Никто, стр. 48

– Вы думаете, это мне нравилось, – выдавал Кольча несекретные теперь тайны, – ездить с ним в Москву за столько верст, менять там рубли на баксы, хоронить их в каких-то кустах?

– Так покажешь, пацан? – возбужденно спросил кассир.

– Да я никогда не считал эти деньги своими! – воскликнул жарко Кольча. И был искренен на сто процентов. – А теперь они принадлежат вам. Раз шефа нет…

– Ха, – рыкнул Андрей, – кому шеф, а кому утопленник, – и Топорик содрогнулся.

Боже, так вот какой конец подкинули они Валентайну! Шикарному мужику, их благодетелю, предводителю! Его чуть не вывернуло, но он и тут лишь согнулся.

– Когда? – спросил он Таракана.

– А где это? – ответил тот вопросом.

– За городом. В земле. Может, до рассвета? – Теперь ему было жаль времени, хотелось быстрее. Пока никто ничего не расчухал. Да и ночью, до утра, им не собрать кодлу, впрочем, толпой по таким делам не ходят.

– Конечно, пацан, – соглашался Таракан, – молодец, пацан.

Кольча понимал, что перехватывал инициативу, надо было забивать гвоздь до конца, и так, чтобы верили.

– А можно, – спросил, – я останусь в команде? Куда мне деваться-то? – прибеднился он.

– Конечно, пацан, – великодушно, ликуя от собственного умения влиять на чужие мозги, кивал Таракан. – Да разве же мы тебя бросим? Ведь у нас народ с понятием, да и слишком много ты знаешь. А кроме того, получишь пай, вроде премии. Из секретного-то капитала!

– Ну, класс! – восхитился Топорик, но забил гвоздь по шляпку. – Только надо домой на минутку.

– А чего, – вскинулся Андреотти, – давай напрямую!

– Да нет! – даже восхитился Кольча тупостью амбала. – Там же план. Схема! И машина нужна другая, помощней. На этой не проедем.

Они верили! Безотказно! Подчинялись пацану, охваченные тайной корыстью – взять богатство без остальных, кто проверит, сколько там было, и пацан этот доверчивый, хорошо, что сирота наивная, уже не подтвердит.

Лихорадочно гнал Андреотти «жигуль». Уже не следили за Кольчей, когда он выгонял «мерс» из училищного гаража: и ему ведь надо продемонстрировать видимое доверие. Андрюха, когда сели, еще пошутил:

– Теперь мы сами на этих тачках кататься будем!

Они рассмеялись. Когда подъехали к его дому, Кольча позвал:

– Ну, пошли?

– Я здесь посижу, – распорядился кассир, – а ты иди, – кивнул Андрею.

В доме Кольча увернулся схватить листок и ручку, запереться на секунду в туалет. Там, приложив лист к стене, начертил каракули, вроде схемы, сунул ее в карман, спустил воду. Достал с антресолей большую фирменную сумку из комплекта «вольво» – на ухватистых, длинных лямках: чемодан бы в нее не вошел, а его содержимое – запросто.

Настало главное.

– Теперь мне надо на чердак, – сказал Кольча, и Андрей удивился:

– Там прячешь схему?

– Лопаты…

Амбал оказался понятлив, послушно последовал. Кольча рассчитал точно: в квадратный лаз по железной лесенке, ведущей с последней площадки, Андреотти, может быть, и пролез бы, но с большим трудом. И он не стал стараться. Просто высунул голову и лупал глазами в полной темноте.

Кольча пробрался к месту, где лежали лопаты, а под ними винтовка, вытащил ее, сложил сверток на дно, сверху втиснув те две титановые лопаты. Сумка плохо закрывалась, но это не имело значения. Ухватил кусок гнутой толстой проволоки.

Главное действие заняло несколько секунд. Немного, и забрезжит рассвет.

Но природа была благосклонна к Кольче.

10

Кинув сумку в багажник, потянув считанное мгновение и поглядев, как усаживается в машину браток, накренивая ее на один бок, Кольча раздернул молнию и вытащил проволоку. Садясь за руль, протянул ее Андреотти, пусть выпрямит, чтобы время не терять.

Сколько времени прошло с тех пор, как ему зажали рот? Целая вечность. Но не больше двух часов.

И если только согнулся сам Кольча, треснула, сломалась его жизнь. Теперь она шла по прямой, по внятной дороге, ведущей к роще. Ему было ясно все. Если винтовку обнаружат, он скажет, что искренен до конца и, кроме денег, сдает оружие, но это скорее всего конец. На такое он не рассчитывал, ясно поняв: жадность перевесит осторожность.

