Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови, стр. 54

Как только слова замерли вдали, капли святой воды упала с кропила на пол комнаты и на ложе, где еще миг назад спала рядом со мной Никея. Раздался оглушительный грохот, и золотистые лампы растворились во тьме, наполнившейся водопадами пыли и градом обломков. Я потерял сознание, а когда очнулся, оказалось, что я лежу на куче булыжников в одном из склепов, по которым блуждал днем. Преподобный Илер со свечой в руке склонялся надо мной с выражением сильнейшего беспокойства и безграничной жалости на лице. Рядом с ним стояла бутыль.

— Благодарение Господу, сын мой, я успел найти тебя вовремя, — пробормотал он. — Когда вечером я вернулся в монастырь и узнал, что ты ушел, то догадался, что произошло. Я догадался, что в мое отсутствие ты прочел проклятую рукопись и попал под ее губительные чары, подобно множеству других неосторожных, среди которых был и один почтенный аббат, мой предшественник. Увы, все они, начиная с Жерара де Вентильона, жившего много сотен лет назад, пали жертвами ламии, которая обитает в этих склепах.

— Ламии? — переспросил я, едва осознавая, что он говорит.

— Да, сын мой, прекрасная Никея, которую ты сжимал в своих объятиях этой ночью, ламия, древняя вампирша, создавшая в этих омерзительных склепах свой дворец дарующих блаженство иллюзий. Неизвестно, как ей удалось обосноваться в Фоссефламме, ибо ее появление здесь уходит корнями в древность более глубокую, чем людская память. Она стара, как само язычество, ее знали еще древние греки, сам Аполлоний изгнал ее из Тиана, и если бы ты мог увидеть ее подлинный облик, то вместо обольстительного тела узрел бы кольца омерзительной змеи. Всех тех, кого любила и с таким радушием принимала в своем дворце эта красавица, она потом сжирала, высосав из них жизнь и силы своими дарящими дьявольское наслаждение поцелуями. Заросшая лаврами равнина, которую ты видел, золотистая река, мраморный дворец со всей его роскошью — все это не более чем дьявольский морок, красивый обман, созданный из пыли и праха незапамятных времен, древнего тлена. Он рассыпался под каплями святой воды, которую я захватил с собой, когда пустился в погоню. Но Никея, увы, ускользнула от меня, и боюсь, что она уцелела, чтобы опять возвести свой дворец сатанинских чар и снова и снова предаваться в нем своим омерзительным порокам.

Все еще в каком-то оцепенении, вызванном крушением моего только что обретенного счастья и поразительных откровений, которые я услышал от настоятеля, я покорно побрел за ним по склепам Фоссефламма. Монах поднялся по ступеням, по которым я спускался вниз, и когда мы добрались до последней, нам пришлось немного нагнуться; массивная плита повернулась наверх, впустив внутрь поток холодного лунного света. Мы выбрались наружу, и я позволил ему увести меня назад в монастырь.

Когда мой разум начал проясняться и смятение, охватившее меня, улеглось, на смену ему быстро пришло возмущение — яростный гнев на помешавшего нам Илера. Не задумываясь, спас он меня или нет от ужасной физической и духовной опасности, я оплакивал прекрасный сон, от которого он пробудил меня. Поцелуи Никеи все еще пламенели на моих губах. Кто бы она ни была, женщина ли, демон или змея, никто другой в мире не смог бы внушить мне такую любовь и подарить такое наслаждение. Однако же у меня хватило ума скрыть свое состояние от Илера; я понимал, что, если я выдам свои чувства, это всего лишь заставит его считать меня безвозвратно заблудшей душой…

Наутро, сославшись на необходимость безотлагательного возвращения домой, я покинул Перигон. Сейчас, в библиотеке отцовского дома под Муленом, я пишу это повествование о своих приключениях. Воспоминания о Никее остаются столь же поразительно отчетливыми, столь же неизъяснимо сладостными для меня, как если бы она до сих пор была со мной, я так и вижу пышные занавеси полуночной спальни, освещенной причудливо изукрашенными золотыми светильниками, и в ушах у меня до сих пор звучат ее прощальные слова;

„Не бойся, ты найдешь меня снова, если будешь отважен и терпелив“.

