Гладиатрикс, стр. 49
— Лучше присядь.
Девушка возвращалась к дивану, а ланиста гадал, понравится ли ей правда.
— Лисандра, может случиться и так, что разговорами дело не ограничится.
— Я с ним не лягу, — ледяным тоном заявила она. — Мы бойцы, а не потаскухи. И потом, я… я раньше была жрицей Афины. Нам запрещено отдаваться мужчинам!
Этого Бальб не знал, так что ему лишь теперь приоткрылась часть тайны, сопровождавшей эту девицу. Так вот почему ее до такой степени возмутила грубая выходка Нестасена!
— Я имел в виду, что он может возжелать… — Ланиста прокашлялся. — Да ты понимаешь. Если так произойдет, уступи ему. Но этого может и не случиться. Я просто хотел предупредить тебя…
Бальб не договорил, отчего-то почувствовав себя мышкой под неподвижным взглядом змеи.
— Коли так, то мое посещение становится невозможным. Бальб, тебе придется сказать ему, что я захворала…
— Лисандра, на приглашение правителя нельзя ответить отказом!
Ланиста терпеть не мог упрашивать, но что прикажете делать? Фронтин был слишком влиятельным человеком. Если он вздумает обидеться…
— Нет, — повторила спартанка.
— Погоди. — Бальб попробовал зайти с другой стороны. — Я сделаю так, что тебе ни о чем не придется жалеть.
— Ты не в состоянии предложить мне ничего такого, чтобы я передумала, — гордо заявила Лисандра. — Вот разве только свободу, но сомневаюсь, чтобы ты это сделал.
— Да, свободу я не буду предлагать, но, к примеру, могу отменить те двадцать плетей, которые тебе предстоит получить по возвращении в луд. Еще я начисто забуду жалобу лекаря, которого, по его словам, ты до полусмерти избила, чтобы украсть снадобья для уже мертвой подружки.
— Кнутом меня запугать трудно, — сказала Лисандра. — В школе я его напробовалась с избытком. Или ты не заметил, сколько шрамов я ношу на спине?
— Кроме того, я могу приказать, чтобы тебя и твоих гречанок переселили из крохотных каморок в хорошие домики, — пристально следя за выражением ее глаз, предложил Бальб.
Это заставило девушку чуть дрогнуть, и он продолжал:
— Могу давать Нестасену работу с таким расчетом, чтобы ты его и близко не видела. Более того, я, пожалуй, поручу тебе отвечать за обучение гречанок, конечно, в дополнение к твоим основным обязанностям и учебе. Ты, может быть, замечала, что старшие гладиатрикс живут по-иному? Я могу приравнять к ним тебя и твоих гречанок. — Он щелкнул пальцами. — Вот так.
— Если я пойду к Фронтину.
— Да, — кивнул Бальб. — Если пойдешь.
Лисандра снова поднялась и стала расхаживать туда-сюда, сложив на груди руки и задумчиво постукивая пальцем по подбородку. Бальб пристально наблюдал за спартанкой, пытаясь по едва уловимой игре лица распознать ее мысли. Она, конечно, была отнюдь не глупа, но ланиста умел заключать сделки. Его опыт по этой части измерялся годами.
Лисандра остановилась и сказала:
— Хорошо, я пойду, если ты поклянешься, что не отступишь от данного слова.
Бальб вскинул руки, призывая в свидетели небеса:
— Я клянусь.
Лисандра закатила глаза.
— Ох и легко же ты даешь клятвы, Бальб…
— Я человек набожный, — парировал ланиста. — Ты можешь мне не верить, но это действительно так.
Лисандра наградила его долгим-предолгим взглядом, и эти льдисто-синие глаза едва не заставили Бальба суетливо заерзать. Было в ней нечто властное, некое внутреннее право отдавать приказы и ждать их исполнения. Да, эта девчонка оказалась слишком прямодушной, не способной на хитрость и обман, но через несколько лет обещала стать поистине грозной персоной.
— Надеюсь, твои худшие опасения все же не подтвердятся, — негромко проговорила она. — Но если жизнь моих сестер-эллинок может быть облегчена в обмен на мое… на мой поход к этому человеку, значит, быть по сему.
— Я тоже надеюсь, что худшего не случится.
