Владыка Смерти, стр. 3

Потом тело колдуна обмякло, но перед смертью глаза его переполнились печалью, и он прошептал:

— Наразен, яд учителя заставил меня наложить на тебя проклятие. Я сам никогда не сделал бы этого, любимая.

Внезапно изо рта Иссака хлынула кровь, и жизнь покинула его тело.

Когда стихли слова проклятия, Наразен похолодела. Но вместе с останками Иссака, погребенными в безымянной могиле, за городскими воротами, там, где хоронили преступников и самоубийц, она похоронила память о нем. Однако в глубине души королевы проклятие оставило свой след, Наразен не забыла о нем.

Целый месяц дули сильные ветры. Они раскрасили город во всевозможные оттенки охры, засыпав его пылью равнин, и Мерх стал маленьким адом. Ветры сменились засухой, выпившей всю воду в реке. Стада не могли напиться, вымя животных опустело. Вслед за тем пропало молоко у женщин, им нечем стало кормить новорожденных младенцев, а потом исчезли те, кому оно было нужно, — все дети рождались мертвыми. Ни в Мерхе, ни в его окрестностях не стало женщин, гордо выставлявших напоказ большие округлые животы. За все лето не было ни одного дождя. Страшная жара выжгла весь урожай. Наступил голод, и чума танцевала на улицах Мерха то в красных одеждах, то в желтых…

Как и предрекал Иссак, люди обратились к богам. И согласно предсказанию, боги сжалились и ответили людям, но, возможно, это были слова жрецов, видящих лишь раскаленные гроты или пересохшие родники там, где когда-то текла зеленая и прозрачная вода. Оракулы сказали: «Мерх будет как Наразен. Когда у королевы Мерха родится ребенок, кончатся бедствия. Когда лоно Наразен станет плодородным, тогда страна возродится, но, пока королева суха, как кость, страна будет такой же, а то и еще хуже».

Самое удивительное, что прорицание оракулов совпадало с проклятием Иссака — или того, кто властвовал над его душой. Королеве не оставалось ничего другого, как поступать согласно пророчеству колдуна. Однако Наразен верила, что существует лазейка, какое-то упущение в проклятии, и если бы королева смогла ее найти, она спасла бы страну от гибели, и подданные вновь полюбили бы ее. Ибо если Наразен что-то и любила, то это было королевство Мерх. Если ей суждено принять позор ради спасения Мерха, она не станет отступать, и не будет ни унижена, ни оскорблена этим.

И Наразен открыла двери своей спальни. Не великаны стояли теперь у входа, охраняя ее покои, а толпа мужчин. Одних все происходившее смущало, другие же, наоборот, держали себя самоуверенно, разглядывая повелительницу Мерха, как быки корову. Подходящее наказание для такой женщины как Наразен, но не это занимало ее мысли. Королева учтиво кивала каждому из мужчин. Все они были достаточно известны. Королева вела их за собой, и они входили спальню, а затем в Наразен. Она терпела, и подданные хвалили ее за это. А когда королева не зачала, знатные люди послали самых крепких, здоровых мужчин королевства послужить ей. Позднее в спальню королевы допустили и чужеземцев.

Этот год выгорел и осыпался желтой шелухой. И Наразен, крутившаяся в его пламени, казалась такой же выгоревшей и высохшей. Лишь душа ее не сгорела в этом огне. Сохранилась и ее красота. Королева по-прежнему притягивала взгляды мужчин. И еще у Наразен осталась гордость, хотя в дальних странах теперь ее называли Шлюхой из Мерха — ведь никто не верил, что она не получает удовольствия от своего наказания. Страдания, которые прежде раздирали ее, постепенно притупились. Королева стала бесчувственной, носила черные одежды, чтобы быть похожей на тень. «Остерегайтесь, когда будете проходить через Мерх, а то Шлюха съест вас вместе с вашими фаллосами, — говорили путники друг другу. — Всем известно, Наразен всегда голодна, да и страна ее голодает».

Пришла зима, тяжелая холодная зима. В стране царили голод и разруха, словно по цветущим равнинам прокатилась волна огня. Высоко в горах лежал снег, но и там его покрывали хлопья сажи. Даже зима заболела в Мерхе.

