Архипелаг Исчезающих островов(изд.1952), стр. 21

Меня удивило ее волнение. Эти слова прозвучали проникновенно, совсем как пророчество.

Я заглянул своей спутнице в глаза. Они были обращены ко мне, широко раскрытые, очень яркие, все с тем же странным вопросительным выражением.

Мне захотелось взять ее за руку и спросить, что с нею, не устала ли она от “чертова колеса” или от этой дурацкой “комнаты смеха”. А может быть, у нее разболелся живот от мороженного?

— Я хотел тебе рассказать о глубинах, — начал я неуверенно.

Но Лиза продолжала молчать.

— Ты здорова, Рыжик? — спросил я, беря ее за руку. — Что с тобой?

Неистово защелкал соловей в листве над нашими головами. Теплая ладошка дрогнула в моей руке.

Внезапно затрещали сзади кусты, послышалось прерывистое дыхание, и на тропинку подле нас прыгнул, почти свалился с косогора Андрей.

— Ф-фу, жара! — сказал он, отдуваясь и вытирая шею платком. — В мыле весь, так бежал!.. Извините, ребята, что запоздал!..

Мы довольно долго еще гуляли по парку, распевая песни.

Лиза заводила:

Сидели два медведя
На ветке на одной…

Мы с Андреем подхватывали:

Один смотрел на небо,
Другой качал ногой.

И опять заводила Лиза:

И так они сидели
Всю ночку напролет…

А мы мрачно подтверждали:

Один смотрел на небо,
Другой качал ногой…

Кончилось тем, что Андрей потерял свой галстук. (Под шумок, пользуясь темнотой, он снял его с шеи и засунул в задний карман брюк.) Мы с Лизой помирали со смеху, а он вертелся на месте, пытаясь посмотреть, не свешивается ли галстук из кармана.

Отличный, веселый был вечер! И все-таки странный. Показалось ли мне, что Лиза за что-то сердится на меня?.. Впрочем, на другой день она была такая же, как всегда.

Глава третья

“СКРЫТНЫЙ ПЕСЕЦ”

…С шелестом перевертываются страницы учебников. Открываются и закрываются двери в высокие, светлые аудитории. Диковинными цветами расцветают абажуры на столах в университетской читальне.

Словом, быстрой чередой проходит несколько лет, и вот в жаркий июльский полдень спешит по Манежной площади загорелый молодой человек, с любопытством озираясь по сторонам.

Поразительно! Стоит на год отлучиться из Москвы, чтобы по возвращению обязательно найти в ней значительные перемены. Взять хотя бы Манежную. На углу Охотного ряда, словно из-под земли, выросла вышка шахты, обнесенная забором, похожая на старинную деревянную крепость, и сразу же привычный вид площади изменился.

Москва строится! Она строится сейчас не только ввысь, но и вглубь!

— Прошу извинить. Это, наверное, метро? — обращается молодой человек к прохожему в белых брюках и панаме, суетливой рысцой пробегающему мимо.

— Да, вышка Метростроя. Вы в Москве первый раз?..

— Нет, я москвич. Вернулся из длительной командировки…

Сдвинув панаму на затылок, прохожий удивленно глядит вслед молодому человеку.

Удивляться есть чему.

Термометр у “Метрополя” показывает 28 градусов в тени. Москвичи по этому случаю разгуливают в белых парусиновых брюках, а москвички — в невесомых сарафанах. Только молодой человек, вернувшийся из командировки, одет не по сезону. На нем унты, опущенные до икр и раздувшиеся подобно ботфортам мушкетеров. Через левую руку переброшен комбинезон на меху, в правой — меховой треух, которым приезжий обмахивается, как веером.

Его появление в трамвае, где пассажиры стоят плотно, плечом к плечу, не вызвало восторга.

— Хоть бы на подножке ехали! — простонал кто-то, притиснутый комбинезоном к стене. — Такая духота, а вы с медведями со своими!

— Это олень, — пояснил владелец комбинезона, точно от оленя было менее жарко, чем от медведя. — Я только что с аэродрома. Извините, пожалуйста…

— С периферии?

