Журнал «Если», 2004 № 02, стр. 20

— Похоже, мой праздник закончился, — заметил я. — Пришелец стал гвоздем программы.

Действительно, за этот час галерея опустела, все разошлись, кроме нас и персонала.

— Спасибо за внимание, — сказал я с оттенком горечи. Сейчас она уйдет, исчезнет из моей жизни.

— Вы останетесь здесь до закрытия?

— Нет. Мой друг Фигероа справится без меня.

— Отлично. Тогда пойдем вместе. Можете поймать для нас такси?

Она сказала «для нас»!

Она превзошла все мои ожидания. Сильная, податливая и страстная. В каждом ее движении сквозило внутреннее спокойствие, заставляющее думать о тайнах женской души, об океанских волнах, которые то вздымаются, то опадают, о вечной женственности.

Она рассталась со своим другом — их не связывало глубокое чувство. Наши отношения были совсем иными: гораздо большим, чем любовь между мужчиной и женщиной. То была любовь двух трепетных существ, стремящихся распознать малейшее душевное движение партнера.

Но все кончилось, когда снова появились они.

Насколько я мог судить, это был тот же пришелец, сопровождаемый охранниками и представителями ООН. На этот раз он нес в четырех шестипалых руках странный предмет — некое нагромождение белых плоскостей.

Мы были у нее дома: я поглощен съемкой, а она, нагая, позировала на ложе из синих цветов, гармонирующих с ее глазами. Из окна виднелись освещенные небоскребы Нью-Йорка и полицейские дирижабли, медленно парящие под плотными облаками, словно киты среди подводных гор, покрытых светящимися водорослями.

Она побежала накинуть халатик.

Глупо было спрашивать, как нас нашли, на то они и тайная полиция. Я даже не поинтересовался, что им надо. Долговязый пришелец разглядывал нас, затем повернулся к своему прибору.

Это был голограммный проектор, который давал картинки, плавающие в воздухе, как снежные хлопья на киноэкране. По реакции свиты нашего незваного гостя я понял: прежде им не доводилось видеть ничего подобного.

Он демонстрировал нам снимки своей планеты, образы перенаселенного мира, где жители ютились в зданиях, напоминавших наши трущобы; дома стояли тесно, облепляя склоны гор. Обитатели планеты бродили в лохмотьях, сваливали мусор и отходы прямо на улицах, заполняли ими берега рек; они тысячами гибли в грязевых и дождевых потоках; трупы сжигали, содрав с них лохмотья. Когда не было дождя, два солнца заливали светом пластиковые крыши высотных домов, где жизнь была нищей и убогой; весь мир представал в красноватых тонах.

В то же время другая популяция жирафоподобных инопланетян обитала в летающих домах, настоящих дворцах, которые были построены из лучших материалов; они наслаждались жизнью в верхней, более чистой атмосфере, куда не доходило зловоние.

Проектор замер.

Пришелец взял его и, не произнеся ни слова, вышел из квартиры. За ним последовала недоумевающая свита.

Спустя два дня «Си-Эн-Эн» объявила в новостях, что пришельцы покинули Землю.

Изображение убедительнее слов.

— У нас нет решения для их проблем. Думаю, они это поняли и отправились обратно. Им больше незачем оставаться здесь, разве что продлить приятное времяпрепровождение, пользуясь гостеприимством ООН.

— Видимо, вы не отдаете себе отчета, что поставлено на карту, мистер Феррейра, — возразил сидящий напротив меня сотрудник ФБР по фамилии Крейвен. — Новые технологические возможности, достижения науки…

— Старые социальные болезни, общественное неравенство, — прервал я. — Отсутствие перемен. Полная безнадежность. Отчуждение в обществе. Не надо делать вид, что этого не существует.

— Да, но ведь все шло хорошо. Все было в порядке до тех пор, пока посланнику не вздумалось посетить вашу выставку. Культурная программа, черт бы ее побрал. Фотографии хорошенькой куколки. Кто бы мог подумать…

— В рекламе было указано, что проводится сбор пожертвований для бедняков Бразилии. Вы все загубили.

От возмущения Крейвен вскочил.

