Честь Джека Абсолюта, стр. 33

Чашка кофе и горячая булочка обещали приятное ожидание. Однако свежий номер газеты извещал об отставке Питта, первого министра английского короля. Кажется, он был единственным человеком в стране, считавшим, что война продолжится, потому что французов, вступив с ними в союз, поддержат испанцы. Джек находил такое развитие событий не только нежелательным, но и маловероятным, и все же сама мысль о войне отбила ему аппетит, заставив вспомнить, что его ждут в полку, а это муштра, плац, казармы.

— Мне необходимо срочно продвинуться к кульминации, — пробормотал он, бросив надкушенную сдобу на блюдце.

Слуга подумал, что клиент велит долить ему кофе, и с готовностью выполнил приказание.

Джек нахмурился. Нет, решено. Он объяснится с ней сегодня же вечером, как только церберша ляжет спать. Встанет на колени на этом чертовом гравии перед ее задней дверью и будет умолять сделать его счастливейшим человеком на свете, убежав с ним в Шотландию, где не так строги законы и всегда найдется услужливый пресвитерианский священник, готовый без лишних слов обвенчать попавшую в сложное положение парочку. Такой финал подойдет для всех — и для Летиции, в силу романтичности и авантюрности ее натуры, и для него, ибо, заключив брак, он добьется желаемого, не погрешив против чести. Ни ее, ни своей. От побега, приведшего к свадьбе, ее репутация не пострадает, а его только упрочится.

Да.

Все эти мысли привели Джека в такое возбуждение, что он, уже не способный ни есть, ни читать, покинул кофейню и стал расхаживать напротив заведения Фредерика. Когда леди вышли, от него не укрылось, что девушка видит его. Верный обыкновению, он тащился за ней по пятам до Аббатства, но дожидаться там ее не стал. Существовала вероятность того, что миссис О’Фаррелл наймет портшез и Летиция отбудет домой, не сумев с ним переглянуться. Ну что ж, в конце концов, ему надо подробно спланировать бегство, а заодно подумать о том, как отсрочить свое возвращение в армию. Для этого нужна чистая голова. А ничто так не прочищает мысли, как пинта пива и пара-тройка загнанных в лузы шаров.

Кабачок «Три бочонка» на Стол-стрит рекомендовал Джеку его земляк, корнуоллец Труиннан. Заведение ему пришлось по вкусу. Крепкий эль, свежий черепаховый суп, в глубине — бильярдный стол, один из немногих в Бате.

Обдумав некоторые детали побега, но попав в лузу с пяти попыток лишь дважды, Джек разумно рассудил, что оба дела можно уладить с помощью второй кружки эля, и, не оглядываясь, дал знак принести ее. Пригнувшись и целясь кончиком кия в верхушку шара, чтобы правильно подкрутить его, он услышал, как скрипнула дверь.

— Поставь кружку на стол, — сказал юноша, не отрывая глаз от цели.

Вроде бы он учел все: угол, скорость вращения, силу удара. Главное — бить надо коротко, резко.

Джек отвел назад кий…

— Вот, значит, как вы тут служите, сударь?

Эти слова были произнесены столь зычным голосом, что он мог бы заглушить колокола Аббатства. Джек не успел сдержать руку, но от потрясения угодил не по верхушке шара, а по его нижней части. В результате шар резко подпрыгнул, взмыл со стола… и был пойман в полете обладателем звучного баритона.

Джек, быстро отпрыгнув назад, перехватил кий, как шпагу, и направил его в сторону человека, который меж тем невозмутимо забавлялся с попавшей к нему в руку добычей. Подбрасывал и ловил, подбрасывал и ловил.

Кий Абсолюта-младшего был нацелен прямо на старшего Абсолюта.

Глава одиннадцатая

ОТЦОВСКАЯ ЛЮБОВЬ

Потрясение Джека было таким, что он даже и заикаться не мог: изо рта его исходило лишь некое подобие змеиного шипения.

— Ну что, сынок?

Сэр Джеймс наклонился и пустил шар по столу. Он покатился, свалился в лузу.

— Нечего сказать? Потерял дар речи?

— Э-э… — выдавил из себя Джек.

Удивить его сильней было бы невозможно.

Ведь не далее как сегодняшним утром он получил известие, что отец находится за тысячу миль от него.

— О, ты, я гляжу, уже распорядился подать мне пива. — Сэр Джеймс указал на кружку, с которой появился слуга. — Очень вовремя. С твоего разрешения, я утолю жажду.