— Из Арктики.

Это признание сделало его центром внимания в трамвае. Пионер попытался уступить место. Гражданин, притиснутый комбинезоном, сказал подобревшим голосом:

— А двери за собой в Арктику не забыли закрыть? Хоть бы щелочку догадались оставить, чтобы ветерком пахнуло…

Даже кондукторша, со свирепым видом отрывавшая билетики, милостиво разрешила сойти с задней площадки, когда трамвай остановился у Кропоткинских ворот. (“Где уж вам шагать через весь вагон в сапогах таких!”)

Так — почти триумфально! — состоялся мой приезд в Москву, потому что молодым человеком в унтах был я (читатель, наверное, уже догадался об этом).

Какая-то девушка, обогнав меня на тротуаре, засмеялась и оглянулась. Ей, вероятно, понравился треух. Я даже не улыбнулся в ответ. Не до улыбок было сейчас. Чем ближе к дому, тем серьезнее и сосредоточеннее я становился.

Медленно, стараясь протянуть время, поднялся по лестнице, повернул ключ в замке.

— Алексей Петрович приехал! — крикнули на кухне.

Тотчас население коммунальной квартиры высыпало в коридор — выбежали сразу все, будто сидели, притаясь за дверью, в ожидании моего возвращения.

— Где же Андрей? — удивился я.

— Андрей Иванович в институте. Хоть и выходной, а в институте. Прилетел на прошлой неделе. Думал, что вы уже дома. Загорел больше вас!

— Спрашивал меня кто-нибудь?

— Елизавета Гавриловна. Каждый день…

Еще бы!

Я подошел к телефону:

— Лиза? Это я. Здравствуй!.. Да, только что… Приезжай — расскажу… Здоров, здоров… И вот что: захвати Андрея по дороге. Он в лаборатории… Там нет телефона… Фотографии? Привез. Получилось хорошо… Увидишь…

Завтра или послезавтра фотографии появятся в газетах. Нехорошо, если Лиза узнает обо всем не от меня, а из газет.

Переодевшись, я поднялся на крышу, чтобы полюбоваться городом.

Внизу текла Москва-река. В воде отражались белые облака, зеленые деревья бульваров и красная Кремлевская стена. Будто крылья вырастали, когда смотрел отсюда на Москву.

Я любил ее такой — в яркий солнечный день. Но мне нравилась она и в туман, и звездной ночью, и в искрящемся зимнем уборе.

Всегда ободряла, радовала, успокаивала.

Только сегодня, несмотря ни на что, оставался осадок на душе. Я не мог забыть о фотографиях.

Да, ни одно из моих возвращений не было таким печальным. Какое же это было по счету возвращение?..

После окончания университета я зимовал на Северной Земле. Второе лето плавал в море Лаптевых и на гидрографическом судне “Гусляр”, уточняя границы материковой отмели. Отплавал — вернулся. Зиму провел в Москве и снова улетел в Арктику, на этот раз на остров Котельный, в группе Новосибирских островов.

С каждым годом, как видит читатель, подбирался все ближе к “нашей” земле, к району “белого пятна” в Восточно-Сибирском море.

“Белые пятна” на географической карте нельзя закрепить за собой. В любой момент может выдвинуться из тьмы некто, шагнуть к “белому пятну” и стереть его с карты одним взмахом руки.

Текльтон, правда, уже не мог сделать этого. Он умер, “не прозрев”, как говорили мы с Андреем, то есть так и не узнав, что слева по борту остались неизвестные острова.

Это был один из последних иностранных путешественников, побывавших в русском секторе Арктики. Кончилось время, когда к берегам Сибири жались норвежские, американский, английские корабли, пытавшиеся подобраться отсюда к полюсу. Кончилась эпоха случайных набегов, одиночных вылазок в Арктику. Советский Союз предпринял ее планомерное, последовательное освоение.

Ни одно капиталистическое государство, конечно, не смогло бы действовать с таким размахом и, главное, так целеустремленно. За короткий срок советские полярники продвинулись очень далеко в Арктике, закрепляясь на отвоеванных у природы позициях.