Вскоре я вернусь на развалины замка Фоссефламм и вновь спущусь в подземелье, скрытое треугольной плитой. Но хотя от Фоссефламма рукой подать до Перигона, несмотря на все мое уважение к почтенному аббату, всю признательность за его радушие и восхищение его несравненной библиотекой, я и не подумаю навестить моего доброго друга Илера».

Любовь… навсегда

Лиза Татл

Лиза Татл родилась в 1952 году в Хьюстоне, штат Техас, и получила звание бакалавра искусств по специальности «английская литература» в Университете Сиракьюс. В 1980 году она перебралась в Великобританию и в настоящее время живет в Шотландии вместе с мужем. Еще в молодости она примкнула к литературному семинару «Turkey City» в Остине, Техас, а в 1974 году стала лауреатом премии Джона Кемпбелла как лучший дебютант в научной фантастике.

Ее первый роман, «Гавань Ветров» (1981), был написан в соавторстве с Джорджем Р. Р. Мартином, с которым они ранее сочинили рассказ «Шторм в Гавани Ветров», в 1975 году удостоенный премии «Хьюго»; Татл также написала роман-фэнтези для подростков «Ведьма-кошка» (1983), проиллюстрированный Уной Вудрофф, и роман «Радуга Анджелы» (1983) в соавторстве с Майклом Джонсоном. Кроме того, ее перу принадлежат еще десять романов, среди которых — «Дух-покровитель» (1983), «Габриель» (1987), «Утраченное будущее» (1992) и «Серебряная ветвь» (2006).

В 1981 году, будучи почетной гостьей конвента «Микрокон», Татл получила премию «Небьюла» за лучший рассказ, но отказалась от награды. В 1989 году она была удостоена премии Британской ассоциации научной фантастики в категории «малая форма». Помимо книг в жанре фэнтези и хоррор, Татл является также автором «Энциклопедии феминизма» (1986).

Рассказ «Подмена» был впервые опубликован в авторском сборнике рассказов «Память тела: Истории о желании и превращении» (Лондон: Графтон/Коллинз, 1992). В 1999 году по его мотивам был снят один из эпизодов телесериала «Голод».

Стюарт Холдер шел по унылому кварталу в северной части Лондона, направляясь к станции метро. Дженни предлагала подбросить его до работы, но он отказался и теперь испытывал смешанное чувство вины и облегчения: одним бессмысленным спором меньше. Он смотрел на мостовую, усеянную картонками из-под фастфуда и белыми бумажными пакетами, и вдруг увидел среди собачьих «колбасок», пивных жестянок и окурков нечто жуткое.

Существо это было величиной с кошку, но без шерсти, с какой-то заскорузлой кожей. Удивительно, как его тонюсенькие лапки поддерживали диспропорциональное, похожее на луковицу туловище. Морда со светлыми глазками и мокрой щелью рта напоминала лицо уродливой обезьяны. Увидев человека, существо задергалось и заковыляло к нему. Приблизившись, оно издало сдавленный нечленораздельный звук. Этот звук был болезненным, как прикосновение металлом к зубному нерву, а дальше послышалось нечто среднее между кашлем и мяуканьем. Существо протягивало к нему лапки, двигало ими, изгибало чешуйчатые коготки. Стюарт почувствовал тошноту и страх.

Вообще-то он не боялся ни животных, ни насекомых. Последние ему даже нравились. Натыкаясь на паука, осу или майского жука, Дженни принималась кричать, не зная, что делать. Тогда Стюарт осторожно брал крылатого или бескрылого гостя и выдворял его вон, не причиняя ни малейшего вреда.

Но сейчас все было по-другому. Существо явно не было каким-нибудь редким экземпляром бескрылых летучих мышей, сбежавшим из зоопарка. Едва ли его снимок и описание можно найти в зоологических атласах. Оно словно противоречило законам природы, было ее ошибкой, недоразумением. Эта тварь не принадлежала к земному миру.

Существо тихо зарычало. Стюарт шагнул к нему и что есть силы надавил на него подошвой ботинка. Уши резанул пронзительный писк, затем хрустнули тонкие слабые косточки. От твари осталось месиво неопределенного цвета.