Коллекция детективов, стр. 91

— И с каждым часом становится хуже, — пробурчал швейцар, показав на небо. — Видите, что надвигается?

— Что? — спросил Чет и тоже посмотрел на небо.

— Снег, — объяснил швейцар.

— Снег с дождем, — поправил его Чет Брандер и закрыл за собой дверь.

Брайан Лоуренс

ЧОКНУТЫЕ

— Нет ничего хуже, чем возвращение в твою жизнь бывшей подружки, особенно чокнутой, — сказал я, обращаясь к испещренному трещинами цементному потолку. Я лежал на жестких нарах и смотрел на ошметки серой краски, которые, будто летучие мыши, свисали с потолка моей камеры в Потоси — одной из «образцовых» тюрем штата Миссури. Потом перевернулся на бок и взглянул на своего сокамерника, лохматого и рябого. — Давно ты здесь, Оскар?

— Семь лет, четыре месяца и тринадцать дней. Хотя кто считает?

Я оглядел крошечную каморку площадью семь квадратных метров, в которой провел уже девять месяцев, восемнадцать дней, семь часов и тридцать семь минут. Впрочем, кто их считает, эти часы и минуты? Две койки, если их можно так назвать, толчок без крышки, рукомойник и какая-то тусклая металлическая пластина, которую неизвестно почему называют зеркалом.

— Слушай, до прогулки всего час. Ты будешь рассказывать свою историю или как? — Оскар растянулся на койке, тощий жесткий матрац при этом почти не промялся. — Знаешь ведь, что я не могу без свежего воздуха.

Свежий воздух? Черта с два. Просто во время прогулок Оскар затаривается кокаином. Заметив, что он начинает терять терпение, я приступил к своему печальному повествованию.

Все началось примерно год назад. Я завтракал, когда зазвонил телефон. Джина, моя жена, сняла трубку, и женский голос попросил позвать меня. Поколебавшись, Джина неохотно вручила мне трубку, и меня передернуло от злобного взгляда жены, от сердитого взмаха длинных тяжелых ресниц. Джина была чертовски ревнива. Не спорю: я действительно заглядывался на других женщин, но и только. Однако Джина бесконечно ссорилась со мной, обвиняя в изменах. Она была страстной женщиной. И я очень любил ее. Но, увы, ревность разрывала ее, будто медная жила — толщу Скалистых гор.

— Алло, — сказал я в трубку.

— Бобби? Не догадываешься, кто это?

Где-то на задворках сознания забрезжило смутное воспоминание… и я покраснел. Моя жена, от внимания которой мало что ускользало, заметила это, засопела и вихрем вылетела из комнаты. Но, к моему удивлению, она не пошла в спальню и не сняла трубку параллельного телефона.

— Нет, извините, не припоминаю, — ответил я со всеми на то основаниями.

— Это Диана. Диана Маккормик. Помнишь?

Диана Маккормик! Я встречался с ней примерно за год до знакомства со своей будущей женой. Это был бурный роман с печальным концом. Диана имела дурную привычку спать с кем попало. Разумеется, никто не позаботился сообщить мне об этом. Мы встречались уже месяцев шесть, когда я спросил Диану, где она была накануне вечером, почему не пришла на свидание. «Как это где? — изумилась она. — С другим мужчиной. Или тебя это не устраивает?» Разумеется, меня это не устраивало, и последовала долгая бурная ссора. Соседи вызвали полицию. Меня повязали, а Диана орала, что убьет меня, если увидит еще раз. С нее бы сталось. Короче, мы разошлись, а потом мне сказали, что она куда-то переехала. Вроде бы на Западное побережье.

— Да, помню, — ответил я. — Помню, как ты велела мне не лезть в твою жизнь.

— Дело прошлое, Бобби. Я тебя давно простила. Позвонила бы раньше, да духу не хватало.

Простила меня?! Но я — человек рассудительный и вежливый, а посему не стал придираться к словам и лишь сказал:

— Так зачем звонишь теперь?

— Да вот приехала навестить сестру. Подумала, может, ты захочешь повидаться.

