Восставшая из пепла, стр. 53

Из живота у меня поднялся белый жар и наполнил мне мозг. Я почувствовала, что если я не смогу высвободить его, то у меня треснет череп. Из глаз брызнула ослепительная белая боль. Руки сжались в узлы муки и ярости. Я вытянула их над головой, поднялась на стременах, все мое тело ныло и напрягалось, когда я выкрикнула им вслед единственное слово.

На насыпной дороге вспыхнула рваная пелена. Лошади пронзительно заржали и взвились на дыбы. Земля громыхала и содрогалась. Гром и холодный жар затмили мир.

Только моя лошадь стояла подо мной неподвижно, как скала. Боль меня покинула, оставив слабой, дрожащей и бледной. Я с усилием выпрямилась и открыла глаза, мгновенно заслезившиеся. Черные солдаты и их кони пребывали в хаосе, люди вылетели из седел, тела животных шатались и брыкались. Караванщики повалились аккуратными рядами среди своих цепей. Их кожа, казалось, лишилась всякого цвета, и на них самих и на окружающей их земле лежал своеобразный серебряный осадок. Все они были мертвее мертвых.

Меня чуть не вытошнило, я ощущала головокружение, дурноту. И мне потребовалось некоторое время, чтобы заметить, что черные люди пали вдоль насыпной дороги на колени, стискивая свои маски-черепа и открывая надменные сильные лица и серебристо-белые волосы. Ко мне очень медленно приблизился капитан, красивый мужчина с лицом, как и у всех остальных, жестоким и холодным, но теперь раздетым донага, как и у остальных.

— Прости нас, — взмолился он, падая передо мной на колени в пыль. Мы давно тебя ждали. Так давно, что были неразумными, — а затем он произнес мое имя, имя целительницы, как сперва подумала я, а потом поняла разницу, ибо он повторял его вновь и вновь, свистящее, шипящее слово с «У», смягченным до звука «О»в Старинной речи. — Прости нас, Уастис, Богиня, Великая, прости нас, согрешивших, Уастис, Богиня…

Глава 2

Сейчас трудно объяснить, что я в то время не испытывала душевных мук или раскаяния из-за того, что совершила. И сейчас нельзя добиться никакого словесного искупления. И все же убийство само принесло кару за себя. Я шаталась в седле, словно мучимая какой-т болезнью, бледная, полуослепшая, полуоглохшая, неудержимо дрожа, с телом, промокшим от ледяного пота. Но с прежним ощущением Силы, а никак не поражения. Это было лишь временное расстройство. По бокам от меня ехали черные солдаты, снова в масках. Мертвых караванщиков оставили тем хищникам, какие могли существовать в этом бесплодном месте.

Свистел ветер.

Мы не поднялись по самому дальнему отрезку насыпной дороги, который вел к горящим черным воротам Эзланна Темного. И направились вместо этого по скальному карнизу, шедшему вокруг основной массы скалы и достаточно широкому, чтобы по нему могло проехать шестеро в ряд. Наконец зияющий арочный вход, тускло-зеленоватый свет факелов в стенах, скат, идущий по наклонной вниз, а затем вверх. Местами нам преграждали путь железные ворота с механизмом, реагирующим на нажимы браслета из переплетенных змей. Все это я увидела, но спросила намного позже. Последние ворота были не из железа, а из воды — нам преградила путь водяная завеса, но они, по-видимому, умели управлять и ею, ибо над головами у нас сомкнулись огромные плиты и перекрыли ее, пока мы не проехали.

Я поняла, что мы теперь в Городе, однако, все еще по прежнему под землей. Черные, полуосвещенные, высеченные людьми проходы. А затем новый свет, холодный и серый, под открытым небом. Мы выбрались на круглый двор, окруженный черной стеной и черными сверкающими колоннами. Единственная брешь в этой стене — извилистый проспект из белого камня с выстроившимися по обеим сторонам высокими темно-зелеными кедрами; за ними с обеих сторон — голубоватая панорама садов. Мы поехали между кедров, где стояли черные мраморные статуи мужчин и женщин, сплетенных со зверями и птицами: свет скользил и сочился по их застывшим телам. Вот и последний поворот, и впереди дворец военачальника Джавховора. Построенный наподобие одинокой башни высотой в десять этажей, он вытягивался ввысь, сужаясь в соответствии с планировкой и с перспективой. К нему вела лестница, белая с черно-алыми прожилками. На первом пролете высился ряд громадных округлых арок с изображением зверей, сделанных, казалось, из многоцветного хрусталя. Узор на дверях повторялся и в следующих секциях башни, но уже в длинных окнах. В этом пронизанном радугой стекле вспыхивали и гасли огни — фиолетовые и изумрудные, лиловые, розовые, лавандовые и золотые. На ступени лестницы и на наши тела лились сияющие разноцветные капли.

