Пташка Мэй среди звезд, стр. 17
Капитан перестал шить, кивнул, и его лицо окаменело, словно коленная чашечка великана, у которой они устроились.
— Да… Но моя вина нет! — резко добавил он, и его нос покраснел.
— Конечно же, вы не виноваты. — Мэй продолжала вертеть росток.
— С добрым утром. — Из-за коленной чашечки вышла Беатрис. — Пойдем. Я развела костер.
Мэй робко улыбнулась подруге и с облегчением увидела, что Беатрис ответила ей улыбкой. Они помирились.
Кот взглянул на горы и молнией скрылся за коленной чашечкой.
— Вот и я себя также чувствую, — шепнула Мэй.
На третий день пошел снежок. А к утру четвертого, когда друзья взобрались высоко по склону одной из самых неприступных гор, началась метель, да такая, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Мэй, Беатрис и Фабио держались друг за друга, чтобы не потеряться. Пессимист разрешил Тыкверу взять себя на руки, хоть и притворился, что ему это не по душе. Теперь он выглядывал из-за пазухи призрака, который летел, весело напевая о «гробнице в Сарасоте, там, где милая живет».
— Вершина где-то близко, — сказала Мэй, с трудом взбираясь на окаменевшую ногу. Девочка тряслась от холода.
— Что это? — Беатрис приставила ко лбу ладонь и прищурилась.
Впереди, за снежной пеленой, зиял черный проход. Вверху светился неоновый указатель: «К СЕВЕРНОЙ ФЕРМЕ».
Друзья переглянулись. Из тоннеля шел теплый свет.
— Что думаете? — спросила Беатрис.
— Идем! — решил Фабио. — Это явно короткий путь.
Мэй посмотрела на пещеру. Странно, что зловещий перевал оказывает им такой радушный прием. Но Мэй замерзала, а во взглядах друзей было столько надежды. Даже Пессимист выглянул из-за пазухи Тыквера и с любопытством развернул уши в сторону тоннеля. Внутренний голос подсказывал, что нужно идти дальше, вверх по склону, но девочке не хотелось его слушать.
— Давайте посмотрим, — неуверенно сказала она, и путешественники заторопились к пещере.
Позади мигнули и погасли неоновые огоньки.
Зомби и гоблины остановились, дрожа. Вдалеке, над горизонтом, вздымались кривые, острые, неприветливые вершины гор. Даже у командирши Берсерко шерсть встала дыбом. Кошка прошлась вдоль границы, отделявшей Окаменелый перевал от Мерзкого нагорья, вынюхивая, где живая девочка и кот повернули в сторону гор.
Командирша убедилась, что путешественники начали путь именно отсюда. Острый нюх подсказывал ей, что след тянется до самой горной гряды. Берсерко усмехнулась, показав острые клыки.
Она махнула гоблинам лапой, и те рассыпались вдоль границы, прячась кто за чем. Зомби командирша отправила дальше, на восток, где они должны были спрятаться своим привычным способом. Все выходы на Мерзкое нагорье оказались перекрыты.
Правда, в таких мерах, возможно, и не было нужды. Смельчаки, которые уходили на Окаменелый перевал, никогда не возвращались.
Командирша устроилась поудобнее и стала ждать.
Глава тринадцатая
Окаменелые
В тишине тоннеля дыхание Мэй и Пессимиста клубилось облачками и улетало вперед, словно бы приглашало их за собой. Вокруг эхом звенели ручейки талой воды. С обеих сторон поднимались какие-то глыбы.
Кругом было по-прежнему холодно, но ветер больше не хлестал друзей ледяной плетью, и Мэй ослабила завязки савана. Ткань местами порвалась, и в дыру проглядывало живое тело.
— Ау? — окликнул Тыквер, с удовольствием слушая, как эхо повторяет голос. — Тыквер самый-самый! — прокричал он и приложил длиннопалые руки кушам.
Сквозняк поднял клок волос на макушке у призрака. Эхо вернулось опять. И опять.
— Т-с-с-с! — зашипели Мэй и Фабио.
Беатрис подплыла к одной из глыб и ахнула:
— Мэй! Посмотри!
Девочка подбежала к подруге.
Это была не просто глыба, а статуя гуля: из пасти торчали острые клыки, руки прикрывали глаза, словно он чего-то испугался.
— Странно… — сказала Беатрис.
— Наверное, не стоило сюда входить, — засомневалась Мэй, но капитан уже летел вперед по тоннелю.
