, поднимается от очага к отверстию в потолке.

Болатбек проснулся от звука голосов.

— Не могу дать, и не проси, — донеслись до него снаружи слова деда. В голосе слышались неодобрение и тревога.

Болатбек накинул на плечи дедов чапан, быстро вышел из юрты.

Неподалеку бабушка Аккыз доила корову, накрыв голову полосатым мешком. Дед Абишбай придерживал теленка, тянувшегося к материнскому вымени. Чуть в стороне щипал траву незнакомый Болатбеку вороной конь. Рядом с дедом, спиной к мальчику, стоял какой-то мужчина. В руках он держал подпругу. Это к нему были обращены слова деда.

Мужчина заговорил, и Болатбек сразу узнал этот хрипловатый голос.

— Ты говоришь, аксакал [8], — произнес мужчина, — но я все же сделаю по-своему. Того коня я заберу, а взамен моего оставлю. Не обеднеет твой колхоз, шайтан его возьми!

— Нет, — сказал дед Абишбай. — Пусть меня покарает хлеб, которым меня угощали, если отдам! Не могу.

— Отдашь, аксакал, — уверенно сказал мужчина. — Ты ведь знаешь, я слово держу.

— Нет, — повторил Абишбай, — это конь колхозный. Не мой, понимаешь? Да и зачем тебе меняться: твой вороной ненамного уступит буланому.

— Жя! Довольно! — сказал мужчина. — Торговаться не будем. Как взял вороного, так и буланого возьму.

— Не могу я его поменять! Разве не слышат твои уши! — не глядя на собеседника, сказал Абишбай. — Ну что ты за человек?

— Чтоб тебе выть в твоей могиле! Будет, как я сказал…

И тут Болатбек закричал — сам не понимая, как это у него вырвалось, но сдержаться не мог:

— Он бандит, дедушка! Тот самый!.. Зачем с ним разговариваешь? Он хотел убить меня… Это он! У него револьвер… И нож большой…

Мужчина повернулся к Болатбеку, в глазах его появилась такая ненависть, словно смотрел он не на мальчика, а на взрослого кровного врага.

— Заткнись! — рявкнул он. — Собака! Да будут прокляты твои предки! Ты не послушал меня… Скажи спасибо, что не пришиб тебя тогда, на берегу…

— А я… — начал Болатбек, но дед Абишбай прикрыл ему рот ладонью.

— Молчи, — шепнул он. — Не надо… не говори с ним больше…

Болатбек дернул головой, вырвался и все-таки крикнул прямо в лицо незнакомцу:

— Ты очень плохой человек!.. Уходи от нас!.. — И добавил — ему только что пришло это в голову: — Сюда дядя Тлеукул сейчас придет… Он мне вчера говорил… И с ним еще люди… Они тебя…

— Ах, ты!.. — мужчина взвизгнул от ярости и шагнул к Болатбеку.

Раздался крик. Это кричала бабушка Аккыз.

Она вскочила, опрокинув ведро с молоком, бросилась между внуком и разъяренным пришельцем. Белая пенистая лужа растекалась по земле.

— Ради Аллаха не трогай его! Не обращай внимания на слова ребенка. Не видишь, он еще маленький… — умоляла старая женщина.

Она обхватила Болатбека за плечи, а дед взял его за руку, и вдвоем они увели мальчика в юрту.

— Молчи, внучек, заклинаю тебя, молчи. Бешеный волк, он на всех может броситься… Для него святого ничего нет… — шептала Аккыз, а дед сказал сурово:

— Ты прав, Болатбек, но кто тебе позволил вмешиваться в дела старших? Язык дан не только для того, чтобы все мысли были видны…

Болатбек хотел ответить, что это и его дело тоже — так уж получилось, разве он виноват, но в этот момент дверной проем заслонила громоздкая фигура, и всадник, перегнувшись с седла, крикнул:

— Обо мне никому ни слова! Слышите, вы? Мне терять нечего… Проболтаетесь — никого не пожалею! А буланого все равно возьму. Так я сказал… Подумай хорошо, аксакал: отдашь сам — с рук заберу, спасибо скажу. Не отдашь — заберу с дороги…