Дай мне руку, тьма, стр. 12

Я поднял левую руку и тыльной стороной пальцев убрал прядь волос с ее лба, затем провел по краю ее лица, по нежному горлу и достиг упругой округлости ее правой груди. Повернув руку, я накрыл ладонью ее сосок и, обвив ее тело, положил ее на себя сверху. Я сжал ее так крепко, что в какое-то мгновение услышал биение обоих наших сердец так отчетливо, будто град падал в сосуд с водой.

– Мой отец, – сказал я, – прикоснулся ко мне утюгом, дабы преподать урок.

– Какой урок? – спросила она.

– Не играть с огнем.

– Что?!

Я пожал плечами.

– Возможно, так и надо. Он был моим отцом, я – его сыном. Если он хотел сжечь меня, он мог это сделать.

Она подняла голову, и глаза ее налились гневом. Ее пальцы погрузились в мои волосы, а глаза расширились и покраснели, когда встретились с моими.

Когда она поцеловала меня, поцелуй был таким крепким, будто она хотела высосать из меня всю мою боль.

Когда она отпрянула, лицо ее было влажным.

– Он умер, правда?

– Мой отец?

Она кивнула.

– Да. Он умер, Грейс.

– Хорошо, – сказала она.

* * *

Через несколько минут мы снова занялись любовью, и это было одно из самых прелестных и волнительных ощущений в моей жизни. Наши ладони сплющились друг о друга, руки и плечи тоже, и все части наших тел, вплоть до костей и нервов, казалось, любовно переплелись, не в силах расстаться. Затем ее бедра приподняли мои, ее ноги скользнули по тыльной стороне моих, ее пятки оказались под моими коленями – она захватила меня в плен, и я чувствовал себя совершенно скованным, как будто растворился в ее плоти, а наша кровь смешалась.

Грейс вскрикнула, а мне показалось, что звук вышел из моего горла.

– Грейс, – прошептал я, растворяясь в ней. – Грейс...

* * *

Когда я почти заснул, ее губы прошелестели над моим ухом.

– Спокойной ночи, – сонно сказала она.

– Ночи.

Ее язык проскользнул в мое ухо, теплый и наэлектризованный.

– Я люблю тебя, – пробормотала она.

Когда я открыл глаза, чтобы посмотреть на нее, она уже спала.

* * *

В шесть утра меня разбудил звук льющейся в душе воды. Мои простыни пахли ее духами и телом, едва ощутимым запахом больничного антисептика, а также нашим потом и любовными играми, въевшимися в ткань настолько, что, казалось, здесь прошла не одна, а тысяча ночей.

Я встретил ее у двери ванной, и она прислонилась ко мне, пока расчесывала свои волосы.

Моя рука скользнула под ее полотенце, и капли воды с ее бедра стекли по краю моей руки.

– Даже не думай об этом. – Она поцеловала меня. – Я должна повидаться с дочкой и вернуться в больницу, а после этой ночи я счастлива, что вообще могу ходить. А теперь иди мойся.

Пока Грейс искала чистое белье в ящике комода, который она, по договоренности, присвоила себе, я принял душ и находился в ожидании того постоянного чувства неловкости, которое неизбежно наступало, когда женщина проводила в моей постели более одного часа. Но, к удивлению, оно не появилось.

– Я люблю тебя, – пробормотала она тогда, засыпая.

Как странно.

* * *

Когда я вернулся в спальню, Грейс снимала с кровати простыни. Она уже переоделась в черные джинсы и темно-синюю рубаху.

Когда она наклонилась над подушкой, я приблизился к ней сзади.

– Дотронешься до меня, Патрик, – сказала она, – убью.

Мои руки вытянулись по швам.

Она повернулась ко мне с улыбкой на устах и грязными простынями в руках.

– Ты знаком со словом "прачечная"? – спросила она.

– Слыхал.

Она бросила подушку в угол.

– Могу я надеяться, что в следующий раз ты все-таки постелешь свежее белье, иначе нам придется спать на голом матрасе.

– Все будет в наилучшем виде, мадам.

Она обняла меня за шею и поцеловала. Она крепко сжала меня, и я ответил ей тем же.