Дон была тремя годами моложе Дианы. У нее была белая кожа, усеянная веснушками, огненно-рыжая шевелюра (Диана тоже рыжая, но малость потемнее) и ясные зеленые глазищи. Помнится, Дон сходила по мне с ума, пока я встречался с Дианой. А когда старшая сестра сыграла со мной старую как мир шутку, я пару раз сходил на свидание с младшей. Но этот флирт не затянулся: Дон была еще совсем ребенком (иными словами, не хотела ложиться в постель), поэтому я ее бросил. Когда я сообщил ей, что все кончено, она в ярости принялась швырять в меня всем, что попадалось под руку. Эти сестрицы Маккормик бросались из крайности в крайность. Я слышал, что Дон перебралась в Нью-Йорк. Но теперь, похоже, обе вернулись, и это сулило мне разрыв сердца.

— Не думаю, что это очень удачная мысль, — ответил я. — У меня жена и двое детей. Хотя приятно было поболтать.

И, не дожидаясь ответа, я повесил трубку.

— Кто это? — К счастью, Джина вошла в комнату без ножа, а то сделала бы из меня собачий корм. Ее смуглое лицо сделалось мрачнее тучи. Интересно, слышала ли она мой разговор? Если бы уловила хоть концовку…

— Диана Маккормик, — сказал я, хотя в голове у меня теснились самые разнообразные лживые ответы. Но я — слюнтяй, а потому сообщил Джине правду. — Женщина, с которой я встречался до нашего знакомства. Она хотела меня видеть.

Джина занесла руку, я попытался защитить лицо, но она двинула мне в солнечное сплетение. Моя жена — существо чуткое, с мгновенной реакцией. Она сначала бьет, а уж потом требует объяснений. Причем удар у нее тяжелый, хотя сама Джина весит всего девяносто фунтов при росте пять футов. Я согнулся пополам и прокряхтел:

— Я ее отшил и бросил трубку…

— Подонок! А где она раздобыла номер?

— Может, в телефонной книге?

Весь остаток дня и, разумеется, всю ночь меня для Джины не существовало. Я надеялся, что этим дело и кончится. Пройдет какое-то время, и жена угомонится. Как же я ошибался!

На следующее утро, примерно в тот же час, телефон зазвонил снова. Джина пулей вылетела из-за стола, окинув меня взглядом, говорившим: «Только шевельнись, скотина, и ты покойник». Я прирос к месту.

— Алло? О нет, мне очень жаль, но он не может подойти к телефону. Я же сказала: не может он. Слушай, ты, стерва, ему нет до тебя дела, так что не трудись накручивать диск.

Джина с грохотом опустила трубку. Я хихикнул и посоветовал ей отключить телефон. Это было неудачное замечание. Джина запустила в меня трубкой.

— Твоя бывшая шлюха, — сообщила она, хотя в этом не было никакой нужды. — Если ты велел ей катиться, какого черта она продолжает трезвонить?

— Полагаю, я до сих пор неотразим. — Я едва успел пригнуться, и кастрюля пролетела над моей головой, оставив весьма живописное пятно на стене. Похоже, мне на роду написано нарываться на нервных девиц. Должно быть, они уравновешивают мою собственную мягкую натуру. — Слушай, Джина, эта девка чокнутая, — сказал я и поведал ей о своем расставании с Дианой. Но убедить не смог, и мне не оставалось ничего другого, как спустить это дело на тормозах.

Как назло, тормоза подвели. Четыре дня кряду телефон звонил то утром, то вечером. Трубку всегда снимала Джина, и на другом конце линии сразу же давали отбой. Но мы-то знали, кто это. Дошло до того, что моя жена вообще отказалась покидать дом без меня, и я был вынужден таскаться за ней повсюду, даже в парикмахерскую.

Где-то через неделю звонки прекратились. Но в понедельник я пришел с работы, и жена сунула мне под нос клочок бумаги. Пока я читал записку, жена яростно сопела. Содержание послания было вполне заурядным — просьба о встрече, подкрепленная угрозой на тот случай, если я откажусь. Угрожали мне, не Джине, а авторство не вызывало сомнений. Однако, как вскоре выяснилось, записка была только цветочками.

В конце концов Джина обрела дар речи: