Журнал «Если», 2005 № 02, стр. 9

— Мне жаль это слышать, — посочувствовал я.

— Ничего не поделаешь…

Мы долго наблюдали, как пара мойщиков окон ползет вверх по стеклу крытого портика над вершинами комнатных ив, и постепенно все оконные переплеты светлеют и становятся чище.

Наконец она засобиралась. Я вдруг сообразил, что пялюсь на нее, ощущая при этом спокойствие, какого не испытывал все последние недели. Она тоже смотрела на меня, и глаза ее наполнялись… нет, разумеется, не слезами, а чем-то совсем другим, вроде света, а может, и легкостью. Я вышел вместе с ней.

Мы брели, сами не зная куда, и неожиданно снова оказались рядом со школьным двором. Нори сказала, что проходила здесь минут за пять до массового убийства.

— Все было таким обычным, — добавила она.

Она успела отойти на несколько кварталов, когда это случилось, и услыхала обо всем от прохожих под раздирающий уши вой сирен. Потрясенные люди, спешившие убежать от места происшествия, таращились на нее. Очевидно, в те минуты пустая коляска казалась им чересчур зловещим совпадением.

Мы перешли улицу. На площадке так никто и не появился. Мы встали у ворот. Ветер дул нам в спину. Сетчатая ограда и школьная стена образовали настоящую аэродинамическую трубу. Я положил руку на коляску и подтолкнул ее вперед. Нори задохнулась от неожиданности. Пальцы судорожно вцепились в ручку коляски. Другая рука крепко сжала мою ладонь.

Мы медленно пересекли опустевший макадам по диагонали, шагая к дальнему выходу и толкая перед собой пустую коляску. К этому времени убийство, вероятно, стало главной темой всех новостей. Но здесь, рядом с нами, съежилось, почти забылось. Мы словно оказались по другую сторону.

Безмолвные свидетели льнули к ограде. Наблюдали.

У любви имеется одно странное свойство: она бесповоротно губит иронию. Признаюсь, именно мне пришла в голову зловредная идея состязания со Стерлингом, но когда подготовка к вечеринке уже была на мази, у меня пропала охота туда идти. Стерлинг предвкушал возлияние, поскольку исследования магического реализма все-таки были профинансированы, а ему поручили часть работы.

Я, однако, вежливо уклонился от участия в общем веселье и мужественно проигнорировал изумленные взгляды Стерлинга и остальных, поскольку планировал провести вечер с Нори. Нужно было что-то решать.

Мою машину пустили под пресс из-за просроченного талона на техосмотр. Я так и не вернулся к Молтано в полагающийся трехнедельный срок, и он выдал меня полиции. Сообразил, что заработает больше доносом, чем левым техосмотром. Наш охранник видел, как эвакуатор выводил машину из офисного гаража у моста. Насколько я знаю, охранник тоже был в деле.

Итак, я нуждался в машине. Правда, у Нори была своя, но, скорее всего, ненадолго. Она так и не нашла работы. Посольство, иммиграционная служба и Отдел транспортных средств скоро заинтересуются ее персоной. Я хотел, чтобы она переехала ко мне. Я жил в Челси. В пятикомнатной квартире, принадлежащей Фонду Форда. Ничего лучшего ей все равно не найти.

Ранним вечером мы с Нори сидели в моем офисе. Она заехала за мной, как делала почти весь последний месяц. Коллеги давно разошлись по домам или на вечеринку.

Я сделал ей предложение. Понимаю, это было так внезапно. Но наша эпоха не терпит промедления. Времена ускорения, ничего не попишешь.

Нори крепко прижала к груди скрещенные руки. Совсем как тогда, защищаясь от ветра на пустой школьной площадке. В тот день, когда мы встретились и разговорились.

Прислонившись к письменному столу, она ненадолго задумалась, прежде чем спросить, считаю ли я, что у нас есть будущее. Подлинное будущее, а не только договор о крыше над головой и транспортных средствах.

Я знаю, что наши шансы были, мягко говоря, шаткими. Но ведь все-таки были, а я — тот человек, у которого сам собой исцелился гнилой зуб.

— Считаю, — упрямо сказал я.

— Почему?

Просто допрос какой-то! Она не хочет знать, какое именно будущее. Интересуется, почему именно это будущее у нас есть.

— Потому что я здесь. И ты тоже. Потому что именно это я и понял, когда впервые тебя увидел. Потому что мир теперь кажется мне иным.

— Каким именно?