— Я нашел дорогу, — гордо объявил Фабио.
На попу светилась, указывая путь, голубая стрелка.
Пессимист выскользнул из-под рубахи Тыквера, проскользнул у призрака между ног и спрятался за него.
Все нехотя пошли за капитаном. Из темноты показались новые статуи: гули, гоблины, даже несколько призраков и привидений. Один держал перед лицом голографическую камеру, словно пытался сделать снимок.
— Наверное, это голограф, про которого писали в книге, — шепнула Беатрис. — Тот самый, который пропал.
Мэй поежилась.
На лицах статуй застыл ужас. Чем дальше друзья шли, тем чаще им встречались изваяния, которые уже плотно прилегали друг к другу, образуя нечто вроде стены.
— По-моему, лучше повернуть назад, — сказала Мэй, оборачиваясь к Беатрис и Тыкверу, но позади никого не было.
Сверху донесся звук — словно бы кто-то выдохнул после глубокого вдоха. Пахнуло ледяным ветром.
— Тыквер? Беа? — позвала Мэй и огляделась. — Киса?
Девочка вздрогнула. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. В пещере, должно быть, похолодало градусов на десять. Мэй посмотрела вперед, туда, где скрылся Фабио.
Фффффшшшшшшшшшшшшшш.
Мэй обдало холодом, и она задрожала.
— Кто здесь? — пискнула девочка. Сердце гулко стучало в ушах. — Фабио? — позвала она. Никто не ответил.
Мэй прислушалась, но все было тихо. Девочка посмотрела вокруг, заглянула в тоннели, которые расходились в стороны, точно полые корни. Из правого коридора снова дохнуло холодом. Ветер пригладил ей волосы, разделив челку надвое. Мэй зябко запахнулась в саван и подошла к входу в тоннель. Нос тут же заледенел.
— Кто тут? — спросила девочка. Ей ответило только эхо.
Она помедлила на пороге, не зная, что делать. И тут Мэй увидела кого-то: его скрывали тени, но все же девочка разглядела в глубине тоннеля щуплую, низенькую фигурку.
— Кто вы? — позвала она.
«Кто вы?» — откликнулось эхо.
Мэй на цыпочках прокралась вперед. Фигурка тоже сделала несколько шагов. У нее была походка ягуара — уверенная и грациозная.
— Кто вы? — снова пискнула Мэй.
Она остановилась. Фигура тоже. В ней было что-то странное. И очень знакомое.
Темные волосы. Блестящие глаза. Задумчивый наклон головы.
Вытянув руку, девочка медленно подошла к своему отражению в ледяном зеркале. Перед ней стояла другая Мэй, не та, которую она знала. Эта Мэй была старше, наверное, года на два или на три.
Коленки у нее были не острые, а удлиненные, тонкие, как у газели. На лице темнела боевая раскраска. Плечи укрывал темный, сверкающий саван. За спиной висел колчан, полный серебряных стрел. Длинные черные волосы свободно ниспадали на плечи.
— Ты — не я, — прошептала девочка.
Другая Мэй была ослепительна. Она сияла, словно звездочки на купальнике.
Мэй боязливо тронула зеркало пальцем. И сразу поняла, что допустила ошибку. Обжигающе-ледяной холод пробежал сначала по ее пальцу, затем по ладони вверх, к локтю, проникая до самых костей. Пальцы онемели. Тело перестало слушаться. Мэй попробовала отдернуть руку, но не смогла. Она повернула голову, и шея заскрипела. Девочка хотела отступить, но в ужасе обнаружила, что ноги приросли к земле. Она опустила голову. Ступни выглядели так, словно… окаменели. Мэй превращалась в изваяние.
Она попробовала вскинуть голову. Шея затрещала и тоже стала камнем. Теперь Мэй только и могла, что смотреть на девочку в ледяном зеркале. Та вдруг улыбнулась и подмигнула ей.
Пессимист бродил по ледяному тоннелю, разыскивая хозяйку. Несмотря на пальтишко, он весь дрожал. Наконец кот замер и принюхался. Поблизости что-то было не так. Он как раз начал думать, что именно могло случиться, когда неожиданно увидел впереди тень.
Редкая шерстка Пессимиста встала дыбом, хвост вытянулся.
Мэй сжимала в руках букет алых роз, бутоны осыпали ее волосы, и глаза девочки были закрыты. Она лежала под стеклянным колпаком, точно пирожное в витрине кондитерской.