Болатбек, стр. 10

Каражан опустил смиренно голову.

— Откуда мне знать, дорогой? — проговорил он, сразу меняя тон. — Я маленький человек… Стадо чужое пасу, молюсь Аллаху весь день… Вот и все мои дела. Мне их хватает…

— Дела подождут, — улыбнулся Тлеукул. — А начальник ждать не привык. Раз зовет, надо идти. Понапрасну приглашать не будет.

«Что он все улыбается? — с тревогой подумал Каражан. — Совсем плохи мои дела, наверно. Зря улыбаться не станет… Неужели Джандосов помнит меня? С тех пор прошло столько времени… Да и что он обо мне может знать? Разве догадывается только… А на догадках жилище не построишь…»

— …Ладно, поедем, — сказал он наконец со вздохом. — Если большой начальник, то, конечно, ехать надо… Погоди, я сейчас…

Каражан нырнул в юрту. Из-под войлочной подстилки в дальнем углу достал револьвер, сунул за пояс под чапан, огляделся и, знаком показав испуганной жене, чтоб молчала, вышел наружу.

— Поехали. Я готов…

По дороге все спрашивал у Тлеукула:

— Одного меня вызывал этот Джандосов? Или еще кого?

— Не знаю, — отвечал Тлеукул. — Меня послали, я поскакал…

— Зачем я мог понадобиться? — продолжал рассуждать Каражан. — Человек я маленький. Пастух. Живу тихо, мирно, никого не трогаю…

Остаток пути проехали молча. Если кто-нибудь посмотрел бы со стороны на Каражана, то не узнал бы его: обычно он, несмотря на годы, держался в седле молодцевато, горделиво, с важным и заносчивым видом; сейчас же сидел мешком, плечи вяло опустились. Он уставился взглядом в гриву своего коня, словно искал там ответа на мучившие его вопросы.

Ураза Джандосова они нашли на небольшой площади посреди аула — он беседовал со стариками.

Каражан спешился, подошел к ним, по очереди поздоровался со всеми за руку.

— Где-то мы с вами виделись, почтенный? — сказал Каражану Джандосов.

От его пристального взгляда тому стало не по себе. Но он переборол страх и ответил с приветливой и беззаботной улыбкой:

— Много о вас слышал, уважаемый начальник Ураз, но вижу впервые.

— Приятно познакомиться, — сказал Ураз и вдруг быстро спросил: — А зачем вы ездили в Киргизию, Каражан-ага?

— Родичей навестить, — ответил Каражан. — А что?.. Когда?..

В голове его лихорадочно завертелись обрывки мыслей. «Знает или не знает?.. Узнал или не узнал?.. Много уже лет прошло… Что он может доказать? На чем поймать меня?..»

Каражан выпрямился и честно посмотрел в глаза Ураза.

— Обо мне много болтают, — сказал он. — Будто я в Киргизию целые стада увел. И еще всякое… А я к тому времени весь свой скот здесь продал. Помочь родственникам хотел… Болезни их одолели, нищета… Все раздал… И родным и чужим… Все, что от отца осталось… Обеднел совсем… Живу в пустой юрте.

Болатбек - image6.png
Болатбек - image7.png

— Хорошо, аксакал, сейчас не будем вспоминать, — сказал Ураз, по-прежнему пристально глядя на Каражана. — Поговорим вот о чем…

«Этого еще не хватало, — подумал тот. — Проклятый мальчишка, всюду пролезет. Так и норовит ужалить».

Джандосов обнял за плечи подошедшего Болатбека и снова повернулся к Каражану.

— …Вам известен закон Советской власти о том, что все дети должны теперь учиться? — спросил он.

— Откуда нам знать? Мы люди темные, — сказал Каражан.

Он подавил вздох облегчения. «Слава Аллаху, о другом заговорил… Кажется, пронесло… Не вспомнил… Не знает… Забыл…»

— Какой же вы темный? — продолжал Ураз. — Ведь, наверное, в медресе [14] учились — если обязанно: сти муллы выполняете. Значит, темным вас никак не назовешь… Может, только в душе у вас темно?

— Много ли сейчас от старого учения осталось? — уклончиво пробормотал Каражан. — Все по-новому делается…

— Правильно, аксакал. Все по-новому. Даже взрослых обучаем грамоте, не то что детей. А у вас есть мальчик, я слышал, который не учится. Так ведь?.. Почему не отдали его в школу?