За то короткое время, которое потребовалось его отцу, чтобы осушить кружку, к Джеку вернулась способность говорить. По крайней мере, обращаясь к прислуге.

— Э… еще два пива, пожалуйста.

— Ха, — промолвил отец, причмокнув губами. — Дорога гонит влагу из человека. А добрый английский эль возвращает ее нам быстрей, чем любой ганноверский лагер, какими я пробавлялся весь последний год.

Он запрокинул кружку, пытаясь выцедить из нее последнюю каплю.

— Когда… как…

— Как я тебя нашел? — хмыкнул сэр Джеймс. — Твое письмо в Абсолют-хаус имело обратный адрес. Я приехал по этому адресу в Бат, а наш земляк, который работает по соседству, любезно сообщил, что во второй половине дня тебя всегда можно отыскать здесь.

Он нахмурился.

— Всегда. Именно так он и выразился. Я потратил чертову уйму денег на твое обучение в Вестминстере, купил тебе патент в одном из лучших полков, и все, значит, для того, чтобы ты стал… э… э… завсегдатаем второсортных бильярдных.

Последнее было произнесено таким суровым тоном и сопровождалось таким возмущенным взглядом, что Джеку не оставалось ничего другого, кроме как виновато потупиться, хотя ситуация вызвала в нем внутреннюю улыбку. Он не видел отца почти два года и с тех пор участвовал в трех сражениях, двух на суше и одном на море, провел, питаясь в основном медвежатиной, зиму в пещере, вынес рабство, убивал людей, любил женщин… а его снова отчитывают за неподобающее поведение, словно нашкодившего школяра.

— Может быть, нам лучше перебраться отсюда куда-нибудь, сэр?

— Нет. Эль заказан. Так что я его выпью.

Отец уселся, как заметил Джек, тяжело. Что раньше не было ему свойственно, и не одно только это. Теперь, присмотревшись к нему повнимательней, юноша не мог не подивиться его одеянию. Сэр Джеймс любил принарядиться еще больше, чем сын, и располагал средствами, позволявшими ему всегда иметь изысканный вид. Однако сейчас торс отца облегал кожаный неприглядный сюртук, какие обычно носят кучера да возничие, а из-под протертого до дыр жилета высовывалась залатанная рубаха. Серые фланелевые брюки были заправлены в просившие каши сапоги для верховой езды. И все это великолепие покрывала неизменно сопутствующая всем летним поездкам по Англии густая дорожная пыль. Она, словно пудра на личике старящейся красотки, слоями лежала на челе сэра Джеймса, щедро припорошив расходившиеся от внушительного фамильного носа Абсолютов кустистые черные брови. Впрочем, тяжелых багровых мешков под глазами скрыть было не дано даже ей.

«Он устал, — подумал Джек. — Таким измотанным я никогда еще его не видел».

Подали эль, и отец единым духом осушил половину пинты. Джек сделал маленький глоток, выжидая. Ясно ведь, что родитель проделал такой длинный путь явно не для того, чтобы пить пиво и упрекать сына по мелочам.

— Матушка? Она…

Старший Абсолют отмахнулся.

— Не дергайся, парень, с ней все в порядке. Ждет в Ганновере. Где-то у меня тут письмо. — Он похлопал себя по сюртуку, подняв облако пыли. — Для тебя, хотя тогда у нас с ней еще не имелось известий, вернулся ты из-за морей или нет. Леди Джейн сильно закручинилась в Лондоне, после того как мы с тобой оба уехали от нее, а ты сам, небось, знаешь, — на его губах появилась улыбка, — что твоя мать не из тех, кому можно просто велеть сидеть на месте и ждать. Но даже она при своем неуемном характере согласилась с тем, что съездить в Англию по неотложным делам и опять вернуться на континент мне одному будет сподручнее.

— Так ты снова отправишься на войну? Но ведь она скоро закончится, разве не так?

— Скажи это лягушатникам, сын. Похоже, они никак не желают признать, что их побили.

Улыбка исчезла.

— Так или иначе, я кое-что тут предпринял, тайно встретился в Лондоне с кое-какими людьми при дворе и в правительстве. По всей видимости, мои враги вознамерились добиться акта об изгнании всей нашей семьи из страны за государственную измену. Я вроде несколько опередил их… но, пожалуй, лишь на какое-то время.