— В этом мире есть и я. Наконец-то.

— Ты?

— Мы.

И мы долго стояли, обняв друг друга.

Сумерки ползут вверх по реке. Освещение становится ярче. Я замечаю, что движение транспорта на верхнем уровне замерло, особенно у съездов с моста. Пробка. Терминалы ввода данных в офисе изменяют тембр жужжания: поступает новая информация о событиях в городе. Поверх плеча Нори я вижу на своем экране взрывы вокруг сетки. Теперь мы знаем, к чему шли. Я и эта женщина тянемся друг к другу.

Думаю, нам выпала редкостная удача. Мы отмеченные судьбой, защищенные собственной любовью счастливчики. Но мир все же проникает в трещины нашего панциря из-за того, что мы делаем здесь и сейчас. Все поражения начинаются с первого шага.

— Да, — говорит Нори, и я отвечаю тем же. Мы опускаемся на ковер, где под ворсом проходят кабели терминала. Сбрасываем одежду и берем друг друга, входим друг в друга, заранее зная, что результат будет бессистемным, хаотическим. Отрицающим все нормы.

За окнами на мосту обнаженная фигура бросается с нижнего уровня. Появившиеся у поручней лица, исчерпав любопытство, быстро исчезают среди мрака и балочных ферм. Взрываются гейзеры пара. Брезентовые навесы на мосту хлопают и раскачиваются. Лохмотья и дымки костров — знамена бездомных. Ветер, резкий, ничем не пахнущий, потому что дует с севера, где обитают богачи, поет гимн городу.

Это бессмысленно, думаю я. Должно быть, этот город был создан именно здесь, чтобы распасться. Мы — его проект и одновременно просчет проекта. Голые бросаются с моста. Пар поднимается к небу. И это, говорю я вам, будет означать любовь для нас и риск без конца.

Перевела с английского Татьяна ПЕРЦЕВА

ПОЛ ДИ ФИЛИППО

ПРОБЛЕМЫ ВЫЖИВАНИЯ

Запахи, словно пары вонючего супа, клубятся вокруг офиса Иммиграционной службы. Пот отчаявшихся мужчин и женщин, гниющие отбросы, усеявшие запруженную улицу, пряный запах одеколона вокруг одного из охранников у внешней двери. Смесь крепкая, почти удушающая для любого, кто родился за пределами Джункса, но Камень к ней привык. Из подобных запахов состоит единственная атмосфера, которую он когда-либо знал, это его родная среда: близких знакомых не презирают.

Соперничая с вонью, наплывает шум: грубые голоса ссоры, скулящие голоса мольбы. «Не пихайся, придурок ты этакий!», «Если поделишься, я с тобой, детка, по-доброму обойдусь». У дверей «иммиграционки» искусственный голос зачитывает список вакансий на сегодняшний день, бесконечно крутит один и тот же цикл дрянных вариантов.

— …тестировать новые аэрозольные противопехотные токсины; «4М» заключает контракт на омоложение по методам Цитрин для выживших. «Макдоллел Дуглас» ищет высокоорбитных вакуумщиков. Обязательно согласие на импринтинг памяти…

Никто за этими работами не бежит. Ни один голос не молит охранников впустить. Только те, кто навлек на себя невозможные долги, за кем охотятся внутри самого Джункса, хватаются за задания по десятой категории — подачки «иммиграционки». Камень точно знает, что ему таких предложений не надо. Как и все остальные, он торчит возле Иммиграционной службы просто потому, что она центр притяжения, место сбора, столь же важное, как водопой на Серенгети, где маскируются под бизнес подленькие предложения «по рукам» и крутые сделки перекупки в зоне свободного предпринимательства Южного Бронкса, иначе говоря — в Джунглях Бронкса, или же просто в Джунксе.

Жар плавит шумную толпу, делая ее раздражительнее обычного — опасная ситуация. От сверхнастороженности у Камня пересыхает в глотке. Потянувшись за висящей на бедре кодированной на его прикосновение пластиковой фляжкой, он берет ее и льет в горло затхлую воду. Пусть и затхлая, но безопасная, думает он, упиваясь этим тайным знанием. Подарок судьбы, что он вообще наткнулся на чуть подтекающую трубу в том месте, где окружающий Джункс забор пересекает реку. Чистую воду он учуял, как собака, издалека и, проведя ладонями по прохладной трубе, обнаружил трещинку. Теперь он накрепко запомнил все многочисленные ориентиры, по которым ее можно найти.