Все это я тогда увидела в беспорядке. Этот новый ландшафт казался ирреальным. Мои сопровождающие пребывали в растерянности, разрываясь между своим воинским долгом перед командиром и своим новым духовным долгом по отношению ко мне. Капитан и трое воинов препроводили меня в башню. Об этом я мало что помню. Со всех сторон меня окружала великая красота, но мне стоило невероятных усилий удержаться на ногах, и я не могла наслаждаться ее созерцанием. Думаю, я впала в тупой сон-транс и очнулась, только услышав раздраженный насмешливый голос, вонзившийся в их благоговейное и мое сонное молчание, словно нож.

— Так, значит, это богиня, да? Это пугало с поля какого то хуторянина? Ты что, Сронн, ума лишился?

Ко мне вернулась способность видеть, и мои глаза невольно сосредоточились на говорившем человеке. Из моего мозга в позвоночник стремительно разлился электрический страх. Казалось, я знала его, отлично знала.

— Вазкор, военачальник, Истинное слово гласило о пришествии богини, — осмелился сказать капитан, склонив голову перед человеком, который был его господином, уступающим в старшинстве только Владыке Эзланна.

— Знаю. Уастис. Неужели эта женщина — я называю ее женщиной только за неимением достаточно мерзкого определения, которое могло бы подойти к ее внешности, — кажется тебе воплотившимся духом Древних?

— Она убивала, Вазкор, военачальник. Я докладывал.

— Да, ты в самом деле докладывал.

Мой взгляд прояснился, и я разглядела его. Высокая, крупнокостная, элегантная фигура, энергично, по-звериному и уверенно носившая его темную мужественность. Его лицо тоже скрывала маска, золотая маска в виде головы волка с красными стеклами в узких глазницах. Серебристые волосы волчьей гривы скудно висели поверх его собственных, доходивших почти до талии, жгучих иссиня-черных волос — шевелюры темнокожего народа. И кожа у него на кистях тоже казалась оливково-серой бронзой, однако форма их была совершенно иной. На тонких, крепких, как железо, пальцах пылали три черных кольца. Он носил длинную черную бархатную тунику, доходящую до середины лодыжек, но с разрезом на бедрах с боков, напоминающую мне юбки разбойников. Черные штаны из прекрасной переливающейся ткани и сапоги из пурпурной кожи с бессчетными мигающими золотыми пряжками. На шее у него висела цепь — одиннадцать гладких колец выдолбленного зеленого нефрита, соединенных золотыми звеньями.

Сначала волкоголовый стоял совершенно неподвижно. Затем он положил руку на плечо капитана, легко и смертоносно.

— Сронн, тебе известно, как нам необходимо организовать принудительный набор рекрутов для самой последней кампании Джавховора. Может, ты подвел меня и используешь эту жалкую телку в качестве оправдания?

Дурнота от применения Силы быстро таяла.

— Все обстоит именно так, как он тебе говорит, — сказала я.

Золотая волчья голова дернулась в мою сторону. В этом жесте было столько неприкрытого возмущения, что я чуть не посмеялась над ним.

— Помолчи, сука пустыни. Ты здесь никто.

Я узнала его презрение — презрение Высшего к всего лишь человеку. Но уязвимым-то был как раз он. В глаза мне вонзились два копья боли. Нефритовая цепь сорвалась с его шеи, потрескалась и упала мелкими кусками на мраморный пол. Солдаты тут же рухнули на колени. Но он оказался не столь быстрым. Он очень медленно направился ко мне, и голос его был тихим и сухим.

— Ты, видно, не знаешь меня, иначе не пыталась бы пробовать на мне свои колдовские фокусы.