Встреча с неведомым(изд.1969), стр. 79
Среди писем было и от Гарри Боцманова. Мы его прочли вслух вместе с Марком. Хотите, приведу его полностью? Вот оно:
Пишет тебе самый счастливый человек на Земле —
Гарри Боцманов, кок с антарктической станции на острове Грина. Я нашел-таки своего профессора Черкасова…
Но расскажу все по порядку, как в тех романах, что ты мне когда-то рассказывал мальчиком. Я благополучно добрался до Одессы и нашел китобоя, где меня с нетерпением ждали мои друзья-моряки. Их скучный нафталинный кок тотчас уступил мне свое место на камбузе, и в тот же вечер я накормил братву пельменями по-сибирски (добавки сколько хочешь!). А после ужина мы устроили на палубе такое веселье, так отплясывали «яблочко», гопак и твист, что сам капитан позавидовал и сказал: «Вот это кок!»
Настало время, и наш «Мурманец» вместе с китобойной флотилией вышел в рейс.
Хотя я настоящий моряк, но экватор пересекал впервые, потому братва меня выкупала, а Нептун с бородой до колен преподнес мне «диплом». Вот смеху-то было! Увидал я небелого кита, хотите верьте, хотите нет. Как заорали из марсовой бочки: «Кит на лине!» — я сразу подумал: это будет белый кит! Мне же напророчил встречу с ним покойный капитан «Мурманца». А его книгу «Моби Дик, или Белый кит» я до сих пор вожу с собой. Храню как зеницу ока. И что же вы думали? На лине белый кит! Гарпунеры сказывали, что за всю жизнь не встречали кита альбиноса, но я-то знал: это для меня!
Уж гонялись за ним, за белым китом. Сначала за ним, а потом от него. Потому что этот современный Моби Дик так разъярился, что страшно смотреть. Как стукнет головой по обшивке «Мурманца», как стукнет! Полный назад! Удар пришелся где-то в носовой части. Это еще полбеды. Главное, чтобы в винт не попал. Голова белого кита что скала. Натерпелись мы страху. Вдруг он повернулся к нам задом и словно растаял, больше мы его не видели. Мистика, да и только! Понял я тогда, что это был мой кит, по мою душу приходил.
А обыкновенных китов набили сколько хочешь. Гарпунер, на палубу! Выстрел. Добойный выстрел! Потом накачают кита воздухом, воткнут в тушу бамбуковый шест с флагом и оставляют на плаву. У китобойцев это так и называется: поставить на флаг. Пока братва охотилась на китов, я готовил им разные блюда и ломал голову, как добраться до Черкасова. По воде ведь не побежишь сотни километров? И опять мне повезло. До чего же я везучий человек!
Вызывает капитан — директор всей флотилии — к аппарату нашего добряка капитана. Дескать, так и так, дается «Мурманцу» боевое задание: идти на юг в район кромки льда в дальнюю разведку. А коль идем мы на юг к Антарктиде, свалили нам всю почту для зимовщиков. Тюки с газетами и письмами, горы ящиков и бочек. Понимаешь? Погрузка окончена, капитан-директор отдает нам приказ по радио: «Полным ходом на юг до кромки льда».
Пока выясняли насчет китовых стад, я места себе не находил: выйдет мой номер или сорвется? Но недаром я родился в сорочке: остановились у припайного льда острова Грина. Я чуть не в ноги капитану: «Разрешите сойти на берег, дружок у меня здесь работает». Засмеялся капитан: «А среди пингвинов у тебя нет, случаем, знакомых?», но разрешил.
Когда профессор Черкасов увидел меня, то рыдал, как ребенок. Я ему в унисон. Обнялись и плачем в три ручья. Потом он меня познакомил со всеми честь честью и приказал ихнему старику коку подавать на стол все, что только имеется. Однако я отверг это угощение, потому что мне не до него было.
«Не за угощением я сюда к вам добрался от одного полюса к другому, — сказал я Дмитрию Николаевичу, — что хотят, пусть со мной делают, хоть судят военно-полевым судом, но я вас нашел и я вас не оставлю».
Профессор аж затылок зачесал, понял, что добром я отсюда не уеду. И развил он тогда деятельность в радиорубке— двух радистов загонял, но своего добился: меня оставили коком в Антарктиде, а ихний кок заменил меня на «Мурманце». Он и не особо упирался: внук у него в Одессе народился, и уж очень ему хотелось того внука повидать.
