Дай мне руку, тьма, стр. 58

Он зачитал:

– "Экстракт лимона; перекись водорода; тальк, минеральное масло, стеариновая кислота, пегматит-32, триэтаноламин, ланолин... Все это – ингредиенты грима белый "Пенкейк". – Он взглянул вверх. – Ну и что?

– Прочтите у Хардимена. Тот же раздел.

Болтон пролистал несколько страниц и прочитал.

– Ну и что? Они оба пользовались гримом.

– Белым "Пенкейком", – уточнил я. – Тем, что употребляют мимы, – сказал я. – И клоуны.

– Вижу, куда вы...

– У Кола Моррисона под ногтями найден тот же состав.

– И все же, – сказал он.

– Найдите фотографию фургона, брошенного рядом с местом преступления – он зарегистрирован на имя Рагглстоуна.

Болтон полистал страницы дела.

– Вот он.

– В нем отсутствует лобовое стекло, – сказал я.

– Да.

– Но фургон был начисто вымыт, возможно, именно в тот день. И в период между уборкой и приездом полиции кто-то через разбитое стекло стащил оттуда бетонные блоки, возможно, во время убийства Рагглстоуна.

– И что из этого?

– А то, что это я "пометил" фургон. Удар моего мяча привел к образованию стеклянной паутины. Это было единственной причиной предположить, что Хардимен и Рагглстоун были теми клоунами. Убираем стекло, пропадает и мотив.

– Каков же ваш вывод?

В действительности я сам не верил в это, пока не сказал вслух.

– Думаю, Ассоциация убила Чарльза Рагглстоуна.

– Он прав, – сказал, наконец, Девин.

Вскоре, после восьми, град превратился в дождь, который замерзал на ходу. Струйки воды стекали по окнам Энджи, становясь на наших глазах хрустящими ледяными венами.

Болтон отправил одного из агентов в свою лабораторию на колесах, чтобы сделать копии личных дел Рагглстоуна, Хардимена и Моррисона, и мы провели последний час за чтением их в гостиной Энджи.

– И все-таки я не уверен, – сказал Болтон.

– Да ладно, – сказала Энджи. – Все это в деле, если, конечно, присмотреться внимательно. Все почему-то уверены, что Алек Хардимен, накачанный наркотиком, убил Рагглстоуна, постаравшись за десятерых. Если бы меня убедили в том, что Хардимен убил еще несколько человек, возможно, я бы тоже поверила. Но у него был поражен нерв левой руки, в его организме был секонол, а сам он был найден без сознания. А теперь, если представить, что повреждения на теле Рагглстоуна – дело рук десяти, ну, скажем, семи человек, все отлично складывается.

– Отец Патрика, – сказал Девин, – знал о поврежденном лобовом стекле. Они со своими друзьями по ОАЭЭ выследили фургон, нашли Хардимена и Рагглстоуна...

– И ОАЭЭ убила Рагглстоуна, – с нотками шока в голосе проговорил Оскар.

Болтон взглянул на личное дело, затем на меня, затем снова на папку. Читая раздел о ранах Рагглстоуна, он шевелил губами. Когда он взглянул на меня, мышцы на его лице обмякли, рот оставался открытым.

– Вы правы, – тихо сказал он. – Вы абсолютно правы.

– Старайтесь не слишком загружаться, – сказал Девин. – А то мозги лопнут.

– Старая сказка, – тихим шепотом проговорил Болтон.

– Что?

Мы с ним сидели в гостиной. Остальные сидели на кухне в ожидании знаменитых бифштексов Оскара, который там священнодействовал.

В темноте Болтон поднял вверх руки.

– Это напоминает сказки братьев Гримм. Два клоуна, старый фургон, угроза невинным деткам.

Я пожал плечами.

– В то время все это выглядело жутко.

– Ваш отец, – сказал он.

Я смотрел на разводы ледяных струек, застывших на стекле окна.

– Вы понимаете, что я имею в виду, – сказал он.

Я кивнул.

– Он мог быть одним из тех, кто сжигал Рагглстоуна.

– По частям, – сказал Болтон. – Пока человек кричал.

Льдинки треснули и распались на фрагменты, а потоки дождя устремились в образовавшиеся проходы. Но и они тут же превратились в прозрачные вены.

– Да, – сказал я, вспоминая поцелуй отца в тот вечер. – Мой отец сжег Рагглстоуна живьем. По частям.