Кроме проволоки Андрею, он передал схему Таракану. Тот, конечно, спрашивал, чего тут и где, Кольча врал во весь опор, повторял через каждую фразу:

– Да найдем, я помню где. Только вот пощупать надо. Проволокой.

Доставая лопаты, багажник он не закрыл, и опять оказался рассчетлив. Ну да сиротам и бедолагам Господь помогает.

Когда приехали в рощу, Андрей заохал, запричитал, узнав знакомые места: когда-то они, сопровождая шефа, наткнулись на кучку пацанов, распивающих в свой выпускной коньяк и водку возле пенька где-то тут, но амбал потому и был амбалом, что главное-то он забыл, но помнил, что здесь они упражнялись в стрельбе из «ТТ».

Эх, Андрей, не знал ты, что с тех пор много чего переменилось в людях, в том числе в этом пацане, первую встречу с которым ты запамятовал. Зря ты глупо попросил Кольчу отдать ключ от машины, когда двинулись в низину, подчеркнул лишний раз гнусный замысел.

Лукавить было недосуг, Кольча сразу встал на искомое место, хотя и пооглядывался, как бы сверяясь с ориентирами, отсчитывая будто бы шаги. Встал над крышкой закрытого чемодана, велел амбалу ткнуть толстой проволокой. Она сразу уперлась в железо. Сказал:

– Тут!

Мужики запыхтели в две лопаты, закряхтели: яма оказалась все-таки довольно глубокой, метра полтора. Потом сверкнула крышка.

– Ну вот, – сказал Кольча им, – а вы не верили.

И повернулся, чтобы идти к машине.

– Постой, – сказал Андреотти, втыкая лопату в землю.

– Я за сумкой, – небрежно ответил пацан по кличке Топорик. Топор. Топорище. – Ведь надо переложить.

– Пусть сходит, – велел Таракан амбалу просчетливо, и чтоб, видно, успокоить, утешить, уласкать неразумную сиротинку, похвалил в последний раз:

– Какой же ты молодец, пацан!

Они взялись опять за лопаты, скидывая землю с серебристой крышки, под которой миллион баксов, их несметная мечта, а Топорик подошел к машине, откинул багажник и ловко, уверенными, экономными движениями сбил железо в огненное продолжение своей руки.

Он сделал несколько шагов вперед, встал на колено, облокотился на капот, поймал в перекрестие широкую спину амбала.

Послышался привычный, как на тренировках, хлопок, лопнул воздушный шарик, гильза вылетела вправо, и в перекрестье прицела он увидел перекошенное, пораженное лицо Таракана. Удивляйся, подлец!

Хлопок.

На чемодане возился, мыча, недобитый Андреотти. Кольча нашел в прицел его голову и снова спустил курок. Автоматическая винтовка хороша тем, что может бить подряд и не надо щелкать затвором. Не теряешь время, если надо выполнить быструю задачу.

Кольча наклонился к траве, выбрал из нее три гильзы. Только теперь понял: рассвело. Хлопки прозвучали негромко и даже не вспугнули птиц. Они разливались, радовались жизни на все голоса.

Пацан прислушался. Утро только занималось, наверное, часа четыре, полчетвертого. Положил винтарь на капот, пошел вниз, к чемодану.

Отодвинул тела мужиков, вытащил укутанное в пленку серебристое хранилище. Отнес в машину, вернулся.

Постоял над покойниками, раздумывая о чем-то, достал ключи от машины из кармана братка. Потом все-таки столкнул их в яму, уложил друг на друга. Прикопал, не очень-то стараясь.

Опять вернулся к машине, освободил чемодан от пленки, набрал код. Крышка распахнулась, обнажив плотные пачки зеленоватых купюр. Одну пачку он сунул в карман, перевалил деньги в сумку. А в чемодан сложил собранную винтовку. Сел за руль, вставил ключ в зажигание.

Прежде чем развернуться, окинул взглядом знакомое место.

Заморосило мелкой пылью, будто на дворе не июль, а ранний октябрь. Но птицы ликовали по-летнему, их не собьешь с толку каким-то там дождиком, симулирующим осень.

Кольча вздохнул. Спокойствие, которое внушил себе там, в чьей-то избушке, кончилось, исчерпалось, истаяло. Его начал бить мелкий озноб.