— Да, конечно, мы плохие, мы отвратительные, мы не сочувствуем вашим оборванцам!.. Кстати, визу вам больше не получить, впредь вы не сможете въехать в США, чтобы разжиться американскими долларами. И вам никогда не удастся выставить свои мерзкие работы! И еще одно, — добавил он. — О вашей подружке мы тоже не забудем. Она никогда не получит разрешения на выезд из страны, понятно?

— Вам не нравится, что мы, оборванцы, уводим у вас ваших женщин, — вспылил я, намереваясь встать и врезать ему.

Едва уловимая мимика Крейвена подсказала мне, что ему самому неловко за сказанное. Я понял: чиновник явно переборщил. Не мог он запретить американской гражданке покинуть страну, даже если та косвенно причастна к делу о пришельцах. Значит, я увижу ее снова.

От радости я улыбнулся, хотя мне предстояло вернуться на родину и вновь столкнуться с нищетой.

Я думал о женщине, чье прекрасное лицо среди странного вида статуй позволило инопланетянам узнать людские беды.

Они надеялись увидеть на Земле иное общественное устройство, познакомиться с иными путями решения проблем. Возможно, пришелец тоже вернулся домой к горькой действительности. Я пробовал мысленно сравнить себя с ним. Хотелось верить, что мы похожи.

Вот только удалось ли ему понять, сколь хороша эта женщина?

Сотрудник ФБР чего-то ждал. Наверное, моего последнего слова — перед тем как меня выдворят из страны и посадят на отправляющийся в Бразилию пароход.

— Кажется, мы оба остались безработными, — заметил я.

Крейвен едва заметно усмехнулся.

Тут я увидел у него на столе картонные коробки с моими фотографиями. Их намеревались отправить вместе со мной.

— Хотите взглянуть на мои работы? — предложил я. — Они по-своему красивы.

Браулио Таварес

Paperback Writer

Мерцают хрустальные люстры, и блики света мечутся между мраморными стенами и золотыми рамами больших салонных зеркал. Слышен неразборчивый шум голосов, который становится все громче по мере того, как люди проходят через ворота Дворца Концертов, постепенно заполняя вестибюль. Впрочем, некоторые посетители прямиком направляются к огромной парадной лестнице, покрытой коврами из меха шиншиллы и соболя. Темнокожий мужчина изучает программку. Его пышная шевелюра тщательно выбрита на макушке, обнажая костистое полушарие черепа, на котором изображен логотип какой-то секты.

— Сегодня у нас будет на выбор одиннадцать Циклон, — комментирует он. — Зачем так много?..

Его спутница тоже с голым черепом. Тело ее закутано и просторное одеяние из синтетической паутины, словно в облако.

— Наверное, этот тип — не такой уж великий исполнитель, — говорит она, — если он пытается произвести впечатление обилием опций.

— Да я вовсе не против количества! — восклицает мужчина. — Почему-то оно всем колет глаза, но в данном случае именно количество имеет концептуальное значение. Упор на качество делает искусство вульгарным, и если каждый будет стремиться увидеть то, что хочет, то единое сопереживание никогда не возникнет!..

Люди продолжают входить в вестибюль. Женщина трогает мужчину за руку и указывает на кого-то в толпе.

— Ну наконец-то!.. Посмотрите, кто пришел.

С другого конца вестибюля к ним приближается человек с густой черной бородой и в черной тунике. Он держит левую руку на уровне груди, и вокруг его запястья обвивается змея. Завидев супругов, чернобородый улыбается.

— Профессор Аркандал!.. Неужели я вижу призрака? — говорит он. — Впрочем, появление таких призраков, как вы, всегда только приветствуется.

— Нет, Аксис Бруно, это я собственной персоной, — говорит Аркандал. — Вы же знаете, что мы не гнушаемся Концертами.

— Да-да, я знаю, вы не презираете их, — говорит Бруно. — Но мне известно и то, что обычно вы посвящаете вечера более благородным зрелищам. — Он останавливается перед супружеской парой и отвешивает поклон женщине. — Леди Оланда, даже звезды не могут сравниться с вашей красотой.