– Он был способен на это?

– Я же говорил вам, агент Болтон, он был способен на все.

– Но на такое? – спросил Болтон.

Мне вспомнилось прикосновение отцовских губ к моей щеке, прилив крови к его груди, когда он прижимал меня к себе, любовь в его голосе, когда он говорил, что гордится мной.

Затем я вспомнил, как он жег меня утюгом, запах горелой плоти, исходивший от моего живота и вызывавший у меня удушье, и как он наблюдал за мной с гневом, граничившим с экстазом.

– Он не только был способен на это, – сказал я, – похоже, он получал от этого наслаждение.

Когда вошел Эрдхем, мы сидели в столовой и поглощали бифштексы Оскара.

– Да? – спросил Болтон.

Эрдхем подал ему фотографию.

– Думаю, вы должны это видеть.

Болтон вытер рот и пальцы салфеткой и поднес фотографию к свету.

– Одна из найденных в квартире Аруйо? Верно?

– Да, сэр.

– Установили людей на фотографии?

Эрдхем покачал головой.

– Нет, сэр.

– В таком случае, зачем мне смотреть на нее, агент Эрдхем?

Эрдхем взглянул на меня и нахмурил брови.

– Дело не столько в людях, сэр. Посмотрите, где она сделана.

Болтон искоса посмотрел на фото.

– Да?

– Сэр, если вы...

– Минуточку. – Болтон положил салфетку на тарелку.

– Да, сэр, – сказал Эрдхем, и его тело вздрогнуло.

Болтон посмотрел на меня.

– Это ваш дом.

Я опустил вилку.

– О чем вы говорите?

– Этот снимок сделан у парадного входа вашего дома.

– Чей, меня или Патрика? – спросила Энджи.

Болтон покачал головой.

– Женщины и маленькой девочки.

– Грейс, – сказал я.

Глава 32

Я первый покинул дом Энджи. Выйдя на крыльцо, где завывали сирены нескольких правительственных машин, направлявшихся в Хауз, приложил телефонную трубку к уху.

– Грейс?

– Да?

– У тебя все нормально? – Я поскользнулся на ледяной корке, но удержался, ухватившись за перила. Энджи и Болтон тоже вышли на крыльцо.

– Что? Ты разбудил меня. Мне к шести на работу. Который час?

– Десять. Прости.

– Мы не можем поговорить утром?

– Нет. Нет. Пожалуйста, оставайся на линии и проверь все двери и окна.

В эту минуту машины притормозили у входа в дом.

– Что это? Что за шум?

– Грейс, проверь все двери и окна. Убедись, что они закрыты.

Я направился к тротуару. Кроны деревьев были тяжелыми и мерцали в темноте сосульками льда. Улица и тротуар были покрыты сплошной коркой льда.

– Патрик, я...

– Грейс, не теряй времени.

Я вскочил в боковую дверь передней машины, темно-синего "линкольна", Энджи села рядом. Болтон сел впереди и назвал водителю адрес Грейс.

– Поехали. – Я хлопнул подголовник водителя. – Давай, давай!

– Патрик, – сказала Грейс, – что происходит?

– Ты проверила двери?

– Проверяю. Входная дверь заперта. Дверь в подвал на замке. Подожди, иду к задней.

– Нас обгоняет машина справа, – сказала Энджи.

Устремляясь к боковой дороге, ведущей на юг, наш водитель нажал на газ, отчего машина, едущая навстречу с восточной стороны, затормозила на льду, отчаянно загудела и заюлила поперек автострады, заставив поток машин, следующих за нами, резко свернуть, огибая ее сзади.

– Задняя дверь на замке, – сказала Грейс. – Сейчас проверю окна.

– Хорошо.

– Напугал меня до чертиков.

– Знаю. Прости. Окна.

– В спальной и гостиной закрыты. Пойду взгляну в комнату Мэй. Закрыто, закрыто...

– Мамочка?

– Все хорошо, дорогая. Лежи в постельке. Я сейчас вернусь.

Наш "линкольн" свернул на шоссе-93, идя по крайней мере на скорости 60 миль в час. Задние колеса подпрыгивали на островках льда и замерзшей грязи, задний мост потряхивало.

– Я в комнате Аннабет, – прошептала Грейс. – Закрыто, закрыто. Открыто.