– Кто-то звонил, пока ты был в душе. – Она отклонилась назад в моих руках.

– Кто? Еще нет и семи утра.

– Вот и я так подумала. Своего имени он не назвал.

– Что он сказал?

– Он знает мое имя.

– Что? – Я разжал руки, которые обвивали ее талию.

– Он ирландец. Я подумала, это твой дядя или кто-то знакомый.

Я покачал головой.

– Со своими дядями я не общаюсь.

– Почему?

– Потому что они братья моего отца и ничем не отличаются от него самого.

– О!

– Грейс, – я взял ее за руку и посадил на кровать рядом с собой, – что этот ирландец тебе сказал?

– Он сказал: "Вы, наверное, прелестная Грейс. Рад познакомиться с вами". – Она взглянула на стопку постельного белья. – Когда я сообщила, что ты в душе, он сказал: "Ладно, передайте, что я звонил и иногда буду наведываться", – и повесил трубку прежде, чем я спросила его имя.

– И все?

Грейс кивнула.

– В чем дело?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Не так уж много людей звонят мне до семи утра, но если такое случается, всегда оставляют свое имя.

– Патрик, кто из твоих друзей знает, что мы встречаемся?

– Энджи, Девин, Ричи и Шерилин, Оскар и Бубба.

– Бубба?

– Ты встречала его. Громадный парень, всегда одет в шинель...

– Крутой, – сказала она. – Вид у него такой, будто он в один прекрасный день может войти в какую-нибудь забегаловку и расстрелять всех до одного только потому, что там испорчен игральный автомат.

– Угадала, это он. Ты встречала его на...

– На вечере в прошлом месяце. Я помню. – Плечи ее вздрогнули.

– Он безобиден.

– Возможно, для тебя, – сказала она. – Господи.

Я взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

– Не только для меня. Для каждого, кто мне дорог. В этом смысле Бубба безумно благородный.

Ее руки убрали мои влажные волосы с висков назад.

– Он все же психопат. Люди, подобные Буббе, заполняют приемные покои новыми жертвами.

– Ладно.

– Поэтому я не хочу, чтобы он когда-нибудь приближался к моей дочке. Понятно?

Когда родитель чувствует угрозу для своего ребенка и необходимость его защитить, он обретает особенный взгляд, в чем-то даже звериный, излучающий явную опасность. Он может быть совершенно бессознательным, и, несмотря на то, что происходит от глубокого чувства любви, пощады от него не жди.

Именно такой взгляд был у Грейс в данный момент.

– Договорились.

Она поцеловала меня в лоб.

– Поэтому не стоит наводить справки о парне, который звонил. Об этом ирландце.

– Не буду. Он сказал что-нибудь еще?

– "Скоро", – сказала она, обходя кровать. – Где я оставила свой жакет?

– В гостиной, – сказал я. – Что ты имеешь в виду – "скоро"?

Она приостановилась на пути к выходу, оглянулась.

– Когда он сказал, что будет наведываться. Помолчал секунду и добавил: "Скоро".

Она вышла из спальни, и я услышал легкое поскрипывание паркета в гостиной, когда она шла к двери.

Скоро.

Глава 7

Вскоре после ухода Грейс позвонила Дайандра. Стэн Тимпсон согласился уделить мне пять минут по телефону в одиннадцать часов.

– Целых пять минут! – воскликнул я.

– Для Стэна это очень щедро. Я дала ему ваш номер. Он позвонит вам ровно в одиннадцать, Стэнли очень точен.

Дайандра дала мне расписание занятий Джейсона на неделю и номер его комнаты в общежитии. Я записал все, но тут голос ее стал слабым и ломким, в нем зазвучал страх, и, прежде чем мы попрощались, она сказала:

– Я ужасно нервничаю. Как мне это надоело.

– Не волнуйтесь, доктор Уоррен. Все образуется.

– Думаете?

* * *

Я позвонил Энджи, трубку сняли после второго звонка. Но сначала я уловил непонятный шорох и шум, как если бы она переходила из рук в руки, а потом услышал шепот Энджи:

– Я возьму, ладно?

Голос Энджи был хриплым и неровным от сна.