Наразен бродила по высокогорным тропам. Она спала с пастухами и подпасками. Когда она, обнаженная, появлялась перед ними, ее тело цвета майского меда и огненно-рыжие волосы возбуждали их. Мужчинам казалось, что это богиня спустилась с небес осчастливить их. Они мечтали о сыновьях, зачатых ими в прекрасном теле богини. Сыновей не было, но любовники Наразен об этом не знали. Королева спала с разбойниками. Один из них полоснул ее ножом, и повелительница Мерха приказала убить его. Всю злость от собственной беспомощности выместила она на этом несчастном. В ее постели не осталось места для женщин, так же как больше не было и пронзенных копьями леопардов у ее ног. Ложе с Наразен делили только мужчины, а сама королева стала леопардом на их копьях. Она ничего не чувствовала и жила, как будто во сне. Наразен могла быть только такой — гордой и прекрасной, без стыда несущей бремя позора. Но по-прежнему она оставалась бесплодна, и страна умирала.

Зима, наконец, с радостью покинула Мерх. Весна принесла новые ураганы, лето — желтую пыль. Чума, отоспавшись за зиму, надела просторные одежды желтой лихорадки и бродила по улицам города, стуча в двери домов.

И тогда настал день, когда Наразен пробудилась от сна, сковывавшего ее. Она выглянула из окна, увидела ад, в который превратился ее Мерх, и подумала: «Все мои попытки закончились неудачей. Я должна была хранить свое тело для себя, вместо того чтобы сдавать его внаем. Я стала добычей, теперь же пора вновь превратиться в охотницу». И тогда посмотрела она чуме в глаза и подумала: «Что же мне сделать, чтобы избавиться от тебя?» И чума ответила: «Ты и сама знаешь, но не сможешь этого сделать». Тогда Наразен с шумом захлопнула ставни, отгородившись от пыли и зловония Мерха.

Но королева догадалась, что надо сделать, когда услышала, как неподалеку от дворца какая-то женщина заплакала и стала причитать:

— Мой милый умер от лихорадки! Мой любимый умер!

Услышав стоны несчастной, Наразен вздрогнула всем телом, неожиданно осознав, в кого превратил ее Иссак, и сжала кулаки, ибо поняла, наконец, где проходит путь, ведущий к спасению.

Глава 2

Ночью Владыка Улум бродил по полю битвы. Битва давно закончилась (как кончаются любые забавы, даже самые лучшие), и теперь здесь воцарилась тишина. Победители с добычей ускакали на север, оставив позади себя только Смерть… Когда стихли все звуки, из засады появились вороны; со всех сторон сбежались шакалы, чтобы начать междоусобную войну среди куч, холмов, гор безмолвных и неподвижных тел. Тут и там в темноте замерцали огоньки светлячков, но все они быстро погасли. Только звезды неизменно, неугасимо сияли в небе. Сверкающая россыпь на равнине неба, тишина и безмолвие… Как будто на небесах тоже шла битва и там теперь тоже лежали трупы, отличающиеся от земных лишь тем, что были прекрасны и светились в темноте.

Но все же это были лишь звезды, освещавшие для Владыки Улума поле боя: то, что еще заслуживало внимания.

Улум был черным, атласно-черным, как шкура пантеры, блестяще-черным, как отшлифованный черный жемчуг. Его высокая стройная фигура казалась отлитой из тьмы, а длинные белые волосы, как и одеяния, были цвета слоновой кости. Белые волосы и белый плащ колыхались и мерцали в темноте, и казалось, что это клубы дыма скользят по полю битвы. Лицо Улума редкой, необъяснимой красоты всегда носило маску отрешенности. Люди смотрели на бесстрастное лицо Владыки Смерти и не могли впоследствии вспомнить его. Лик Улума ускользал из их памяти, как вода утекает между пальцами, как морская волна уходит в прибрежный песок во время отлива.

На поле боя протекал неглубокий ручей. Те немногие, кому хватило сил добраться сюда и напиться воды перед смертью, уже умерли, и теперь их лица и руки скрылись под водой, окрасив ее в темный цвет крови. В нескольких шагах от ручья лежал еще живой молодой воин. От боли все плыло у него перед его глазами, но он все же заметил, как высокая тень Улума скользнула мимо, на мгновение закрыв звезды. Воин позвал его. Голос несчастного звучал тише, чем шелест травы в поле. Тем не менее, Улум подошел к несчастному.