— Мал он еще и глуп, — сказал Каражан. — От рождения глупый…

Что мал, неправда… Вот, Болатбек — ровесник ему, в четвертый класс перешел. На глазах умнеет…

А что глуп ваш мальчик, говорите… В этом учитель лучше нас разберется. И врача, если надо, позовем.

— Никто лучше родителей этого не знает. Уж вы мне поверьте, — сказал Каражан и невольно покосился на Болатбека. — Я ведь его с малых лет воспитываю. Отца и мать заменяю. Забочусь, как о родном. Легко, думаете?

И тут Болатбек не выдержал:

— Все уже знают, как заботится! — крикнул он. — Бьет его каждый день, в обноски одевает…

— Помолчи, Болатбек, — прервал его Ураз. — Значит, так, Каражан-ага. Во-первых, мальчик немедленно пойдет учиться. Во-вторых, одежду и обувь ему дадите какую полагается… А насчет битья… Пальцем его не смейте трогать с этого дня… Не выполните, будем говорить по-другому… Поняли вы, о чем я говорю?

— Хорошо, — пробурчал Каражан. — Понял, начальник. Хоп…

— Вот и все тогда. Прощайте. — И Ураз протянул Каражану руку, которую тот почтительно пожал обеими руками.

«Пронесло, пронесло, — повторял про себя Каражан на пути домой. — Ведь могло быть совсем по-другому. Не случайно револьвер брал с собой… А с этим гаденышем я еще посчитаюсь, попадется он мне в руки на узенькой тропинке… Никуда не денется…»

13

Болатбек и Кадыркул не спеша идут по степной дороге. Их босые ноги утопают в мягкой теплой пыли. Стоит немыслимая осенняя жара. Даже им, привыкшим к немилосердно палящему солнцу, приходится трудновато, что, впрочем, не слишком мешает неумолчной болтовне. Когда же они замолкают, вокруг становится непривычно тихо: не поют птицы, как летом, не стрекочут кузнечики, не проносятся со свистом стрекозы.

— Все-таки на джейляу куда лучше, — говорит Кадыркул. — Прохладно, зелень кругом… А здесь спустились совсем немного с гор, и уже дышать нечем. Никак привыкнуть не могу. А ты?

— Везде по-своему, — отвечает Болатбек. — Конечно, на джейляу летом раздолье, но теперь-то его пора прошла. И скоту делать нечего, трава вся желтая. Ты ведь лучше меня знаешь, в это время стадо там не удержать… Вот и Каражан твой из пастухов ушел. А чего ему? Он на зиму запасы сделал. Верно?

— Да, — подтвердил Кадыркул. — С голоду не умрет… А почему, как трава пожелтеет, скот вниз тянется? Тут, в степи, трава тоже ведь желтая. Наверно, для скота она больше подходит?

— И для нас здесь много подходящего, — сказал Болатбек. — Яблоки, арбузы — все созрело. Пошли на бахчу, а?

И он хлопнул Кадыркула по спине школьной сумкой. Тот засмеялся и тоже поднял сумку, как бы приветствуя свою первую школьную осень.

С джейляу они пришли за день до начала занятий. Теперь ходят в одну школу, хотя и в разные классы, и в свободное время часто бывают вместе. Болатбек старается помочь Кадыркулу привыкнуть ко всему, о чем тот до тринадцати лет и понятия не имел: сидеть в классе, где много мальчишек и даже девчонок, внимательно слушать учителя… Все это было Кадыркулу очень непросто. Часто ему казалось, что он в каком-то сне, а проснется — и снова услышит окрики Каражана и его жены, увидит их всегда недовольные, злые лица, почувствует на спине боль от ударов… Не верилось, что ничего этого нет… И было как-то неспокойно на душе…

Однажды он сказал Болатбеку:

— Не буду больше в школу ходить. Уйду из детдома обратно к Каражану.

— Ты что? С ума сошел? Почему?

— Не могу я…

— Тебя обижает кто? Ты скажи…

— Не в том дело… Просто… Все равно Каражан-ага не простит никогда, что я ушел. Знаешь, как он мне грозил, как проклинал… Только велел никому не жаловаться, иначе…

— Перестань его бояться! — закричал Болатбек. — Ты же теперь не один. Мы с тобой, кажется, друзья… Не первый день. И другие ребята тоже. Да мы его, знаешь…

— Что вы ему сделаете, если он по-настоящему обозлится? Он ведь страшный такой…

вернуться

14

Медресе — духовное училище.