Братва меня теперь почтет изменником, я даже не осмелился за своими вещами явиться на «Мурманец» — ребята ездили. Неловко, что и говорить. Сукин сын я, и больше ничего.
Письмо это я пересылаю уже не с «Мурманцем» — его давно и след простыл, — а с самолетом, который полетит сначала в Мирный, потом в Москву.
Я уже со всеми на станции подружился. Очень хорошие здесь люди! Днем я их кормлю, стараюсь, чтобы повкуснее приготовить, а вечером смешу. И на балалайке играю, и морские песни пою, и пляшу. Вчера дорогой мой профессор так смеялся, до коликов в боку, а потом вдруг ему взгрустнулось, и он говорит: «Может, и Ермак был бы жив, если бы я сразу взял тебя с собой… Не могу себе простить».
Очень мне были приятны эти его слова. Высшая награда.
А на могиле Ермака я бываю чуть ли не каждый день. Оттуда виден весь океан».
Глава двадцатая
СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ
Три года в Москве протекли, как река — порожистая, неспокойная, неподходящая для судоходства…
Сегодня у нас гости. Лишь самые близкие друзья. Придет Марк с Ниной, Ангелина Ефимовна с Фомой Сергеевичем, Николай Иванович Успенский и профессор Герасимов, молодой доктор наук Евгений Михайлович Казаков с Лизой (надо строго поговорить с Таней, чтобы не дерзила ей. И за что она только невзлюбила Лизу?). Придет Гарри Боцманов, веселый кок. У него отпуск. Гарри опять работает на «Мурманце». Отходчивые моряки простили ему бегство в Антарктиду, откуда он целый год осыпал их письмами с описанием самых невероятных приключений.
Папа хочет о чем-то посоветоваться с друзьями. Нашел когда советоваться. Сегодня годовщина его свадьбы и можно было бы просто повеселиться.
Да, год назад профессор Черкасов женился на бывшей своей ученице, вдове погибшего друга, Вале Герасимовой.
Когда отец смущенно сказал мне, что женится на Вале, я совсем не удивился, только обрадовался. Что-то в этом роде я подозревал давно. Мне сразу вспомнилась сцена в избушке Абакумова. Помните? Ангелина Ефимовна рассказала отцу, что Ермак делал Вале предложение, а она отказала. (Бедный Ермак тогда очень тяжело это пережил.)
«Он был бы ей прекрасным мужем, — сказала тогда тетя Геля, — но не о нем Валя думает, когда остается одна».
«Вы подразумеваете… Женю?» — с запинкой спросил отец. Он был явно доволен, что Валя отказала.
«А кого же еще?» — удивилась тетя Геля. И напрасно удивилась. Не о Жене думала Валя, а совсем о другом человеке — Дмитрии Черкасове. Его она любила со студенческой скамьи.
Я заглянул в столовую, кухню. Бабушка, Валя, Таня подняли кутерьму, готовясь к приему гостей.
— Я иду в город, — сказал я, — будут поручения? Поручения, конечно, нашлись, и столь разнообразные, что я их тотчас же перепутал.
— Валя, напиши ему на бумажке, он же забудет! — сказала потная, захлопотанная бабушка.
— Я пойду с тобой, Коля? — спросила Таня.
— Нет, не пойдешь. Кстати, зайди-ка ко мне. Надо поговорить.
— Может, не надо? — вздохнула Таня. — Я не буду с ней совсем разговаривать, так что не нагрублю. Не бойся.
— Вот еще мне телепат! — проворчал я.
— Что такое телепат? — лукаво осведомилась Таня. Она сильно растет, стала длинноногая, неуклюжая и смешная. Досталось мне с ней хлопот! Месяца не проходит, как вызывают в школу: очередная выходка. Но к ней относятся хорошо — Таня королева школьной самодеятельности. Гвоздь программы.
Записка написана—длинный список! В кармане две авоськи. Зайду в магазин на обратном пути.
Я выхожу из метро и иду знакомыми улицами, по привычному маршруту, останавливаюсь невольно у каждой афиши. Но теперь мне будет не до театров. Последний год в университете. Будущей весной выпускные экзамены, защита диплома.
Марк тогда все же соблазнил меня, и я пошел за ним на астрономический. Очень уж хотелось учиться вместе. Астрономия мне всегда нравилась. Я тогда оказался на курс впереди, и Марк (с моей помощью) за год одолел два курса. Мы в тот год все вместе ездили на Ветлугу. Марк с Ниной, бабушка, Танюшка и я. Женщины не мешали нам заниматься, и я подготовил Марка на «отлично».