Луций, к своему удивлению, выговорил это вполне искренне. Другое дело, его не очень-то волновало, что он торговался с Лисандрой, используя те награды, которые она и ее соотечественницы заработали себе сами. Удачные выступления на арене уже обеспечили им новое и лучшее положение. Вот только стоило ли Лисандре об этом знать? Пускай лучше думает, будто приносит благородную жертву.
Еще он теперь знал, что миф о доверчивости спартанцев был столь же правдив, как и рассказы об их стойкости и воинской силе.
По возвращении в цирк Лисандра очень тщательно следила за выражением своего лица, не позволяя чувствам отражаться на нем. Внутри же она буквально рвалась на части, даже мышцы живота сводило судорогами. Девушка так до конца и не решила, что же ей делать, но не хотела обременять подопечных своими заботами. Это было бы недостойно. Ей отчаянно хотелось посоветоваться с Эйрианвен, но искать ее времени не было. Бальб велел спартанке сразу же идти в бани, чтобы приготовиться к посещению Фронтина, но она решила все-таки сперва заглянуть к своим эллинкам и поделиться с ними новостями… по крайней мере хорошими.
— Что случилось? — взволнованно спросила Фиба, как только Лисандра переступила порог.
— Да ничего скверного. — Девушка принудила себя улыбнуться. — Все хорошо, и даже очень, — продолжала она. — Меня, как лучшую среди вас, пригласили на торжественный ужин, который устраивает сегодня правитель Малой Азии. Похоже, Секст Юлий Фронтин стал моим почитателем, ну а ланиста, понятно, готов угождать каждой его прихоти.
Тут Фиба закатила глаза, лицо у нее стало кислое. Лисандра про себя приписала все это обыкновенной ревности. Знать бы коринфянке, чем в действительности мог кончиться этот ужин!
— Другие новости касаются уже всех нас, — продолжала она. — Бальб весьма впечатлен нашими выступлениями и по возвращении в школу прикажет содержать нас получше.
Женщины закивали и заулыбались.
— Нас переселят из общего барака в хорошие домики. Меня, разумеется, назначат старшей над вами.
— Неужели? — Фиба склонила голову к плечу.
— Да, — сказала Лисандра. — Я буду отвечать за наше совершенствование. В том, что касается воинских искусств и оружия, вам со мной не равняться. Я как-никак прошла неплохую школу.
— Да, — пробормотала Фиба. — Новости действительно добрые.
— Теперь мне пора. Когда вернусь, смогу порассказать вам немало занятного из жизни римского высшего общества…
Ни Фиба, ни остальные девушки не заметили иронии. Новостям они обрадовались куда меньше, чем ожидала Лисандра. Может, им было страшновато, воительницы сомневались, сумеют ли они соответствовать тому высокому примеру, который она собиралась им показать?
Это в самом деле будет непросто.
Но перво-наперво ей предстояло заплатить оговоренную цену…
XXIV
Когда они кончили с нею возиться, Лисандра едва узнала себя.
Небольшая армия девушек-рабынь, которым ее отдали на расправу, попросту стерла облик спартанки, сотворив вместо нее какую-то иную, незнакомую женщину. Ее лицо сперва выбелили мелом, после чего на щеках красной охрой нарисовали румянец. Той же охрой, только гуще замешанной, покрасили губы. Брови густо зачернили, а по векам прошлись раствором шафрана. Волосы зачесали наверх и уложили в прическу, по словам рабынь, соответствовавшую последней моде. Шаткое сооружение удерживала уйма шпилек, бесконечно раздражавших Лисандру. Ей приходилось все время бороться с позывом повыдергивать их из волос.
Ее облачили в длинный чисто-белый хитон в эллинском стиле, руки украсили браслетами весьма недешевого вида. Девушки ахали и охали, любуясь своей работой. Они поднесли ей зеркало из полированной бронзы, Лисандра глянула на себя и нашла, что выглядит глупо. Щеки спартанки полыхнули краской стыда, она вскочила… и едва не утратила равновесие. Ей показалось, что ее подвесили к потолку за волосы, намотанные на железную проволоку.
«Да что же это за наказание такое! — сердито подумала она. — И как только женщины соглашаются подвергаться подобным мучениям?»